7
— Повторяю второй вопрос, — продолжал Годвин очную ставку. Почему-то ему постоянно хотелось их якобы «повторять» вместо того, чтобы прямо и честно «по-новому формулировать». — Правда ли то, что подозреваемый в этот день проходил через мост не один, а, так сказать, «с зомбяком на хвосте»?
— Правда, — пожал плечами Перейра. — Только, во-первых, мне странно немного, что мы тут всерьёз обсуждаем хвост человека, а ваша хрень на цепи пропускает, не реагирует — может, она испортилась? А во-вторых, я бы лучше сказал по-другому. Это в тот день не живой приходил с зомбяком, а зомбяк к живому пристроился…
Годвин поспешил перебить:
— Не вижу особой разницы.
— Разница та, дурачок, — сообщил Перейра, — что живой до моста мог дойти, но ведь мог бы и не дойти, а зомбяк в этот день дотащился бы обязательно.
— Вот уж не факт! — возразил ему Годвин. — Ожидать зомбяков к определённому времени — это суеверие! — «Дурачка» же он проглотил, не поморщившись — приписал его действию своей ненаглядной «Призмы».
А вот Перейра в ответ не спустил покровительственного тона:
— Никакое не суеверие! Ты бы, коп, не спешил с оценками, а сдружился бы сам с огнемётом, постоял бы с моё на мосту перед Бабилоном, а тогда бы и понял: предсказывать тех зомбяков — плёвое дело. Я ж говорю: появляются еженедельно…
Годвин снова посмел возразить:
— Наша статистика появления зомби близ Нового Бабилона не подтверждает равномерной еженедельности. За последние годы мы наблюдаем стабильный прирост зомбослучаев где-то примерно в два и восемь десятых раза…
Руис его перебил:
— Да какая статистика! Цифирки с потолка!
— Не с потолка! — обиделся следователь.
А пока они спорили между собой, Эссенхельд (он стоял в двух шагах от Перейры) оглушительно рассмеялся.
— Эй, в чём дело? — проворчал недовольный Годвин.
— Глупо спорить с доводами человека, отвечающего под Призмой.
Получилось, что Эссенхельд поддержал Перейру, ну а Годвина не поддержал. Но, с другой стороны, кто таков Эссенхельд: жалкий подозреваемый. Неужели Перейра нуждается в его защите?
И сказал ему так:
— Ты бы, юнец, помолчал. Не твоего ума дело.
8
А юнец-то был прав. Хрень в мешке — ведь она же критерий. Вот Перейра сказал, что зомбячие посещения Бабилона происходят в неделю раз, и никакая же Призма его не поправила. Ну а Годвин? Он что-то другое болтал про статистику появления зомбяков — но ведь был далеко от Призмы, значит, мог и соврать. Да и слова его были какие-то слабые… О «приросте количества случаев появления на планете очагов расширяющейся зомбификации колонистов...» — тут и без всякой индикаторной хрени в мешке сам легко догадаешься, что враньё.
— Годвин, слышь! — закричал ему Руис. — Ну, давай счас поспорим, что ты врёшь, а вот я не вру. Ну-ка, слезай с галереи — и попробуй-ка повторить здесь, под этой штуковиной, все свои цифры. Ты свои повтори, а я повторю свои. Там и станет заметно, с кем согласится Призма!
Годвин пару секунд помолчал. Ха! Проняло мерзавца.Но потом стал петлять, напирая на то, что свидетель не он.
— Да плевать! — ему Руис в ответ. — Я по-твоему, что, свидетельствовать родился? Видишь, справился. Может, тебе слабо?
— Попрошу, — Годвин чуть ли не взвизгнул от ужаса перед своей же Призмой, — попрошу не препятствовать следствию. — Мы должны соблюдать регламент очной ставки между свидетелем и подозреваемым. Подвергать испытанию следователя в это время запрещено. Это так, господа? — Он обернулся к начальникам, что сидели вокруг, в галерее.
Тут же в помощь ему раздалось несколько возмущённых голосов. Но ни один не от Флореса. Все от начальства пожиже.
Рабен:
— Что этот наглый Перейра себе позволяет!
Флетчер:
— Годвин, тебя провоцируют. Делай, что должен, и не обращай внимания!
Мендоса:
— Этот парень и впрямь командир огнемётчиков? Я такого давно бы уже разжаловал. Ни малейшего понимания субординации!
И тогда Перейра воскликнул, беря в свидетели Призму:
— Флорес, слушай! Скажу тебе чистую правду: при артефакте скажу: пусть попробуют опровергнуть… Ну так вот, погляди-ка вокруг себя! Кто тебя окружил на высокой твоей галерее? Думаешь, люди? Так нет: там собрались одни шакалы! Посмотри, как они всей толпой на меня накинулись! И на кого: на того человека, что сохраняет от зомбяков твой Бабилон! И, между прочим, еженедельно хранит, как бы твои шакалы не подсчитали…
Дальше Флетчер, Мендоса и Рабен закричали все скопом, перебивая друг друга. Было весело слышать их крики, не особенно членораздельные. Точно, шакалы, Призма не даст соврать.
Годвин пытался восстановить порядок, да где ему! Только пустил петуха, перепуганный выкормыш Флетчера. Ха! Тот, кто голос сорвал, тот очень уж много врал! Пусть спускается, всё повторит при Призме, лживый облезлый скунс! А орать в усилитель дурацким фальцетом — не надо!
Прибежал и Мак-Кру, попытался орать прямо в ухо. Брызгал при этом липкой противной слюной. Как итог, получил от Перейры в сизый пропитый нос. Да уж, кому-то не повезло из парочки скунсов-следователей. Вот что, ребята: не попадайтесь Перейре. Руис Перейра с правдой и с Призмой дружит, а вот дружит ли кто-то из вас? Неужели нет?
Ясное дело, Перейре-то тоже досталось. Трое из шахтной охраны скрутили, прижали к полу. Нет, всё понятно: разбил нос Мак-Кру, значит, был-таки сильно не прав. Он же следователь, при исполнении, всё такое. Но и наглец же, которому нос нельзя не расквасить!
Глава 20. Те же и новые смыслы
(прямо сейчас про сейчас;
наблюдает и рассуждает Энрике Флорес, начальник горнорудной колонии, Ближняя шахта)
1
Флоресу всё же пришлось вмешаться.
Рабен (каков идиот!) так всё запутал. Столько дурной суеты: следователи, выкраденная призма, заседание с выездом к Ближней шахте и превращением в мягкий допрос свидетелей… Рабен, он прежде всего интриган, он так видит. Видит не прямо, а с этими виражами…
…Где-то затем уж маячило превращенье дознания в суд: ну не отдельно ж начальству всему собираться — благо, судебная власть на планете вершится единственно Флоресом. Вот, как изволите видеть, подозреваемый; вот, как изволили слышать, его слова; вот он без Призмы соврал, а вот и вся правда под Призмой; подозреваемый очень для всех подозрителен, может, скорей назовём его обвиняемым и подсудимым, а коль дело пойдёт, и казним его поскорее; как не казнить под хорошее-то настроение? Главное что: так успеть же до возвращеннья Бенито! Чтобы Рабен спросил: «Эй, Родригес, у тебя, вроде, без вести нафиг пропал человек?».
Да, всё верно, такие приколы очень в стилистике Рабена. И без них он, бедняга, ни года не может прожить. Очень, очень тревожный характер. Как продержаться ему на закрытой планете Эр-Мангали, где собрались кругом лишь одни скорпионы в банке?
Рабен слаб. Он хотел бы вокруг всех мочить, но не может решиться. Потому — суета, маета, всякие глупости. За любую из них его стоило бы убрать. Только как уберёшь? Рабен Флоресу нужен.
Слабый Рабен для сильного Флореса — это стабильность.
Быд бы сильным — тогда и пришлось бы уничтожать.
Настоящих волков Флорес когда-то подмёл с дороги. Новых дождаться? Ну нет! Пусть лучше этот беззубый болванчик Рабен продолжает вести бесконечные войны с дурачком Родригесом. Всё, так сказать, в пределах единой системы сдержек и противовесов.
Почему это выгодно? Рабен неплох как администратор. Все противные, заунывные переговоры с Альянсом — это он ведёт по Н-связи. Раз в неделю отстаивать мнение Флореса перед всеми шестёрками Галактического правительства, перед теми, кто надувает щёки, задирает носы и всё время пытается корчить внешних начальников Эр-Мангали — это чей геморрой? Это его геморрой, администратора Рабена. Это он выбивает условия, удобные для планеты, а точнее, для Флореса — ведь перед кем на Эр-Мангали встал на задние лапки Альянс? Перед Флоресом, перед его сильной властью. Перед тем, чьим безудержным гневом пугает шестёрок Рабен.
