– Мари, мы можем определить, как давно работает спутниковый контроль?
Ян видел цифры, ежесекундно меняющиеся в нижнем углу экрана, но все равно спросил, будто надеялся, что отчет кибернетической системы может быть ложным.
– Контакт со спутником установлен сто пятнадцать лет назад.
– Выходит, он видел… Он знал, что к нам приближаются дройды!..
– Судя по всему – да.
Ян повернулся.
На его лицо было страшно смотреть.
– Не Дрейк спровоцировал ту бойню, Мари. Ее организовал он. – Ковальский отшвырнул в сторону попавшееся на пути кресло и, подойдя к Нагаеву, яростно спросил: – Слышишь меня, тварь? Почему ты послал нас на верную смерть? Отвечай, иначе я не стану изымать твои нейромодули… – Он не окончил фразу, но бешенство в глазах Ковальского свидетельствовало лучше всяких слов – он находился сейчас в том состоянии, когда действительно мог превратить общение с бывшим шефом в ад для последнего…
* * *
Нагаев молчал.
Если бы не вскрытая грудная полость, в глубине которой матово отсвечивала бронепластиковая сфера ядра кибернетической системы, отличить полковника от человека было бы весьма сложно.
Однако Ян и Мари не питали иллюзий.
– Вы совершили необдуманный поступок, – наконец произнес андроид. – Город под атакой неизвестных механизмов. Я должен руководить операцией.
Ковальский выхватил десантный нож.
Его терпение иссякло.
«Это человеческое подобие превратило мою жизнь в сумеречный ад. Он повинен в смерти…»
– Ян, остановись. – Мари подняла опрокинутое кресло и села. – Отойди от него.
Лезвие ножа уже коснулось тонких трубочек, питающих нейромодули.
– Не вижу причины сохранять жизнь этой твари. Информацию мы снимем. Остальное меня не интересует.
– Дай мне пять минут. Потом сделаешь с ним, что сочтешь нужным.
Ковальскому пришлось мобилизовать всю силу воли, чтобы убрать нож.
Да, она имела право на просьбу. Но что толку пытаться разговаривать с машиной, присвоившей себе право вершить судьбы людей?
Кусок металлопластика, вообразивший себя высшим существом… В мыслях подобное утверждение звучало злым абсурдом, от которого хотелось расчленить ублюдка на компоненты, а уж потом, когда душу отпустит черная, вязкая ненависть, просто изучить их, получив необходимые сведения.
Похоже, Мари так не считала.
– Послушай, мы же договаривались. – Ян не понимал, к чему рисковать, задерживаясь тут. – Изымаем нейромодули, блоки памяти и уходим, пока не закончился переполох.
Она повернула голову, умоляюще посмотрев на него.
– Ян, ты видишь, сколько здесь терминалов?
– Ну?
– Я никогда не видела подобных устройств. Это не резервный командный пункт. Пройдись по залу, посмотри отчеты систем.
Ян хмуро кивнул. Ему не нравились импровизированные изменения первоначального плана, но спорить, занимаясь препирательством с Мари, он не хотел. Пусть попробует, если считает нужным. Все равно система глобальной безопасности здания уже включена, и прорываться назад им так или иначе предстоит с боем.
– У тебя есть десять минут, прежде чем станут возвращаться патрульные пары.
– Я поняла.
* * *
– Итак, полковник… – Мари настояла на своем вовсе не из сиюсекундного каприза – у нее имелись веские причины для разговора. Однажды она уже пропустила через собственный рассудок память машины и опасалась вынужденного повторения опыта. К тому же Ян из-за всплеска неконтролируемых эмоций не учитывал одной характерной особенности кибермеханизмов: система, на каком бы носителе она ни базировалась, при определенных обстоятельствах не может лгать.
Интуиция.
Мари лишь мельком успела взглянуть на данные, отображенные в скупых строках отчета устройств визуального контроля, но иногда для интуитивного вывода достаточно малости…
Взгляд андроида (несколько слоев органических линз с имитацией серых зрачков), не отрываясь, следил за ее лицом.
– Мари Лерман? – полуутвердительно произнес он.
– Не веришь собственным сканерам?
– Анатомия лицевых мышц неидентична эталону.
– Ничего удивительного. Мы меняемся с годами, в отличие от вас. У меня один вопрос. Пока один. Продолжительность нашего разговора будет напрямую зависеть от полученных мной ответов. Зачем вы реплицировали людей? – без паузы, на одном дыхании спросила она.
Сказать, что Мари оставалась спокойна, – означало бы солгать.
– Ответ невозможен.
– Почему?
– Мне пришлось бы излагать суть вопроса несколько дней. И при этом я не буду уверен, что понят.
Мари расстегнула подсумок.
– Знаешь, что это такое? – Он показала желтоватый брикет в мягкой упаковке из пластика.
– Взрывчатое вещество. Аналог пластида. Химическая формула изменена.
– Правильно. Изменена. Для большей мощности взрыва. Я не стану резать трубки питания твоих нейромодулей. Я уничтожу этот зал со всей вычислительной аппаратурой, хранилищами данных, готовыми образами, понимаешь?
Взгляд андроида остановился, он словно примерз к одной точке, а именно – к желтоватому брикету пластичной взрывчатки.
– Сосредоточься, – посоветовала Мари. – Ты слышал вопрос. Ужми свои излияния до пары-тройки предложений, и все будет нормально. Думай.
– Космический корабль. – Синтезатор речи полковника Нагаева отчего-то зашелестел, будто в его работу вмешивались внутренние помехи. – Мы установили факт его существования. Он прибыл из иной звездной системы. Здесь, на орбите третьей планеты Проциона, он разделился на множество модулей.
Мари слушала его, не перебивая.
– Каждый модуль являлся специализированным робототехническим комплексом. В данном районе совершили посадку десять сегментов, которые в сумме возможностей составляли самодостаточный комплекс терраформирования. Первичные машины приступили к действиям сразу после посадки. Они…
– Я знаю, что такое терраформеры, – произнесла Мари. – Дальше. Ближе к сути.
– Когда завершились работы по формированию природной зоны, из других регионов планеты начали поступать машины, произведенные на рудодобывающих и промышленных комплексах. После встречных поставок биологической массы один из автоматических заводов приступил к производству механизмов андроидного типа, снабженных двумя нейромодулями.
– Модель? – задала Мари уточняющий вопрос.
– «LX-39».
– Дальше. Можешь опустить период накопления данных об окружающем мире и возникновение самосознания.
– Возникновение самосознания нельзя опускать, – внезапно заявил Нагаев. – Этот вопрос принципиален.
– Для вас.
– Нет. Для всех.
– Хорошо, я слушаю.
