Но, если твой гетеросексуализм — следствие физиологии и анатомии — ничего не изменится. Сад физиологию не меняет.
— Насколько часто это физиология и анатомия?
— Нечасто, но бывает. Непредсказуемо.
— А зачем нужно лишать людей возможности к естественному размножению?
— Чтобы исклюить случайные рождения людей со случайными сочетаниями генов. Зачем, если можно создать оптимальные? Ну, и для свободы в сексе. Чтобы для женщины это было также безопасно, как для мужчины, независимо от пола партнера.
— А рожденные естественным путем, если это все же случилось, у вас как-то поражены в правах?
— Нет, если пройдут через Сад. Но у них меньше шансов на успех в нашем обществе. Просто объективно. Не оптимальный набор генов. Хотя бывают, конечно, исключния. Иногда просто везет.
Небо стало совсем синим, только на западе у самой земли осталась бирюзовая полоса. Подул прохладный ветер, воздух стал влажным и запах ночными цветами.
И я уже подумал, что нам пора уходить в номер.
Но Эли остановил меня.
— Мне передают, что что-то летит в нашем направлении.
Я напрягся, но сказал:
— Здесь все время что-то летает.
— Это отклонилось от обычных путей.
И тогда воздух за балконом заискрился, словно кто-то осветил прожектором капли росы.
Эли вскочил на ноги и бросился ко мне. Я тоже уже был на ногах. Он схватил меня за руку и утянул в распахнутую дверь. Впрочем, я бы и без него понял, что делать. Он захлопнул и запер дверь, и мы бросились под защиту глухой стены. Зато в трехстворчатом зеркале напротив нас разгорался огненный цветок с неровными лепестками: прозрачный в центре, затем голубой, лиловый, белый и, наконец, оранжевый по краям. Так горит спирт на поверхности воды или газовая горелка воздушного шара.
Я потянулся к пистолету.
— Не надо, — остановил Эли. — Их уже держат на прицеле.
Чудовищный цветок уже занял все зеркало: от пола до потолка. И тогда оконное стекло взорвалось и осыпалось осколками. Запахло горелым пластиком, и зеркало помутнело и начало испаряться.
И вдруг резко все кончилось.
— Сбили, — сказал Эли.
Он улыбнулся.
— Но, как всегда есть плохая новость.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Это дрон, — хмыкнул он. — Но мы найдем того, кто запускал. Уже восстановили траекторию.
Пожар тушить не пришлось. Пластик на окне был огнеупорный, так что как только его перестали поджаривать из гамма-лазера, потух сам. Но пахло отвратительно, и стекло перестало существовать.
— Переночуешь у нас, — не допускающим возражения тоном сказал Эли.
Мы вышли в коридор, и нас тут же встретили нимфы.
Марго повисла на Эли, а Лиз обняла меня, словно так и надо.
— Анри, я тебя умоляю, пойдем с нами на Мистраль, — сказала она.
Потом Марго обняла меня, а Лиз уткнулась носиком в грудь Эли.
Темной нимфы я немного побаивался и ждал упреков за то, что подверг опасности драгоценную жизнь господина Кэри. Мне казалось, что Марго в прошлом воплощении была нимфой какого-нибудь горного ущелья с крутыми обрывами, острыми скалами и бурной рекой внизу.
Но Марго сказала только:
— Слава Богу, оба живы!
Номер господ Кэри был трехкомнатным, так что ничего такого, на что я уж было понадеялся. Имелось в виду, что это были дружеские объятия. Им же на РЦС все равно, мужчина или женщина. Так что мне выделили комнату и постелили на диванчике. Окна выходили на противоположную сторону, что несколько успокаивало.
Но заснуть я не смог.
Утром я сказал Эли то, чего он так давно ждал.
— Я согласен уйти на Мистраль.
И он счастливо заулыбался.
Да, я, конечно, сдался. Но с кем было это сражение? Собственно, почему бы нет?
Сказал и завалился спать до вечера. Днем мне это почему-то удалось.
Когда я, наконец проснулся, Эли сообщил мне две новости. Во-первых, убийцу нашего идентифицировали, его генетический код восстановили, но он как в воду канул. В базе граждан РЦС его естественно не было. Либо махдиец, либо из РАТ. Хуже всего, что его не запомнила система космопорта.
— Ложная личность, скорее всего, — сказал он. — Значит, профессионал.
Вторая новость заключалась в том, что утром мы уходим на Мистраль.
— Во сколько? — спросил я.
— В четыре.
— Это не утро, это ночь, — заметил я и вздохнул.
— Самое безопасное время, — сказал Эли. — И будет красиво, не пожалеешь.
— Мне надо собраться.
И я вспомнил, что все вещи остались в старом номере без стекол и с испарившемся зеркалом. Возвращаться туда не хотелось.
— Мы все собрали в две коробки. Все шкафы осмотрели, ты уж извини. Не хотели тебя будить. Все в прихожей.
На полу у двери из номера действительно стояли две картонные коробки с моим скарбом. Мне осталось только переложить это в дорожную сумку.
— И пистолет упакуй, — сказал Эли. — Сейчас запрещено проходить через Сад с оружием.
— Но он же как на ладони!
— Он под защитой. Это самое безопасное место на Остиуме.
— Марго и Лиз с нами?
— Двумя часами позже. Думаю, так безопаснее. Багаж заберут в три. Так что пойдем налегке.
Я решил не ложиться. В три уехали сумки. Без пятнадцати четыре за нами прибыл гравиплан. Лета тут минут десять по максимуму.
Возле тройной арки Сада мы приземлились без пяти. До входа оставалось метра два, но Эли умолял поторопиться. Под центральной аркой — кованые ажурные ворота, которые я не заметил, когда мы провожали Вацлава. Слева и справа — такие же кованые калитки. И казалось: сад, как сад.
Левая калитка открылась, и человек в форме с эмблемой Бюро пустил нас внутрь.
— Обычно портал открывают в шесть, — пояснил Эли. — Но для нас сделали исключение.
И мы пошли по аллее вглубь сада.
Предутренние сумерки, под деревьями еще горят фонари, такие же резные как ворота, но не кованые, а из белого мрамора.
И аллея выложена белыми мраморными плитами.
Скорее всего, мрамор искуссвенный, натуральный не выдержит такого трафика, днем здесь полно народу. Но впечатление полное.
Впереди мраморные ступени, очень широкие, но всего три, и мраморная балюстрада. И таких коротких лесенок еще около десятка. И впереди, еще в ночной подсветке, царит Арка, совсем близко, чтобы увидеть ее свод, надо запрокинуть голову.
Мы поднимаемся к ней.
Фонари подсвечивают кусты роз и лилии выше человеческого роста и выхватывают из тьмы пышные лиловые кисти цветов какого-то кустарника. Похоже на глицинию, но ярче, похоже на гортензию, но великолепный аромат, растворенный в утренней свежести.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эли.
— Отлично! А что?
Действительно отлично, хотя мы поднимаемся вверх, так что последние месяцы сидячего образа жизни вполне могли сказаться. Но я даже не запыхался: дышалось легко и свободно.
— Та-ак… — протянул Эли. — Ты кольцо не снимал?
Я посмотрел на руку. Кольцо было на месте.
— Нет, как видишь. А что не так?
— Все совершенно так. Более, чем.
Небо на востоке начало светлеть и, наконец, окрасилось розовым. Запели птицы.
Мы все шли вверх. Впереди у дороги появилась беседка, такая же мраморная и кружевная, как все здесь. По-моему, именно эта беседка была в ролике с Валериси, который мне показывал Адам. Очень похожа. Хотя там арка была расположена иначе, и было видно море.
Арка была уже почти над нами, и ее свод на самом верху загорелся медом и янтарем.
— Не устал? — спросил Эли и кивнул в сторону беседки.
— Нисколько. Но оттуда, наверное, красивый вид.
Мы зашли внутрь, и Эли тяжело опустился на мраморную скамью. Отвернулся, положил руки на балюстраду и голову на руки.
— Полгода на Дервише даром не проходят, — вздохнул он. — Несвобода, казни, кровь. Приходилось смотреть. Иногда хотелось смотреть, если уж быть честным перед самим собой. И не всех удалось спасти. Здесь очень хорошо понимаешь, что ты должен сделать и чего не смог. Сейчас пройдет. Давно так не было.
