— Аутсорсинг — выгоднее найма, — вдалбливал мне Эли азы экономики.
Можно было и совсем без сельского хозяйства. Заказываешь в магазине протеиновый брикет, и местный кузинер прямо на кухне за минуты превращает его во вполне приличное жаркое. Стоит копейки, но считается неприличным для среднего класса. Протеиновые брикеты — это для бедных студентов.
— Не ешь всякую гадость, Анри, — распекала меня Лиз. — Еле Эйлиаса отучили.
— Я только попробовать, — оправдывался я.
Так называемая «натуральная еда» была в пять раз дороже, но местное население считало, что в ней сохраняются некие особые ароматы с гор и платило, как милое. Хотя я, хоть вы меня убейте, не чувствовал разницы.
Мне выделили здоровую комнату с эркером и полукруглым балконом, выход на который был непосредственно из эркера. Первую неделю я страдал некоторой балконофобией, но Эли убедил меня, что по оперативным данным, все мои убийцы обезврежены, и я вернулся к вечерним балконным чаепитиям.
Под балконом располагался, понятно, сад, так что до калитки на улицу было еще метров двадцать. Там у забора была наша личная парковка наших личных гравипланов. Их было, собственно два: красный Марго и синий Эли. У Лиз в психологической службе было всего два присутственных дня в неделю, так что она брала любой свободный. А он почему-то всегда был. Я тоже брал любой в основном в выходные, чтобы не разучиться летать.
Я совершенно спокойно мог купить себе отдельный, но на кой?
Эркер в моей комнате был застеклен с пола до потолка и украшен наверху удивительной красоты витражами. Так что я чувствовал себя, как в церкви. Правда, тематика витражей была в основном растительной и пейзажной. Витражи производила фабрика некой Клодель Ли, у которой работали еще две художницы.
— Вон там, на горе, ее дворец, — махнула рукой Лиз куда-то вдаль. — Правда она там больше не живет, отдала под музей витражей. Там не только ее, но и полная коллекция копий всех исторических: от Нотр-дам де Пари до Кельнских. Сходи, не пожалеешь. А сама она к фабрике переехала, — и Лиз указала рукой куда-то на восток. — К местной фабрике, у нее еще по филиалу на каждой планете, она им эскизы посылает. А родители хотели видеть инженером. У нее и генетический код такой. Но оказалась художником, хотя что бы она сделала без инженерных генов?
Странным сочетаниям местных имен я уже не удивлялся. Ну, «Клодель Ли». Бывает и страннее: какой-нибудь «Николай Такамацу». РЦС — не национальная общность, а идеологическая.
Фонд переселенцев подарил мне дом. Он был даже больше моего дома в Лагранже, хотя по местным меркам очень маленький. Но, как говориться, дареному коню… Я уже собрался переезжать, но господа Кэри посмотрели на меня такими несчастными тремя парами глаз, что я сжалился.
— Сдашь, — сказал Эли. — Всегда есть люди, которые хотят жить в столице, но не имеют здесь недвижимости.
— А я имею права его сдавать, он же от фонда?
— Конечно, — удивился Эли. — Тебе же его подарили: как использовать — твое дело.
И я его сдал, хотя совершенно не понимал, на кой мне еще деньги. Мне уже капал базовый доход, как гражданину РЦС, и премия лежала почти не тронутая, и деньги за «Историю Тессы» я перевел на Мистраль.
Но я вспомнил о долгах по искам и понял, зачем деньги. Платить по ним было все равно жутко больно, обломно и обидно, хоть деньги и не были нужны. Но я тяжко вздохнул и перевел очередную порцию: пятьдесят процентов доходов.
Многие из моих кредиторов умерли от Т-синдрома во время эпидемии, но на сумме долга это никак не отразилось. Их иски еще до этого были оплачены из госбюджета, я был должен уже не им, а Кратосу. Ну, да! Государству легче вытрясти деньги из должника, чем одному должнику из другого. И я заплатил Кратосу.
Кроме садов и озера Габриэла была славна университетами. Их было штук сто: Университет Кейнса, Университет Фридмана, Университет Эйнштейна, Мистральский Университет. Я не сразу понял, что Мистральский Университет и Республиканский Университет Мистрали — это два разных университета, и Габриэльский Университет и Республиканский Университет Габриэли — тоже.
— У нас всего пять университетов, — говорил Эли. — Остальные так, колледжи.
Эли гордился тем, что окончился Мистральский Университет, который в пятерку входит, причем солидный факультет — матфак, а не какую-нибудь политологию. А потом уже эту их Высшую школу Бюро, куда берут только после университета.
Каждый университет считал солидным и правильным иметь выход к озеру, так что берег почти наполовину состоял из университетских парков, которые, впрочем, были общедоступны.
— Если хочешь поучиться — для тебя точно будет бесплатно, — замечал Эли.
Да, конечно, Бог троицу любит. Может, и окончил бы что-нибудь с третьей попытки, но настроя как-то не было, у меня были другие планы.
Объяснение с Эйлиасом состоялось дней через десять после того, как они уговорили остаться у них. Я ждал его, все-таки я не настолько туп, чтобы совсем ничего не видеть.
Был вечер. Первый час после заката.
— Анри, можно с тобой поговорить наедине? — попросил Эли таким заговорщическим тоном, что можно было не продолжать.
Но мы вышли на мой полукруглый балкон и соорудили традиционный чай.
Из нашего сада доносился аромат роз, а на заборе зажглись разноцветные фонарики. Розы были в ведении Лиз, а фонарики — Марго. Эли распоряжался съедобной частью сада.
Например, вон там по забору вьется пышнейшая зеленая лиана, вся усыпанная желтыми цветками — это фирменные Эйлисовы хрустящие огурчики. А осенью он обещал поставить сидр, ибо яблок тоже видимо-невидимо и девать некуда, потому что у соседей не меньше.
Я возразил, что тоже знаю рецепт сидра, и можно поставить сидр по моему рецепту. «Ладно, здесь на две бочки хватит, — примирительно сказал Эли. — А еще можно черри поставить». Да, вишни тоже занимали целый угол сада и обещали неслабый урожай.
Бочки для сидра мы с Эли заранее поделили, а вот главный вопрос отношений до сих пор не был решен.
Эли сел напротив меня.
Ему было страшно. Не так конечно, как тогда, когда мы ждали, что в нас будут стрелять, по-другому.
Он обжигаясь пил чай мелкими глотками и молчал, опустив глаза.
— Эли, ты хотел мне что-то сказать? — спросил я.
— Да.
— Я не ем красивых юношей.
— Мне почти тридцать.
— Двадцать восемь. А выглядишь максимум на двадцать пять. И я благодарен тебе за все. Не бойся!
— Я люблю тебя, — одними губами прошептал он.
— Я знаю, — кивнул я.
— Спасибо, что не гонишь.
— Это не причина, чтобы гнать.
— Я же знаю, что у тебя были только женщины…
— Оперативная информация?
— Да какая оперативная информация! — он махнул рукой. — Про тебя все в открытых источниках.
— Знаешь, чувствую себя странно: мне в первый раз объясняются в любви. До сих пор это всегда делал я.
— Понимаю, — вздохнул он и покрутил в руках чашку с дымящемся чаем.
— А как к этому отнесутся Марго и Лиз?
— Ты им тоже очень нравишься.
— Они что в курсе?
— Конечно. Любовь невозможно скрыть.
— Гм… Я, конечно, всегда был гетеросексуалом. И у меня были только женщины. Но я не такой упертый и всегда был авантюристом и экспериментатором. В общем, мне интересно попробовать.
— Да? — Эли просиял.
— Но не гарантирую, что не сбегу где-то на середине.
Я не сбежал.
Нимфы к Эли прилагались. Точнее Эли был авангардом семьи Кэри, а Марго и Лиз — основными силами. Я быстро освоился и вскоре уже занимался сексом такими способами, в таких сочетаниях и в таком составе участников, что моего духовника отца Роже удар бы хватил от десятой части.
А чо? Мы любим друг друга. Вчетвером? А чо? Кто от этого страдает? Чьи права мы нарушаем? Я все больше и больше проникался правовыми понятиями РЦС.
Потом Марго весело излагала мне историю семейного заговора по соблазнению меня. Собственно, составлен он был еще на Дервише. Сначала Марго поставили в известность дистанционно, потом она оценила объект живьем и высочайше одобрила. Сначала в качестве ударной силы хотели использовать Лиз, поскольку она немного похожа на мою первую жену и должна мне понравится.
