— Ладно, — вздохнул Лео, — я тебе верю. Может, и не ты… Слушай, а ты фонарики чинить умеешь? А то у Маришки сломался, и она очень огорчилась, — он покопался в своих необъятных карманах и выудил оттуда названную вещицу.
— Я посмотрю, — согласился я, забирая. — Завтра отдам, ладно?
— Хорошо, — он кивнул, — а я Михасю скажу, что ты молчал.
— Как рыба, — подтвердил я.
На том мы и расстались. Лео серьезно протянул мне ладошку, я ее пожал и пошел во флат.
Приятно все-таки, что кое-кто еще верит на слово.
Во флате никого не было. Я расположился за столом, включил настенную лампу, чтобы было виднее, разобрал фонарик и обнаружил, что внутри отошел контакт. Пока искал, чем бы его прижать, откуда-то вернулся Невен. Молча вошел, бросил на меня взгляд и зачем-то полез в шкаф. Тут в дверь постучали. Вен выбрался из шкафа, подошел к двери и открыл.
— Привет! — послышался голос Рады. — Пустишь? Нор здесь?
— Здесь, — Вен отступил в сторону.
И не успел я подняться, как на меня налетела совершенно счастливая молодая женщина — я ее такой еще не видел. Она буквально сияла, когда целовала меня в щеку, потом прошептала на ухо: «Спасибо!», вручила заштопанный комбинезон и испарилась.
Я довольно смотрел ей вслед. Кажется, я все сделал правильно.
Очнулся от хлопка двери в душевую, посмотрел в ту сторону и сел дальше заниматься фонариком — хотелось все-таки порадовать завтра Маришку и не разочаровать Лео. Славные они были дети. Все трое.
Когда дверь отъехала снова, я машинально поднял глаза — Вен в одном полотенце вышел в комнату, потом, как всегда, благополучно скинул его на пол и раздетым шагнул к шкафу. Да что же это такое, в конце-то концов! Он специально меня искушает, что ли?
— Между прочим, я не обязан подбирать вещи, которые ты везде разбрасываешь, — закипая, начал я. — Почему бы тебе сразу не выкинуть полотенце? На полу ему разве место?
— Не подбирай, — недовольно отозвался Невен, — пусть валяется.
— Я не привык жить в таком бардаке, — еще сдерживаясь, пояснил я.
— Тогда принимайся за уборку, — Вен развернулся от шкафа, совершенно не стесняясь своей наготы. — Только отстань от меня, понятно?
Да что ты будешь с ним делать! Нет, он действительно издевается.
— И голым по флату тоже, между прочим, расхаживать неприлично, — выпалил я, ощущая, как щеки окрашиваются румянцем. — Сюда иногда девушки заходят.
— Они к тебе заходят, вот ты и не расхаживай. А я делаю, что хочу. Это моя каюта. Не нравится — брысь отсюда в общежитие вместе со своим спальником. И учи народ там, как надо жить. Нашел себе ночлежку! — он зло глядел на меня, и меня подбросило со стула:
— И пойду! — крикнул я. От беспомощности, от несоответствия между тем, чего хотелось, и тем, что получалось, меня как будто бесы за язык тянули. — Где живет Дар?
— В третьем боксе четвертого сектора, — ответил Невен, — только поторопись, а то скоро отбой. В одно время будете вставать, в одно ложиться, дежурного обязательно там назначают, чтобы за чистотой следил, и раздетым никто не расхаживает — все как раз по тебе, как ты и хотел. Дисциплинированный ходок по Лабиринтам.
Я скрипнул зубами и вылетел за дверь. Потому что понял — еще минута, и я наговорю лишнего. Совсем-совсем лишнего.
32
Когда я после ужина вернулся в каюту, Нор уже торчал там. Сидел за столом, ковырялся с чем-то. Все-таки у него были большие способности к технике, даже неважно — чинил мелкий синтезатор или лампочку в каюте. А я ничего в этом не понимал, совсем. Если подумать, я был для Нора совершенно неподходящей парой. Грубая сила да нюх, вот и все. Одно слово — рейдер.
Честно говоря, я собирался Нора поблагодарить. У меня не было никаких сомнений, что ночью он меня подлечил, не зря же я себя так хорошо чувствовал с утра. Да и Блич подтвердил мои подозрения. Я только не знал, как начать. К тому же я обидел Нора там, у Лабиринта. Конечно, мелкий это заслужил, нечего было соваться в Игру, просто чудо, что он не достался Дорсету.
Хотя… не достался бы. Я бы не позволил, и плевать, кто и что об этом подумал бы.
Я уже совсем настроился на разговор с Нором, только слова искал подходящие, копаясь для вида в шкафу, когда в дверь постучали. И все, что я намеревался сказать мелкому, вылетело у меня из головы, едва я увидел, как Рада обнимает его и целует. И вручает вычищенный комбинезон. Значит, все у них срослось. Вон она какая, моя сестренка, вся светится. И пахнет счастьем — сладко-сладко.
Я даже не понял, почему в груди стало так больно и горячо. Словно я глотнул только что вскипевшего тоника.
Нор смотрел вслед Раде, а я на него — понимая, насколько я ему не нужен. Хотелось исчезнуть, совсем и навсегда. Потому что я не привык к такой боли. Когда обдерешь руки об арматуру, или заденут разрядом излучателя, или шокером в бок ткнут — такая боль понятна и объяснима. А у меня ныло и тянуло где-то внутри — так, что прерывалось дыхание и щипало под веками. Хотелось сменить эту боль на обычную, телесную, с которой можно справиться — мазями, пластырем или просто перетерпеть.
Я задвинул дверь душевой кабинки, отрезая себя от каюты, где все еще пахло Радиным счастьем, и прислонился лбом к холодному пластику стенки.
Когда-нибудь я с этим справлюсь. Обязательно, когда-нибудь потом. Грендель любил рассказывать нам сказку про царя, получившего от мудреца кольцо с надписью. «Все пройдет», — так там было написано.
Все пройдет. И я перестану вспоминать его руки, и упрямо сжатые губы, и глаза — то синие, то черные. И думать о нем тоже перестану…
Когда я вышел из душевой, мелкий снова сидел за столом и ковырялся в приборчике. Я прищурился — кажется, это был фонарик, который я подарил когда-то Маришке. Бросив полотенце, я полез в шкаф за бельем и тут же услышал недовольный голос Нора.
— Между прочим, я не обязан подбирать вещи, которые ты везде разбрасываешь. Почему бы тебе сразу не выкинуть полотенце? На полу ему разве место?
Конечно, я немедленно разозлился, и мы опять разругались. Нор все бросил и выскочил из каюты, хлопнув дверью. А я опустился в кресло и очумело покрутил головой. Я его прогнал? Зачем? Я же не хотел — наоборот, собирался предложить мелкому завязывать с ночевками на полу и вернуться в кровать. А получилось наоборот. Как? Почему?
Нор пришел в каюту через полчаса. Я ждал — он начнет собирать вещи, но мелкий только буркнул, что в общежитии сейчас нет мест. И мой отец пообещал ему найти свободную койку в ближайшие дни.
Я хотел промолчать, но бес дернул меня за язык, и я от всего сердца пожелал Нору место около общей душевой.
Мелкий оказался умнее меня — только глянул так, что я прикусил губу и отвернулся. Потом щелкнул пультом, включая визор, напрочь забыв, что в нем нет кристалла. Экран пошел серыми пятнами, я смотрел на него несколько секунд, не понимая, в чем дело. Потом чертыхнулся, встал, вытащил из ящика шкафа первую попавшуюся коробочку и сунул кристалл в приемник.
Только мне могло так повезти — это оказался давным-давно взятый мной в синематеке порнофильм. С парнишками, да. Без титров, без начала и без конца. Голый секс самого откровенного вида.
За спиной раздался задушенный всхлип, и я замер, боясь услышать, как снова хлопнет дверь. Надо было бы выключить, но меня словно заморозило, и я пялился в экран, плохо понимая, что там происходит.
Чего я не мог предвидеть — так это пролетевшего над моим плечом стакана, который врезался точно в центр визора, заляпав экран остатками тоника. Осколки и бурые капли напитка брызнули во все стороны, изображение мигнуло и погасло.
— Псих, — сказал я, когда ко мне вернулся голос. — Не нравится — не смотри. Зачем ломать-то?
— Это ты псих озабоченный! — заорал Нор, и меня окатило такой волной злости и растерянности, что я даже пригнулся. — Ни о чем другом думать не можешь, да? Только об этом? Как… как животное!
Очень хотелось заорать в ответ, что да — не могу. С того самого времени, как он поселился тут, у меня. Спит на полу, дышит, пахнет лимонными леденцами. Целуется с моей сестрой, влипает в разные неприятности. Касается теплыми пальцами, сопит в плечо, лечит без разрешения…
