все знаю.
– Что ты знаешь? – удивилась я.
– Ты, шалава, я ненавижу тебя.
С этими словами Лёша вцепился мне в шею и начал душить. Он был невменяем, перед глазами пустота. Каким-то чудом он ослабил хватку, и я вырвалась. На коленях я отползла от него.
– Ты мне не звонила, я тебе не нужен. Я тебя порву, просто порву.
Он уставился в стену и говорил с ней. Затем он ударил по ней кулаком, разбил себе кисть в кровь. Он бил рукой в стену, раз пять, потом встал и ушёл в нашу комнату на второй этаж. Я терла шею и тяжело дышала. Что это было? Белая горячка?
Через минут пять я на цыпочках поднялась наверх и взглянула в щелку двери в нашей спальне. Он лежал на кровати. Я взглянула, спят ли дети. Спят. Снова спустилась вниз. Спать я уже не могла. Я заснула лишь к утру. Меня разбудил Лёша с Даней на руках.
– Спишь, не слышишь, ребёнок проснулся, – негромко пробасил взъерошенный Лёша, сажая мне его на живот.
– Мама, – обрадовался малыш.
– Налей-ка нам компота, – предложил муж, уставившись на меня, как ни в чем не бывало.
– Сейчас, – послушно встала я и направилась к холодильнику.
– А пива там нет?
– Нет, – сухо ответила я и хлопнула дверцей.
– Ну, нет, так нет.
Он осушил весь бокал и пошёл обратно в комнату. Интересно, он помнит, что было ночью? Судя по всему – нет. Я тоже попила компота. Даня закапризничал.
– Дань, я погрею, дам и тебе.
– Дай пить мне, – залепетал Данечка нетерпеливо.
– Дам, секундочку.
Выходные пролетели незаметно. Близился вечер воскресенья. Лёша не помнил, как набросился ночью после дня рождения. Все отрицал, обвинял в том, что много слушаю своих подруг. Он мучился от похмелья целый день. А сегодня в полдень он ушёл из дома, ничего не сказав. Телефон с собой не взял. Я подумала, что это к лучшему. Пусть подумает о своём поведении. Может, извинится, хотя бы. Домой он вернулся за полночь. Дети спали, я – нет. Пока ждала его, чего только себе не представляла. Боялась заранее его непредсказуемости.
Он появился. Закурил, глядя на меня, а горящую спичку запулил мне в волосы. Я увернулась.
– Лёш, ты что? – испуганно заговорила я.
– А ты?
Бешено глядел он на меня и затягивался всеми лёгкими. Впервые я видела, что он курит.
– Ты пьян.
– А ты?
Он странно продолжал на неё глядеть.
– Лёш, ты пугаешь меня.
– Бойся.
– Я не хочу с тобой говорить сейчас, иди спать, – начала было я и отвернулась к раковине.
Он подошёл сзади и ударил меня головой об верхний ящик гарнитура. Затем повалил на пол и начал рвать на мне одежду. Я сопротивлялась и плакала.
– Лёш, что ты? Пусти меня.
А Лёша порвал сорочку и навалился на меня всем телом. Он не обращал внимания на мои вопли, на мольбы, он схватил меня за волосы и изнасиловал на полу кухни. Кричать я себе не позволила, не хотела, чтобы дети услышали. Он трудился надо мной минуты три, а после, посвистывая, ушёл на второй этаж. Я перевернулась на спину, смотрела на красивый натяжной потолок, а слезы медленно капали на тёплый пол.
И этого человека я любила недавно. Всё ради него. Столько жертв: верность и забота, свобода и исполнение его желаний. Всё, о чем мечтала я, с ним стало неважно. Его желания стали нашими.
Вот, что я для него значу. Как дальше жить с этим человеком? Это какая-то шизофрения. Как такое может происходить с нами? Он хочет, чтобы я ушла?
Утром он поцеловал меня в бровь, я проснулась. Я спала у детей на диванчике. Неудобно, все же лучше, чем с ним.
– Я хочу, чтобы ты спала в своей комнате, – отнотонно заявил Лёша.
– Ты этого хочешь? – хмыкнула я.
– Да, там твоё место.
– Я от тебя ухожу. Что скажешь?
– Нет, твоё место здесь, со мной.
Я вышла из детской, пошла в спальню, поражаясь его наглости. Он последовал за мной.
– Лёш, ты изменился. Что случилось? – спросила я трясущимся голосом. – Что ты творишь?
– Я – твой муж, ты – моя жена – все так, как должно быть.
– То есть это нормально? Бьёт, значит любит. Мы с тобой обсуждали когда-то эту поговорку. Теперь все изменилось? Я не буду терпеть, ты знаешь меня.
– А ты знаешь меня?
– Я думала, что знаю, – горько сжала я губы и отвернулась, пряча слезы.
– Я на работу, приду поздно. Жди.
– Чего? Я не прощу тебя, Лёша. Ты пожалеешь.
Он подошёл и с размаху ударил меня по лицу ладонью. Ничего не сказал, просто вышел из комнаты. Он уже был одет, взял только куртку с кровати. Я осталась стоять посреди спальни, ошарашенно марая глазами. Дверь внизу захлопнулась, я подошла к окну. Лёша немного покрутился около машины, затем сел в неё и уехал. Щека горела, но это ничего, по сравнению с тем, как пылало моё сердце. Оно разбилось и ныло. Половина его была в осколках и кровоточила. Как быть? Какой-то ступор. Страшный сон, я отказывалась верить в происходящее. Все надежды на счастливое будущее улетучились. Остался ступор и вопрос: уйти или остаться. Остаться, значит принять его условия и мириться со своим положением, а уйти… Куда уйти? Я не работаю, у меня двое детей, школа, детский сад. Он не отдаст детей. Мне нечего им предложить. Я пожертвовала всем ради него. У меня нет ни профессии, ни работы, ни выбора. Боже, я даже не представляла, что такое когда-то может случиться. Если бы я знала.
В комнату вошла Ника и заглянула в окно.
– Мам, я не иду в школу? – предположила дочка, заметив, что папиной машины нет на месте.
– Идёшь. Буди брата, вы опаздываете.
Я обняла дочку, поцеловала её в макушку и сбежала на кухню, пока она не начала расспрашивать о моих глазах. Быстро собрала детей, оделась сама, и мы выбежали из дома. Обычно, их до школы и до сада подвозил папа, но теперь все не обычно.
– Мам, а вы с папой поругались? – спросила Ника дорогой.
– С чего ты взяла?
– Он не приходит домой, не возит нас больше.
– Ник, он приходит поздно, а уезжает рано. У него теперь много работы.
– А он не будет из-за этого нас бить?
– Ника, почему он должен нас бить?
– Вику Лапину папа бьёт и маму бьет тоже.
– Это она тебе сказала?
– Да. А Колю Карпова папа
