Я просмотрел список внимательнее. Трапп, Энтон, Алекс. Два гардемарина, тоже в этом здании. Еще три гардемарина и один лейтенант помогают вести спасательные работы в Сентралтауне. Толливер и Берзель. Из всего гарнизона остались только они и я.
– А сколько солдат? – спросил я.
– После взрыва, когда казармы разрушились, всех уцелевших солдат отправили на орбитальную станцию. Еще два-три десятка ведут спасательные работы в городе. – Поколебавшись, Энтон решился на несколько дерзковатый вопрос:
– Можно узнать, почему вы об этом спрашиваете?
– Нельзя. – Во избежание ненужных подозрений надо было ответить более естественно, поэтому я проворчал:
– Не забывайте, что вы разговариваете с капитаном, – и закашлялся.
– Есть, сэр. – Покосившись на Толливера, Энтон осторожно спросил:
– Что еще прикажете, капитан?
– Продолжайте нести дежурство.
Когда Энтон ушел, Толливер снова напомнил:
– Уже пятнадцать минут восьмого, сэр. Вы дали слово.
Меня бросило в жар. Я расстегнул китель.
– Я уже нарушил его, – ответил я.
– Еще можно искупить вину.
У меня уже не было сил сопротивляться.
– Ладно, – сказал я, – ищите вертолет. Вскоре Толливер вернулся с сообщением:
– Есть пять вертолетов, из них два в ремонте, три патрулируют центр города. Энтон говорит, что грабежи усиливаются. Снять вертолет с патрулирования, сэр?
– К черту! Толливер опешил.
– К черту! – повторил я. – К черту вертолеты! – Я испугался: это же почти богохульство! Ну и ладно. На Страшном суде мне придется отвечать перед Всевышним и не за такие грехи. Быстро прочитав про себя молитву раскаяния, я со вздохом согласился:
– Хорошо, поедем на электромобиле.
Когда я добрался до машины, мои колени дрожали. Я сел на заднее сиденье, натянул маску. Лекарственные пары помогали слабо. Постепенно я задремал.
– Приехали, сэр.
Я удивленно открыл глаза. Казалось, прошло какое-то мгновение. Неужели доехали? Почему так жарко и так темно?
– Где мы? – прошептал я.
– У клиники, – ответил Алекс. Я попытался встать, но упал как подкошенный в жестоком приступе кашля.
– Помогите, – прохрипел я.
Алекс доволок меня до школы, где размещалась клиника. Толливер бросился к регистрационному столу, о чем-то тихо говорил со штатским, кивающим на лавки, где сидело множество пациентов.
– Живо! – вдруг крикнул Толливер и расстегнул кобуру. – Ради бога! Срочно!
– Отставить! – прохрипел я.
– Срочно доктора! – кричал Толливер, не обращая внимания на мой окрик.
Регистратор взял телефонную трубку, быстро застрекотал в нее объяснения. Вскоре из спортзала вышел человек в белом халате.
– Я доктор Абуд, – представился он. Толливер молча указал на меня. Едва взглянув на мое лицо, доктор приказал:
– Несите его ко мне.
Меня положили на стол, надели кислородную маску, сделали укол. Дышать стало легче.
– Что со мной? – спросил я.
– Пневмония. Еще немного – и вы бы умерли, – ответил доктор.
Теперь, когда мне стало лучше, я уже мог его рассмотреть: лет тридцать с небольшим, усталый, чем-то раздраженный.
– Доктор Авери начал лечить меня… антибиотиками, – едва выговорил я.
– Вы можете умереть, не дождавшись их действия. – Доктор задумчиво почесал свою редеющую шевелюру.
– Умереть? – Я ощутил страх. Нет, я боялся не смерти, а ее последствий.
– Я увеличу дозу. Если будете вести себя тихо и не срывать кислородную маску, тогда, возможно, выживете.
– Я должен вернуться в Адмиралтейство.
– Это исключено.
Превозмогая головокружение, я попытался встать.
– Я должен, – хрипел я. – Я буду лежать там.
– В гробу.
Страх охладил мой пыл.
– Но я уже выздоравливал… Правда…
– Доктор Авери дал вам лекарство от пневмонии, но теперь у вас уже нечто другое. Одно легкое придется удалить. – Доктор бросил взгляд на анализатор. – Анализ крови очень плохой. Без операции никак не обойтись.
Вы обратились к нам слишком поздно. Раньше, конечно, даже при таком тяжелом случае не было бы больших проблем, мы вставили бы вам другое легкое. Но сейчас это невозможно. Емкости, где выращивались легкие для пересадки, разрушены вместе с госпиталем.
Даже собственное тело изменило мне. Не начало ли это Божьей кары?
– Можно без операции? – с надеждой спросил я.
– Одни лекарства вряд ли помогут. Спасти вас можно, лишь удалив легкое. Ничего страшного, потом вам пересадят новое, когда вернетесь на Землю.
– Нет.
– Если мы вырежем легкое, вы встанете на ноги через неделю.
– Нет, я не могу стать инвалидом даже на время. Лечите меня лекарствами.
– Что за упрямец! – гневно воскликнул врач. – Я видел, как умирают! Я видел людей, которым оставалось – жить несколько минут, а я ничего не мог сделать! Вам я могу помочь, но вы сами себя гробите! Зачем? Ради карьеры?!
– Нет… Можно попробовать… лекарства? – пыхтел я. Говорить становилось все труднее.
– Одно ваше легкое полностью заполнено мокротой. Лекарства могут дать лишь временное улучшение, но если ваша иммунная система отторгнет легкое, процесс пойдет так быстро, что вас не успеют донести до операционного стола.
– Я могу держать наготове вертолет.
– У вас такое важное дело?
– Да. У меня… приказ. Я должен быть там.
– Ладно, в конце концов, это ваша жизнь. Не будете срывать маску с кислородом и лекарственными парами? Я помотал головой.
– Тогда возвращайтесь в Адмиралтейство. Но как только повысится температура или станет трудно дышать, немедленно садитесь в вертолет и заранее сообщите нам по рации.
– Хорошо.
– И наведывайтесь ко мне ежедневно, – приказал он.
– Если получится, доктор Абуд, – улыбнулся я. Он удалился. Я медленно оделся, стараясь случайно не сорвать маску. Вскоре доктор вернулся и сообщил:
– Я дал вашим людям другие баллоны.
– Хорошо.
– Я также объяснил вашим офицерам все условия…
– Зачем?! – вскрикнул я. – Не вмешивайте их… – Что он наделал?! Теперь Алекс и Толливер замучают меня опекой.
– Они обязаны это знать. Когда вам станет совсем плохо, вы уже ничего не сможете им сказать. Почему он сказал «когда», а не «если»?
– Это мое дело. – Я слез со стола, постоял, ожидая, когда пройдет головокружение.
– Удачи. Если она вам нужна, – попрощался доктор. Я вышел из спортзала. Сразу подскочил Алекс, взял мой баллон, заботливо предложил руку:
– Помочь?
– Нет. – Я медленно пошел сам, стараясь сохранять равновесие.
– Что сказал доктор? – спросил Толливер, открывая мне дверь.
– Не обращаться со мной, как с инвалидом. – Наконец, совершенно измученный, я плюхнулся на заднее сиденье электромобиля. Город был погружен во тьму.
