Ознакомительная версия.
Прозрачный купол беззвучно растаял. Надо же, все-таки поле. А я был уверен, что пластик или стекло.
Дари осторожно перебрался через край, спрыгнул. Гордо посмотрел на меня.
— Шикарная машина, — сказал я.
Интересно, я не нахваливаю сейчас древний «запорожец»?
— Петр… — мальчик замялся. — А меня вы не возьмете с собой?
Особой надежды в его голосе не прозвучало.
Ага. Вот это было бы великолепным штрихом в общем безумии. Отправиться туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем, и в сопровождении кого! Отставного вояки, который боится стать сверхчеловеком, и его суррогатного сына, который никогда человеком не станет.
— Дари, мне кажется, ты должен остаться дома. Твоей маме будет очень грустно одной.
Мальчик кивнул. На миг наши глаза встретились, и я вздрогнул.
Да что там нес Кэлос! Дари — человек!
А может быть, так оно и есть?
Это не Кэлос прожил сотни лет, и теперь старательно имитирует обычную жизнь. Это Дари создал себе иллюзорный мирок, и теперь великодушно жертвует мне одну из своих кукол…
Безумие.
Черный колодец, в который можно падать бесконечно…
Что вообще настоящее в Тени? Кто здесь живой, кто марионетка? Может быть, я валяюсь на холодных камнях под черным звездным небом, а мне прокручивают фильм, с любопытством изучая реакции? Может быть, я в плену у Геометров, сижу, прикованный к лабораторному креслу, а мудрые Наставники решают, что со мной сделать: отпустить, засунуть в концлагерь, или уничтожить?
«Петр, прекрати. Я не могу опровергнуть твои допущения, но это смертельный путь. Мне известны две расы, погибшие в результате утраты веры в реальность вселенной».
Я сглотнул застрявший в горле комок. Сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.
Куалькуа прав. Человеческий разум — не лучший инструмент для разбора объективности и субъективности мира.
Дари встрепенулся, отводя от меня взгляд. Я посмотрел на дом и увидел Кэлоса.
Надо же. Вояка сохранил свои регалии!
То ли его разговор с женой был содержателен, но более чем краток, то ли он совместил его с одеванием.
Его костюм, сотканный из прозрачной, сверкающей на солнце ткани, более всего походил на пленку из сплавленных вместе бриллиантов — будь такое возможным. Ослепительные искры граней вспыхивали при каждом движении. Я невольно отвел глаза.
— Второго такого костюма у меня нет. К сожалению.
— Хрустальный Альянс — не от этой формы?
— Нет, Петр. Хрусталь был символом чистоты наших помыслов.
Дари с жадным любопытством разглядывал отца. Наверное, он видел уже эту форму. Но вряд ли часто.
— Рада не выйдет, чтобы укоризненно посмотреть мне в глаза? — спросил я.
Кэлос покачал головой:
— Ты такая же игрушка Тени, как и мы. Не переживай. Тебя никто и ни в чем не обвиняет.
Он подошел к мальчику, мимолетно потрепал по голове.
— Пока, малыш. Ждите меня, хорошо?
Может быть, теперь Дари испугался результатов своей просьбы. Он глянул на меня — словно надеясь, что я откажусь от помощи.
Прости, мальчик, настоящий ты или нет, но я сейчас не готов к самопожертвованию…
— Пап, ты скоро вернешься?
— Я вернусь. Только ждите.
Как там говорил поэт… «Но никого не защитила вдали назначенная встреча, и никого не защитила любовь, зовущая вдали»…
Я тоже обещал Земле вернуться. Но что я сделаю, если возвращаться будет некуда?
— Садись, Петр.
Флаер висел в полуметре от земли. Никакого трапа у него не оказалось. Я запрыгнул на серебристое кольцо, замер, глядя внутрь.
Никаких пультов, никаких кресел. Тьма — глубокая, черная, неподвластная солнцу. Почти вещественная, будто ком выкрашенной ваты. Вот только нет в мире таких чернил.
— Садись.
В конце концов, мальчик не боялся сесть в это…
Я сделал шаг. Словно в холодную воду — но тьма оказалась неожиданно теплой. Мягкая, упругая, комфортная темнота. Я присел, чувствуя, как поддерживает мое тело невидимая опора. Стоило замереть, и пространство застывало, образуя вокруг удивительно удобную среду.
— С головой, — бросил Кэлос. Он наконец-то понял причину моего замешательства. — Это всего лишь защитная структура. Не бойся.
Я нырнул во тьму.
Ага!
Изнутри тьмы не было. Флаер казался абсолютно прозрачным, лишь пол под ногами выглядел чуть темнее, словно я смотрел сквозь дымчатое стекло. Слегка угадывался серебристый обод флаера — пожалуй, он был единственной его материальной частью. Ничто не сковывало движений — и в то же время пространство позволяло замереть в любой позе, лечь, сесть, повиснуть вниз головой.
Непривычно, но удобно. Да черт с ним, наши анатомические кресла тоже вполне комфортны!
Кэлос все стоял рядом с Дари, что-то говорил ему, ласково и серьезно, подбадривал и убеждал…
Как странно. Те, кому уже поздно оставаться людьми, куда лучше многих людей. Неужели лишь выйдя за грани отпущенного человеку, отшатнувшись в ужасе, мы способны ценить доступное, но ненужное прежде?
Неужели нет иного выхода — кроме как привязывать себя к человечности живыми якорями?
И что на самом деле приобретает Кэлос, а что теряет?
Какие радости открылись бы перед ним, перешагни он через свою человеческую оболочку? Быть может, все наши эмоции, наша любовь и дружба — лишь жалкая тень доступного? И даже перед лицом вечности Кэлос будет сожалеть об этих годах и минутах — затраченных на игру в человека…
Не знаю. И знать не хочу.
Кэлос похлопал Дари по плечу и пошел к флаеру.
Небо. Бесконечное небо.
Мы поднялись уже так высоко, что день померк. Солнце пылало в зените, неспособное затмить звезды. Желтый диск, цветные искры… есть ли в Тени миры для поэтов и художников? Такие, где идут оранжевые дожди, сверкают зеленые молнии, цветные солнца кружатся в хороводе, осыпанные бриллиантами звезд. Есть ли миры чистой красоты, безумного вдохновения, исступленного поклонения, великой скорби, святой любви? Есть, конечно. Вместе с мирами вечных войн, планетами-тюрьмами, обителями кровавых тиранов и религиозных фанатиков, вместе с мирами, тоскливо и упорно гримирующимися под человеческие…
Тень.
Это название идет не от бродячей сумрачной планеты. Скорее — от той тени, что живет в душе. Тень дарит каждому свободу самореализации, тут не соврала информационная сеть. Входи во Врата — и если ты впрямь хочешь уйти, ты уйдешь. Туда, где воплощаются мечты, где ты найдешь вожделенных друзей и врагов…
— Кэлос, куда мы летим?
Он полулежал в воздухе, глядя вверх, на небо, уже ставшее черным, на уголок бесконечности, под которым дремала его планета…
Ознакомительная версия.