Айдахо был вынужден признать, что эти молящиеся женщины действительно держат в руках бразды правления.
Но какая же часть этой силы предназначается мне?
Искушение было просто-таки чудовищным! Айдахо трепетал от этого искушения. С отчетливой ясностью он Вдруг понял, что в этом и состоит замысел Лето — подвергнуть его искушению соблазном.
Женщины закончили молитву и подняли свои взоры к Лето. Айдахо признался сам себе, что никогда не видел на человеческих лицах выражения такого восторга — ни в экстазе любви, ни после славной победы — никогда и нигде не видел он такого чистого, такого всецелого выражения восторга и благоговения.
— Сегодня рядом со мной стоит Дункан Айдахо, — проговорил Лето. — Дункан явился сюда для того, чтобы произнести здесь клятву в верности, так, чтобы все слышали ее. Дункан?
Айдахо почувствовал, что по его спине пробежал предательский холодок страха. Лето предоставил ему простой выбор: Объяви о своей верности Богу-Императору или умри!
Если я начну отшучиваться, колебаться или каким-либо образом отказываться, то эти женщины убьют меня собственными руками.
Айдахо едва не задохнулся от гнева. Он откашлялся и начал говорить.
— Пусть никто не ставит под сомнение мою верность. Я верен Атрейдесам.
Эффект потряс Айдахо.
— Мы с тобой! — неистово закричали женщины. — Мы с тобой! Мы с тобой!
— Мы с тобой, — повторил с ними и Лето. Юные курсанты школы Говорящих Рыб вбежали в зал с подносами, полными вафель. Руки тянулись к подносам, словно исполняя красивую ритуальную пляску, исполненную грации и благоговения. Каждая женщина, взяв вафлю, поднимала ее над головой. Когда девушка, приблизившись к трапу, протянула поднос Айдахо, Лето сказал:
— Возьми две и дай одну мне в руку.
Айдахо опустился на одно колено и взял две вафли. Они были хрустящими и ломкими. Айдахо встал и протянул одну из вафель Лето.
Громовым голосом Лето вопросил:
— Выбрана ли новая гвардия?
— Да, господин! — крикнули в ответ женщины.
— Храните ли вы мою веру?
— Да, господин!
— Идете ли вы по Золотому Пути?
— Да, господин!
Вибрация женских голосов потрясала Айдахо, заставляла его цепенеть при каждом выкрике множества голосов.
— Мы едины? — вопросил Лето.
— Да, господин!
Когда женщины ответили, Лето положил вафлю в рот. Все матери возле трапа откусили от своих вафель по маленькому кусочку, оставив остальное детям. Другие Говорящие Рыбы, стоявшие позади одетых в белое матерей, опустив головы, ели свои вафли.
— Дункан, ешь свою вафлю, — приказал Лето.
Айдахо положил вафлю в рот. Его организм гхола не был приучен к Пряности, но клетки тела помнили ее вкус. Вафля отдавала горечью из-за небольшой примеси меланжи. Вкус пробудил в нем старые воспоминания — обеды в сиетче, банкеты во дворце Атрейдесов… тогда вся жизнь была пропитана Пряностью, ее аромат был знаком тех дней.
Айдахо проглотил свою вафлю и только в этот момент до него дошло, что в зале наступила неправдоподобная тишина, в которой громко щелкнул механизм тележки Лето. Айдахо обернулся и увидел, что Лето открыл ящик в основании тележки и извлек оттуда хрустальный футляр, испускавший голубоватое сияние. Император открыл Футляр и извлек оттуда старый отравленный нож. Айдахо тотчас узнал знакомый до боли клинок — в торце рукоятки был выгравирован ястреб Атрейдесов, сама рукоятка украшена алмазной инкрустацией.
Нож Муад'Диба!
Айдахо ощутил глубочайшее волнение при виде этого ножа. Он так внимательно смотрел на древнее оружие, словно ждал, что сейчас увидит его исконного обладателя.
Лето высоко поднял нож, показывая всем кривое, сверкающее молочно-белым сиянием лезвие.
— Вот талисман нашей жизни, — провозгласил Лето.
Женщины внимали, сохраняя полную тишину.
— Это нож Муад'Диба, — сказал Лето. — Зуб Шаи-Хулуда. Вернется ли Шаи-Хулуд?
Ответ был приглушен и от этого подействовал на Айдахо сильнее, чем предыдущий исступленный вопль. — Да. господин.
Айдахо вновь стал внимательно рассматривать полные раболепства лица Говорящих Рыб.
Кто есть Шаи-Хулуд? В ответ снова раздался приглушенный ропот:
Ты. господин. Айдахо мысленно кивнул самому себе. Нельзя было отрицать. что Лето черпал власть из бездонного источника, которым никто и никогда не пользовался в таких масштабах, Лето произносил слова, но они ничего не значили по сравнению с тем. что в действительности творилось в этом зале. Слова Лето возвращались к Айдахо, словно ждали момента для того, чтобы скрыть свой истинный смысл. Айдахо вспомнил их с Лето разговор в крипте — месте, которое гак нравилось Лето и казалось столь отталкивающим Айдахо, — в сырой темной крипте, полной пыли веков и запаха древнего упадка.
— Я формировал это общество, придавал ему вид в течение трех тысяч лет. выпуская из плена незрелости целый биологический вид, — сказал тогда Лето.
— Но это не объяснение по поводу женской армии, — запротестовал Айдахо.
— Изнасилование чуждо женской природе, Дункан. Ты говорил о половой разнице в поведении, вот один из примеров такой разницы.
— Перестаньте уходить от разговора!
— Я не ухожу. Изнасилование — это плата за завоевание. которую требуют мужчины. Самцы, совершая изнасилование, показывают, что они еще не выбрались из плена своих подростковых фантазий.
От этой тирады Айдахо почувствовал гнев, который ему было трудно скрыть.
— Мои гурии обуздывают мужчин, — сказал Лето. — Они одомашнивают их. женщины в силу необходимости занимались одомашниванием испокон веков.
Айдахо молча смотрел в окруженное складкой лицо Лето.
— Именно обуздать, укротить, — продолжал Лето. — Это значит — создать новый паттерн выживания. Раньше женщины учились этому у мужчин, а теперь мужчины учатся у женщин.
— Но вы говорили…
— Иногда мои гурии прибегают к насилию, но только затем, чтобы потом превратить его в глубокую взаимозависимость.
— Черт возьми! Вы…
— Связывание, зависимость, Дункан! Зависимость.
— Я не чувствую себя связанным с…
— Образование и обучение требуют времени. Ты — воплощение древней нормы, по которой можно мерить новую норму.
Эти слова Лето погасили в Айдахо все чувства — осталось только тяжелое ощущение утраты.
— Мои гурии учат зрелости, — продолжал между тем Лето. — Они знают, что должны управлять созреванием мужчин. Через этот процесс они добиваются собственного созревания. Со временем гурии становятся женами и матерями, и мы покидаем накатанный путь насилия и юношеских фиксаций.
