— Так, — медленно произнёс он, отставляя в сторону свой бокал и опускаясь в широкое кресло, сильно напоминавшее трон. — Значит, я спутал чьи-то карты, и игра сложилась не в пользу Империи?
— Да, — с трудом произнесла Дизиэт и судорожно сглотнула. — Именно так обстоят дела. Среди Гуманистов есть влиятельные силы, готовые воспользоваться любым предлогом, чтобы спровоцировать отказ от договорённости, каким бы ни был этот предлог. У них хватит сил испортить все дело. Кое-кому из Скопления все ещё нужна победа Империи. И мы не можем нарушить сложившееся равновесие сил.
— Да, понимаю. — Он тупо смотрел перед собой. — Моя миссия закончена.
— Да, ты должен отправляться с нами.
— А что произойдёт здесь?
— Верховных Жрецов похитит отряд десантников, которых доставит в монастырь самолёт Гуманистов. Монастырь будет взят войсками Империи. Намечены рейды на полевые штабы гегемонистов; они должны пройти практически бескровно. Если сопротивление продолжится, будут приняты меры: несколько танков и самолётов взорвут лазером из космоса. Полагают, что подобные действия охладят пыл желающих сражаться дальше. — Дизиэт стояла напротив него, по другую сторону стола. — Все это произойдёт завтра на рассвете. — Она вздохнула. — Ты действовал… блестяще, сумел вывести Бейчея… мы тебе очень благодарны, и нелегко…
Он жестом остановил её.
— Мне нужно кое-что сделать, я не могу отбыть сейчас с вами. Отправляйтесь пока без меня, а утром, на рассвете, вернётесь за мной.
Сма открыла рот, затем покосилась на дрона.
— Ладно, мы вернёмся завтра. Закалве, я…
— Всё в порядке, Дизиэт, — спокойно перебил он её и поднялся с кресла. Он смотрел ей в глаза, и ей пришлось отвести взгляд. — Всё будет так, как вы решили. До свидания. — Он заложил руки за спину. Сма направилась к выходу, Скаффен-Амтиско последовал за ней. На пороге женщина оглянулась, но ничего не сказала и вышла. Дрон завис в дверях.
— Закалве, — начал он, — я просто хочу добавить…
— Вон! — Он схватил столик за ножки и запустил им в Скаффена. Столик отскочил от невидимого поля и с шумом грохнулся на пол; дрон поспешно ретировался, плотно закрыв за собой дверь. Он стоял посреди комнаты, тупо глядя перед собой.
Тогда он был моложе, и его воспоминания о том времени отличались особой свежестью и остротой. Иногда он делился ими с казавшимися спящими, а на самом деле — замороженными людьми, бродя по немому холодному кораблю и задавая себе то и дело вопрос — а не сошёл ли он с ума от этого безмолвия? Когда-то он сам прошёл через это и имел опыт пребывания в «замороженном виде», но пробуждение разочаровало, так как он ожидал определённого воздействия на свою память, а именно — «стирания» фактов и событий, имевших место в прошлом. Но мозг отнюдь не утратил даже части имевшейся у него информации, воспоминания остались по-прежнему чёткими и яркими. Таким образом, оправдались самые оптимистические прогнозы по поводу безвредности замораживания; да и процесс «оживления» прошёл достаточно быстро, если сравнить, например, с его ощущениями после оглушающего удара по голове (подобное событие случалось в его жизни не раз и не два). Всё напоминало пробуждение после крепкого и долгого ночного сна.
Проведя ряд анализов и всевозможных медицинских проверок, его объявили здоровым, а затем на пару часов оставили наедине с самим собой. Он сидел, завернувшись в пушистое полотенце и словно тот, кто постоянно трогает больной зуб языком или пальцем, проверяя, болит он или не болит, устроил «перекличку» своим воспоминаниям — и явились те, которых он надеялся потерять в темноте и холоде космоса. Всё, что происходило с ним в прошлом — хорошее и плохое, правильное и неправильное — вдруг заявило о своём присутствии.
Полет корабля под названием «Отсутствующие Друзья» должен был длиться столетие или даже больше. В некотором смысле это была гуманная акция: владельцы судна, инопланетяне, предоставили свои услуги с целью смягчить последствия ужасной войны. Он, на самом деле, не имел права отправляться в это путешествие, потому что места на корабле были предназначены для людей, переживших ужасы недавней войны. Поэтому пришлось воспользоваться поддельными документами, чтобы обеспечить себе бегство.
Он добровольно согласился на это условие: его должны были разморозить и включить в состав экипажа где-нибудь в середине пути. Хотелось путешествовать по-настоящему — увидеть космос, оценить таинственную пустоту. Остальных — тех, кто предпочёл оказаться вне состава экипажа — сначала накачают лекарствами и наркотиками, потом в бессознательном состоянии доставят на судно, там заморозят, и весь путь до другой планеты, где их должны разбудить, люди проделают в состоянии анабиоза.
Когда он очнулся, вахту несли Кай и Эренс. Последнего должны были снова заморозить ещё пять лет назад, но он отказался — решил бодрствовать, пока корабль не долетит до цели. Что касается Кая, то он был оживлён три года спустя, и ему тоже полагалось подвергнуться повторной «заморозке» и до конца полёта отправиться в специальный отсек. Парни признались ему, с каким трудом дождались пробуждения следующего по списку члена экипажа; предполагалось, что тот составит им партию в карты и развлечёт рассказами из собственной жизни, но их надежды не оправдались. Он большую часть времени молча слушал их бесконечные споры.
— … лететь ещё целых пятьдесят лет, — напомнил Эренсу Кай.
— Это же не вечность, не так долго ждать. — Эренс махнул бутылкой.
— Ты убьёшь себя этим пойлом и другой дрянью, которую постоянно принимаешь. — Кай покачал головой. — Тебе не долететь и, значит, больше никогда не увидеть настоящего солнечного света, не услышать шум дождя, не ловить языком его капли… да мало ли чего! И года не протянешь, не говоря о пятидесяти. Поверь, тебе надо заснуть.
— Это не сон!
— Называй это как хочешь, но я тебе советую дать себя снова заморозить.
— И это также не заморозка… не замораживание в буквальном смысле слова. — Эренс выглядел одновременно и раздражённым, и озадаченным.
Судя по вялой интонации спорящих, они не в первый раз вели этот диалог.
— Тебе следовало бы верннуться, — как, кстати, и полагалось, — в свою маленькую холодную нишу ещё пять лет назад, и дать соответствующее указание: «Излечить от всех пагубных пристрастий».
— Корабль и так меня уже лечит, — гордо сообщил Эренс и поднёс ко рту бутылку.
— Ты убьёшь себя.
— Как хочу, так и живу.
— Из-за твоего поведения все на этом корабле, в том числе и спящие, могут погибнуть, — мрачно заявил Кай.
— Корабль сам о себе позаботится. — Эреис, хихикнув, обвёл взглядом комнату отдыха — единственное грязное место на судне, и смахнул со стола чашку.