— Я удивлена, что ты вообще очнулась, — встревает Изящная Бинтсейф, сидящая в углу позади Тени.
Равн поворачивается к ней и улыбается.
— По-оверь, я о-охазалась удивлена не меньше, — произносит конфедератка. — Но-о это-о был приятный сюрприз.
Арфа в руках Мéараны играет повелительный аккорд.
— Но х’ть ты и провалял’сь все эт’ время брюхом кверху, рассказать-та о т’м, чем драка зак’нчилась, тебе по силам!
— Думаю, — Тень кивнула в сторону бан Бриджит, — твоя мама уже догадывается.
— Думаю, ты зря сюда явилась, — уходит от ответа Гончая. — Скажи лучше, пока мое любопытство не угасло, с какой стати ты напялила на себя цвета Гешле Падаборна и попыталась выдать себя за него.
— Кто-то же должен был, — пожимает плечами Тень.
Но Мéарана понимает, что безразличие конфедератки притворно.
— Чтобы поднять дух повстанцев.
Равн наклоняется вперед и кладет ладони на колени.
— Им нужен был Падаборн; я им его дала.
— Поддельного.
Тень обнажает зубы в широкой улыбке, вновь откидывается назад и укладывает широко разведенные руки на спинку дивана.
— Неужели?
— Нет, — говорит бан Бриджит, — она вернула им настоящего. Он устоял перед всеми искушениями, кроме последнего. Месть, слава или освобождение Терры — ничто не смогло убедить его. Но то, что ты пала, пытаясь сыграть предназначенную ему роль, вынудило его принять решение.
— Таков и был план, — опускает голову Равн.
— Твой план! — восклицает Изящная Бинтсейф. — Да тебя же могли убить. И не передумай Донован, так бы все и закончилось.
Вновь сверкают зубы.
— В тот момент это казалось неплохой мыслью.
— Скажи, Равн… — напрягается вдруг бан Бриджит, — кто одарил тебя этими шрамами? Екадрина? Неужели она свалила старика так же, как тебя, а потом подвергла тебя каовèну? Или это Ошуа наказал тебя за то, что ты лишила его возможности разыграть карту Падаборна в битве за власть?
— Никто меня ими не одаривал, Красная Гончая. Я их заслужила. Это лишь самые заметные из моих ран, и каждая заработана честно; и те причины, по которым они получены, позволяют мне носить эти увечья с гордостью.
IX. Юц’га: главный аргумент
Словом каким передать весь ужас боя,
Чья нить лишь краем касается
повествования ткани?
От удивления Екадрина застыла;
Исчерченный шрамами оплошности
ей не простил.
Не промедлил он ни секунды.
Первый выстрел за ним!
Падает Екадрина! Но, падая, уклоняется,
избегая
Удара смертельного. Скрывается
в высокой траве.
Начинает игру в кошки-мышки,
натыкаясь на трупы
Тех, кто прежде ей верно служил.
Смотрят в небо златое слепые глаза;
оружие на земле.
Те руки, что держали его, вцепились
теперь в пустоту,
Словно удушить хотят невидимку.
Или удушаемы им.
Больше не Тени, лишь дымка…
Удовольствия плоти отсек острый серп.
Угасают, словно те голограммы, чья сгнила подложка.
«Я б на земле предпочел батраком за ничтожную
плату работать, —
Говорил Ахиллес. — Нежели быть здесь
царем мертвецов»[18].
Легко ли сражаться, когда подобные мысли терзают?
Но боги простят ли трусливый побег?
Ах, какие удары наносились, к каким уловкам прибегали соперники! Олафсдоттр оставалось лишь жалеть, что рецепторы шэньмэта смогли заснять битву только кусками и что происходящим не удастся в полной мере насладиться в минуты покоя. Невзирая на внезапность, с которой атаковал Падаборн, Екадрине удалось пережить его первый выпад и, постоянно меняя укрытия, осыпать соперника градом выстрелов.
Но именно для таких случаев и расщепили когда-то сознание Падаборна. Пока половина его личностей выискивала обходные пути, остальные занимались решением поставленной задачи. Будучи отнюдь не дураком, он не надеялся, что покончит с врагом первым же выстрелом, и молниеносно сменил позицию, чтобы сделать следующий.
Тренируйся он хоть чуточку почаще, и удача была бы на его стороне. Не будь Екадрина ранена, повезло бы ей. Но так уж вышло, что схватка превратилась в потасовку двух калек; победа могла не достаться никому, а поражение — настигнуть любого. Вокруг, подобные звездам-компаньонам вокруг основной, плыли по своим орбитам остатки тайчи, трезубцев и черных коней, сходившихся в поединках менее значимых для всех, кроме тех, чья жизнь зависела от их исхода. Пожар перекинулся с пристройки на кустарники, охватил соседние здания и, перепрыгнув через реку Эндикотта, начал свое шествие по окрестностям Кривограда. И кое-кому из Сорок, сражавшихся в лесу, пришлось неожиданно столкнуться с новым, более грозным противником — ревущим, вставшим стеной огнем.
Но почти ничего из этого Равн не видела. Та поза, в которой она лежала, значительно ограничивала ее шэньмэту обзор, и изображение записывалось под неудобным углом. На мгновение в кадре возник Падаборн, но только для того, чтобы один раз выстрелить и показать прием «Игра с пучком палочек». Екадрина, которой видно не было, метнула планирующую гранату — вращающийся диск, изящно проплывший над травой, прежде чем взорваться. К сожалению, только столь краткие моменты этой грандиознейшей битвы и удалось записать.
