– Благодарю вас. – Он замялся. – Вы не расскажете ей, что я говорил с вами?
– Уф-ф. – Я сцепил вместе пальцы. – А какое предельное время она установила?
– Час дня, сэр. Если она на самом деле… – Он поежился. – Могу я считаться прощенным?
– Да. – Когда он встал, я сказал:
– Нет, погоди немного. – Новый Майкл нравился мне гораздо больше. С другой стороны, страх не вызывает уважения, мне по-прежнему было до него не достучаться. – Я собираюсь отправиться в поездку – выступать перед людьми. Не хочешь присоединиться?
– Да, пожалуйста, – поспешно согласился он. И добавил:
– Это связано с вашим совещанием за закрытыми дверями? Со всеми этими звонками?
– Это тебя не касается… Да. – Не надо было ему это говорить, он не настолько благоразумен. Но он был сыном Алекса и находился на моем попечении.
– Мы планируем коренное изменение политики, – сказал я.
– Экологической политики.
Если б я мог, то вскочил бы на ноги:
– Откуда ты знаешь?
– Я не так глуп. – Смотря мне в лицо, он торопливо добавил:
– Я понял по Бевину, сэр… Кадет весь сияет с тех самых пор, как вы вернулись домой. А он ведь «зеленый», не так ли? Мне говорили, что его отец работает в Экологической лиге.
– В Совете. Экологическая лига – это совсем другое… Он работает в Совете по защите окружающей среды.
– Как бы то ни было, раз он так счастлив… – Майкл пожал плечами.
Несколько мгновений я колебался, доверять ли ему свое будущее:
– Мы собираемся сделать все возможное для восстановления окружающей среды.
– Зачем? – спросил он с удивлением, но без вызова.
– А ты разве не думаешь, что мы в этом нуждаемся?
– Кого заботит, что я думаю? – горько промолвил он.
– Меня.
– Я это предполагаю. Уровень моря поднимается… – Его лицо вдруг исказилось. – Я ничего такого не имел в виду, когда шутил о голландцах, сэр!
– Понимаю, Майкл, – мягко согласился я.
– Она заставила меня почувствовать себя так, будто я собственными руками их потопил. Кроме шуток.
– Нельзя смеяться над чужими несчастьями. – Я рассказал ему о визите Комитета спасения Голландии, описал ужасные опустошения в Бангладеш, которые видел из самолета. – Арлина была тогда со мной. Она плакала.
Майкл ковырнул ногой пол:
– Простите меня.
– Она будет рада это узнать.
– Однако с Голландией в последнее время ничего нового не произошло. Что изменило ваше мнение?
– Филип. Хотя мне многое довелось там увидеть. Он оценивающе посмотрел на меня, словно взвешивая мои слова.
Я сказал:
– В Военно-Космической Академии кадетам не разрешают выходить на улицу, если гамма-излучение слишком сильное. А такое случается все чаще и чаще. Впервые в этом столетии у нас столько ливней, извержений вулканов, опустошительных наводнений, пожаров. Сильно выросла заболеваемость раком. Сельское хозяйство в хаосе, мы в полной зависимости от колоний. И все это связано с экологией.
– Вашей вины в этом нет.
– Я закрывал на все это глаза! – Я сжал голову руками. – Сколько людей погибло, пока я не желал слушать никаких доводов?
– Папа говорил мне, что не надо заботиться обо всем мире сразу.
– Мой отец учил меня другому. Человек, который стрелял в меня… Его семья потеряла возможность заниматься рыбной ловлей после экологической катастрофы в Тихом океане. У сержанта, убившего кадетов в Академии, вся семья умерла от отравления. Лига экологического действия не права и должна ответить за свои поступки, но я игнорировал их мольбы, провоцировал их до тех пор, пока… – Я замолчал, объятый страхом.
– Да?
Я не мог этого произнести. Нет. Пусть это будет мне наказанием.
– Ты был прав, – прошептал я. – Это я убил твоего отца. Прозрей я раньше, Лига экологического действия не подложила бы эту бомбу.
– О, мистер Сифорт! – Его глаза блестели. – Я так хотел вас возненавидеть. – Долгая пауза. – Но мистер Кэрр рассказал мне все о вас и о папе. Я понимаю, почему он хотел пойти с вами в Ротонду.
Я проглотил комок в горле.
– Прости меня, Майкл.
– Я так чертовски сильно по нему тоскую. – Он обхватил голову руками. – Но я не буду вас в этом винить.
Воцарилось молчание, во время которого между нами установилось что-то вроде мира. В конце концов я кашлянул и сказал:
– Пойдем посидим на веранде. Я хочу побыть в роли Дерека и кое-что тебе рассказать.
– Да, сэр. – Он вскочил на ноги, по-прежнему беспокоясь о том, чтобы соблюдать правила вежливости.
Я жестом предложил ему открыть двойные двери.
Большая и все более редкая удача – день был прохладным. Несколько лет назад я велел установить дюралюминиевые тенты для защиты от солнца. Сам того не осознавая – как теперь я понял, – я приспосабливался к нарастающей экологической катастрофе.
Я похлопал по сиденью рядом с собой:
– Я познакомился с Дереком – то есть с мистером Кэрром, – когда был примерно в твоем возрасте.
– Вы взяли его на военную службу. Он мне рассказывал.
– Сначала как кадета. Я не мог сразу сделать его гардемарином.
– Мой отец думал, что это было глупой идеей. Он говорил мистеру Кэрру… О, простите! – Майкл вскочил со стула. – Сэр, я не это имел в виду!
Похоже, воспитание зашло слишком далеко.
– Сядь. – Я подождал, пока он подчинится. – Я скажу Арлине, что ты переходишь под мою ответственность, кроме тех случаев, когда будешь вызывать ее недовольство. А остальным я займусь сам.
– Я чувствую себя болваном. – Он потупил взор и смотрел на свои ботинки. – Все время был таким осторожным, старался взвешивать каждое слово.
– Ты не должен так меня бояться. Или Арлины, если на то пошло. Я не буду обращать внимание на мелкие промахи. А теперь иди и переоденься, ты пропотел насквозь. А потом я расскажу тебе о твоем отце и мистере Кэрре.
Три дня прошли относительно спокойно. Насколько я мог знать, Ансельм больше не притрагивался к моему виски. Он помогал мне в делах, а когда был свободен, занимался с Бевином. То, что кадет находился за пределами Академии, не освобождало его от учебы. Равно как и от физических упражнений. Иногда я по утрам делал перерывы в работе и выкатывался в кресле во двор, где гардемарин руководил тренировками двух молодых людей.
Бевин занимался не жалуясь, чего и следовало ожидать – кадетам в Академии спуску не дают. Я с тоской вспоминал свои юные годы, когда во время учебы мое тело быстро становилось гибче и сильнее, а параллельно росли гордость и уверенность в себе.
Майкл был совсем другим. Хоть он и обладал крепким сложением, но ненавидел физические упражнения со страстью, которую отчасти пробудил в нем Ансельм. Майкл решил испытать меня. Я был твердо настроен ничего ему не рассказывать, пока он этого не заработает своими занятиями. Узнав это, он разразился проклятиями, и мальчика оставили на целый день взаперти в его комнате. В следующий раз я решил быть с ним пожестче.
