Чуть позади, слева от Роуна, стоял грациозный и важный Состель в своем жестком форменном жакете.
— Держите стакан за петельку одним пальцем, хозяин, — шептал он, — а не всей пятерней…
Роун едва кивнул, будучи предельно скованным от того, что навешанная на него Состелем от всей души куча разноцветного тряпья не только была смешна и нелепа, но еще вот-вот могла с него свалиться, стоило только сделать неосторожное движение. Чувство общей неловкости обострялось этим самым парадоксом — с головы до ног окутанный тряпьем, он ощущал себя словно голый.
Гости старательно обходили его своим вниманием, а Состель, напротив, добросовестно называл каждого, кто пропархивал мимо в танце, прикасаясь к партнеру лишь кончиками пальцев. Потрясенный ослепительным светом и обилием цветов, Роун в явной растерянности наблюдал за всем этим. Ему казалось, будто мужчины и женщины, замысловато разодетые, буквально парят в воздухе, отражаясь в многослойном стеклянном полу.
Он осушил бокал, и ему тут же налили снова. Наконец появился Дарел, одетый в розовые одежды, с мертвенно-серебристыми волосами и перистыми крылышками на лодыжках.
— Роун… как чудесно вы выглядите, — он бросил взгляд на Состеля. — А Состель, сукин сын, хороший пес. Но почему он не предложил вам изысканные краски для волос и духи? И еще разные штрихи к портрету…
— Он предлагал, — резко оборвал его Роун, — но я отказался. Слушайте, Дарел, я не собираюсь больше терять времени. Когда вы предоставите мне возможность встретиться в эмиссарами вашего правительства и военными лидерами?
Гости Дарела с любопытством наблюдали за Роуном. Кто-то хихикнул, но благоразумно тут же замолчал.
— Терять время? — Нос Дарела дернулся, словно его прищемили.
— Я, кажется, снова всех обидел, — в неожиданно наступившей тишине проговорил Роун с досадой. — Вы не предупредили, что мне плевать на манеры?
Нервный смешок прошелестел по залу.
— А для вас, похоже, только это что-то и значит! — выпалил Роун. — Сплошные манеры! Вам плевать, что Земля снова стала свободным миром… что Галактика открыта для вас?
Дарел положил узкую ухоженную ладонь на его запястье.
— Здесь мало кто верит в мифологию, Роун. Они…
— Какая, к черту, мифология?! Я говорю о тысячах мирах… о миллионах! Ими всеми Земля когда-то управляла!
Послышались редкие аплодисменты.
— Очаровательно, — неожиданно вмешался Дарел. — Так спонтанно, — он покосился на остальных. — Многообещающе, — завершил он.
Роун заметил, что на него пристально смотрит прелестная девушка — изысканная копия Стеллери и в то же время напоминание статуи с Альдо Церис, только живое. Ее губы, изогнутые в мягкой улыбке, напрашивались на поцелуй, а зеленые глаза весело смеялись, образовав нежные складочки в уголках.
— Меня зовут Дэзирен, — представилась она сама. — Я не понимаю, о чем вы говорите, но это очень волнующе.
— Дэзирен будет выступать сегодня вечером, — заметил Дарел. — Она кульминация всего вечера. — Его похотливый взгляд обшаривал ее, как лапающая грязная рука.
— Слушай, — обратился Роун к девушке. — Вечеринка, конечно, прелестная, да и ты такая красивая, что мужчины с ума от тебя сходят. Но кто-то же должен выслушать меня! Произошло самое великое событие за последние пять тысяч лет… хотя Земной Флот уже давно должен был догадаться, что блокада прекращена. Есть парень Тришинист, который голову положит, лишь бы стать командующим оккупационных сил на Земле. Они думают, что эта планета — настоящая сокровищница, которую можно хорошенько пограбить. Самая богатая добыча всех времен и народов…
Дарел рассмеялся, набрав полный рот дыма, но почему-то поперхнулся. Тут же явился Состель со стаканом воды и надушенной тряпочкой. Люди стали потихоньку отходить от Роуна, заскучав от нудных разговоров.
Дарел понимающе улыбнулся и вынул изо рта сигарету.
— На вашем месте, — заметил он, — я бы чуть-чуть сбавил темп. Я понимаю, вы хотите быть великим фаворитом, но ведь надо и меру знать. Не так ретиво, мой друг, не так ретиво, люди этого не поймут.
Роун зарычал. Дарел вздрогнул.
— Вам и в самом деле следовало бы преподать кое-какие приличные манеры, — довольно резко сказал он. — Я бы посоветовал вам, например, отрастить ногти, сделать маникюр и еще кое-что… на усмотрение Состеля, — он поднялся легким балетным движением. — А теперь, я думаю, Дэзирен и я…
— Она будет танцевать со мной, — заявил твердо Роун.
Он одним глотком допил вино, отбросил бокал и подошел к девушке. Когда Роун обнял ее, она только удивленно распахнула свои зеленые глаза. Он же, ощутив в своих руках это воздушное, легкое, очаровательное создание, буквально лишился дара речи.
Да, впрочем, слов и не требовалось. Неожиданно для себя он сразу почувствовал музыку, звучавшую довольно громко, и его сразу же увлек ритм красивой мелодии, задавшей ритм и человеческому сердцу. Эта музыка проникала очень глубоко, пробуждая древние забытые мечтания.
Когда-то Стеллери учила его танцевать, и Роун вдруг обнаружил, что до сих пор не забыл ее уроков. Он окунулся в танец, как плавающий, отвыкший от воды, органично тут же ощущает свое умение плавать при первом же соприкосновении с ней. Сначала все наблюдали за ним с любопытством, затем потихоньку расступились, но праву предоставив место и свободу очаровательной паре, исполняющей этот оригинальный навораживающий танец.
Но ничего этого Роун не видел. Он был совершенно поглощен музыкой и девушкой, которую держал в своих объятиях. Все, о чем он так долго мечтал, наконец свершилось, и его существо буквально пело от счастья.
Но музыка прервалась, и Роун с сожалением отпустил Дэзирен, лишь на мгновение задержав ее в своих объятиях, продолжая любоваться прекрасным, испуганным и одновременно восторженным ее лицом.
— Думаю, теперь я знаю, зачем так стремился сюда, — вымолвил он, переводя дыхание. — Мне кажется, я чувствовал, что найду тебя. И теперь уж я тебя не отпущу.
На глаза у нее неожиданно набежали слезы.
— Роун, — прошептала она, — почему… почему ты не приходил раньше… — она неожиданно повернулась и убежала.
На него обрушился целый шквал аплодисментов и возгласов «браво!». Все смотрели на него… Смотрели — со страхом? К нему подходили настороженно и с опаской, как к прирученному, но все еще дикому зверю. Из глубины зала к нему пробивалась маленькая гибкая брюнетка с такой сложной прической из нагромождения кос и локонов на ее голове, что, казалось, они способны раздавить ее хрупкое тело. Она приближалась медленной, грациозной походкой, и ее платье, цвета воздуха, пронизанного солнечным светом, колыхалось при каждом шаге.
