Ох уж эта наживка!
ОТЦЕПИТЕСЬ, СВОЛОЧИ! ТРАХАЙТЕСЬ ГДЕ-НИБУДЬ В ДРУГОМ МЕСТЕ!
Вновь оставшись в одиночестве под лучистыми звездами, Финстер горестно вздохнул.
Беды его начались, как только он подступился к сопляку профессору по имени Дени Ремилард. О том, чтобы проникнуть за его экраны, не могло быть и речи. Финстер, не будь дурак, догадался, что метапсихолог мигом его засечет – только сунься. И решил подбирать крохи, падающие со стола, то есть обрывки «декларативной» телепатии, которые Ремилард адресовал друзьям и коллегам. Мысли свои он, правда, формулировал по-английски, но, Боже, что за мысли! Бедняга Финстер вконец запутался в лабиринте символов, логических образов, крылатых выражений и прочей дребедени. Если Дени и работает над чем-то представляющим угрозу (или, наоборот, выгоду) для начинаний О'Коннора, то нужны более компетентные мозги, чтобы это подтвердить. И Финстер предложил – а босс одобрил – косвенный путь расследования. Надо оставить в покое Дени и его Группу, пока не выявятся признаки хоть какой-то практической деятельности, а тем временем пощипать многочисленных родственников юного гения. Дай Бог, с миру по нитке он соберет сведения, которые помогут боссу определить свое отношение к Дени и Дартмутской группе.
Начал он с дядюшки in loco parentis note 51 молодого профессора, что служил администратором в шикарном курортном центре Уайт-Маунтинс. Как большинство людей, считающих себя стопроцентными американцами, Фабиан Финстер и не подозревал о франкоязычном меньшинстве населения Новой Англии. Дядюшка Роже, безобидный малый, говорил на беглом янки, но мысли его были невообразимой смесью французского и английского. Финстер поселился в отеле и, несмотря на комфорт и шикарную жратву, провел довольно утомительный месяц, копаясь в них. Но труды его были вознаграждены: оказывается, дядюшка Роже решил оставить Уайт-Маунтинс из страха перед младшим братом Дени Виктором – самой темной лошадкой семейного клана Ремилардов.
Любопытно!
Финстер немедленно переключился на Виктора и обнаружил, что двадцатилетний верзила неплохой телепат, а в принуждении превосходит не только старшего брата, но и, возможно, самого Кирана О'Коннора. Кроме того, Виктор порядочный прохвост и занимается махинациями, подобными делам босса, разве что не в таком масштабе.
О'Коннор очень заинтересовался.
Финстер получил четкие инструкции всесторонне и с максимальными предосторожностями изучить Виктора и его деятельность. Ему надлежало держаться вне вычисленного ими радиуса принуждения: примерно двести ярдов плюс-минус, то есть вдвое больше дистанции психического воздействия самого Кирана. Прослушивание решено было вести как телепатически, так и с помощью электронной аппаратуры, уделяя особое внимание полезной «грязи». Каждую ночь Финстер посылал пленку ежедневных записей в Чикаго срочной наземной связью, а утром получал комментарии и свежие инструкции от босса.
Три недели Финстер пас молодого заготовителя древесины на подступах к Берлину (Нью-Гемпшир). Вскоре выяснилось, что теневые стороны деятельности Виктора тщательно замаскированы и не представляют никакой возможности для прямого шантажа. Жены, подружки, дружка или какого-либо другого объекта запугивания также не имелось. (На пару с Дени Виктор помогал овдовевшей матери с выводком младших братьев и сестер, но, по всей видимости, не питал к ним чересчур нежных чувств.) Свои капиталы он держал в двух местных банках и в одном манчестерском, древесину поставлял по контрактам в Нью-Гемпшир и Мэн, собираясь прибрать к рукам также Вермонт – едва отыщутся подходящие для принуждения клиенты. Учитывая очевидную неуязвимость Виктора, Киран О'Коннор пока не пришел к чему-то определенному: то ли до лучших времен оставить его в покое, как Дени, то ли уже сейчас вовлечь в свой преступный синдикат.
Вторая перспектива казалась Финстеру все более туманной. По его оценкам, Виктор порядочный забияка и крепкий орешек. Его франко-английские мысли порой так сумбурны, что не поддаются расшифровке, на его счету по меньшей мере три убийства и бесчисленное множество психических и/или физических покушений (причем все шито-крыто). Он очень тщеславен, и лишь подсознательный страх удерживает его от применения насилия к старшему брату, которому он дико завидует.
Фабиан Финстер, трепетавший перед хозяином, неожиданно для себя осознал, что Виктор Ремилард внушает ему еще больший страх, и твердо решил высказать боссу свое отрицательное мнение по поводу сотрудничества с этим чудовищем. Пожалуй, даже стоит подумать, как обезопасить себя от его далеко идущих планов.
Пока же, вспотевший, искусанный комарами и обуреваемый дурными предчувствиями, он стойко нес ночной дозор, то и дело шепча синхронный перевод и комментарий по ходу дела в облепленный насекомыми диктофон «Тошиба», что висел у него на шее. Тем временем на застекленной террасе летнего коттеджа появился Виктор Ремилард, хлебнул холодного пива и продолжил работу по набору новых сил в свое расширяющееся метапсихическое гнездо. Беседа с канадским телепатом средних лет и сомнительных моральных принципов, прикатившим из Монреаля на шикарной «альфе», подходила к концу.
– Переливают из пустого в порожнее… Вик достает из холодильника запотевшую бутылку «Гиберниа Дункель Вайце» (Господи Боже!) и угощает гостя… Говорит вслух по-жабьи: «Согласен, Медведь, слияние наших предприятий сулит большую выгоду, но учти: у руля буду я». Фортье отвечает: «Конечно, Вик, никаких проблем. Я же вижу, с кем имею дело… «И хлебает пиво, набираясь храбрости. Вик улыбается и переходит на умственную речь: А ты уверен, что четверо твоих компаньонов с тобой согласятся? Как тебе известно, я в игрушки не играю. Я намерен потрясти галерею… он имеет в виду «преуспеть»… моими умственными приемчиками. «Древесина Ремко» – это так… начало. Скоро я стану крупным овощем… черт!.. очевидно, «большой шишкой» и буду ворочать миллионами… нет, миллиардами… Как и те, кто будут со мной работать. Но только все должно быть по-моему, понял, Медведь? Меня еще никому не удавалось обвести вокруг пальца. А канадец ему в ответ: «На здоровье, Виктор! Я ж говорю, как ты скажешь, так и будет!» Но голова у него, как дуршлаг, мысли так и сочатся: Знаешь, почему мы хотим примкнуть к тебе? Потому что никто так не знает музыку… он хочет сказать «острые углы»… бизнеса, как ты, там, в Квебеке, мы… я, Арман, Доньель и остальные… уф!.. по-мелкому работаем, а чтоб делать настоящие следы… мм… дела, надо пробираться на юг, к тебе, значит. Почему, думаешь, я приехал к тебе с таким регулярным… он подразумевает «открытым, прямым»… предложением?.. Можешь мою башку прочесать… и ребят моих по винтикам разбери – увидишь, мы… уф… не мухлюем. Вик – само обаяние. Говорит по-жабьи что-то вроде «о'кей» и хлопает канадца по плечу. Оба смеются. Мысли бесформенно-дружелюбные, но Медведь все еще боится портки обмочить, а у Вика экран сверкает, ну прямо как ваш, босс…
