— Избиении… — уточнил я, но замечание было проигнорировано.
— И ты, в отместку, ударил его и сломал нос.
— Неправда. Он споткнулся и упал сам, а меня оговорил из личной неприязни. Что может подтвердить система внутреннего наблюдения.
Директор сжал кулаки, встал и нервно прошелся по кабинету.
— К сожалению, система наблюдения дала сбой, и я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.
— Рядом находилась сеньора Долорес, она может подтвердить мои показания.
Директор вздохнул, открыл дверь и быстро произнес:
— Заходите. Оба.
Они зашли. Гнида, с перевязанным носом, гипсом на пол-лица, и Эмма, наивно хлопающая ресницами, стискивающая в руках сумочку. Эмма старательно играла дуру, вот уже второй час, и я, признаюсь, был о ней худшего мнения. Когда надо — она гораздо умнее, чем кажется.
Гнида бросил на меня взгляд, которым можно убить, и сел на диван. Я по знаку директора пересел в кресло напротив него и беззаботно закинул ногу за ногу. Эмма села на мое место.
— Итак, сеньора Долорес, расскажите нам еще раз, как было дело.
— Я уже говорила, сеньор директор, — Эмма неуверенно пожала плечами — я не видела.
— Как, как ты не видела?! — взбеленился тот. Это был не первый допрос за сегодня, и своей показной тупостью она его достала. — Ты не видела, как один учащийся, стоявший рядом с тобой, ударил другого учащегося, стоявшего рядом с тобой?
Дылда снова пожала плечами.
— Я такая рассеянная!..
Я из последних сил давился, чтобы не рассмеяться. Глядя на ее совершенно серьезные ужимки нельзя было не поверить в это. Да, Эммануэль, тебе бы в актрисы идти! Правда, роли бы у тебя были типовые, играть дур, но их тоже кому-то нужно играть!
Витковский успокоился, взял себя в руки и присел назад. Выдавало его лишь не в меру красное лицо.
— Сеньора Долорес, расскажите нам тогда, что вы видели.
— Ну… — она задумалась. — Мы стояли с сеньором Шимановским. Разговаривали.
— Вы видели сеньора Рубини?
— Да. Он шел мимо.
— Вы видели, как сеньор Шимановский его ударил?
— Нет, не видела.
— В таком случае, вы, наверное, видели, как сеньор Рубини споткнулся и упал?
— Нет, не видела.
— Как нет, если вы стояли в метре от обоих?
— Наверное, я отвернулась.
Директор стал краснее вареного рака.
— Да ога с гим заодго! — вякнул Гнида, противно гнусавя. — Ога же спит с гим!
Эмма гневно обернулась. У нее был вид мегеры, гарпии, она готова была растерзать его голыми руками, и сдерживало ее только присутствие директора.
— Слышишь, козел, за такие слова я тебе сейчас еще один нос сломаю!
Где она собралась искать у него второй нос? Я изо всех сил пытался не рассмеяться, но получалось плохо.
— Долорес! — прикрикнул директор.
— Еще вякни хоть что-нибудь! Я тебя так разукрашу- мама родная не узнает!
— Эмма!
— Я тебе член оторву! — заводилась Шпала. — Потом прикручу назад и опять оторву! Только заикнись, с кем я сплю!
Лихо с фантазией у девочки! Под горячую руку к ней лучше не попадать! Я заржал на весь директорский кабинет.
— Эммануэль Долорес! — закричал тот, теряя остатки терпения. — Это все же мой кабинет, попрошу вести себя соответствующе!
Шпала замолчала, уткнулась в пол.
— Извините.
— Эмма, как тебе не стыдно!
— А не стыдно! — вскинулась она. — Пускай они сами разбираются! Нечего меня сюда приплетать! Я ничего не видела, ничего не знаю и ничего не скажу!
Витковский стер со лба пот. Воевать со Шпалой… Я ему не завидовал.
— Иди на занятия! — вырвался его обреченный вздох.
Эмма гордо поднялась, поправила юбку и величественно поплыла к двери. Гнида выдавил ей вслед сквозь зубы:
— Шука!
Но та лишь презрительно фыркнула.
— Сеньор Рубини, вы также свободны. Можете идти домой.
— Но седьог дидектог…
— Да свидания, сеньор Рубини! — властно указал тот на дверь.
Гнида встал, поклонился и вышел. Витковский устало плюхнулся на свое кресло.
— Шимановский, я прекрасно понимаю твою игру. Ты доиграешься.
— Какую игру, сеньор директор? — я невинно округлил глаза.
— Не прикидывайся. Я не знаю, где ты раздобыл схему мертвых зон, но поверь, в следующий раз тебе так не повезет.
— То есть, вы утверждаете, что в следующий раз, если кто-то из друзей сеньора Кампоса поскользнется и что-нибудь себе сломает, и оговорит меня, вы меня накажете?
— Именно, Шимановский. И не передергивай. Ты прекрасно знаешь, как было дело.
Я отчислю тебя. В следующий раз, как только выкинешь что-нибудь эдакое. Все понятно?
— Понятно. Но думаю, департаменту образования это не понравится, — задумчиво потянул я.
— Что? — не понял он.
— Я говорю, думаю, отчисление без веских улик и доказательств — это то, что не понравится сеньоре Сервантес. Она женщина грозная, четырех генералов повесила. Мне кажется, отбор лицензии для нее — вещь пустяковая…
Сказать, что директор побагровел — ничего не сказать. Он стал пунцовым. Но держался.
— Шимановский, ты играешь с огнем. Я тебя предупредил, предупредил по-хорошему. В следующий раз будет по-плохому.
Тебе нужны доказательства? Будут доказательства, можешь мне поверить! А теперь марш отсюда, и молись, чтобы мы с тобой в этом кабинете больше не виделись!
— До свидания, сеньор директор! Всего хорошего, сеньор директор! — я медленно поднялся, расшаркался и направился к выходу, держа на губах слащавую улыбку. У, падаль!
Дверь приемной за мной закрылась, и я грязно выругался, используя в обороте элементы русского, польского и испанского. Итак, система работает. Это хорошая новость. Остальные новости — плохие.
Банда Толстого наживку заглотила, просто так это не оставит, раз. Директор предупрежден, а значит, вооружен, два. Он тоже просто так не оставит такое поведение и угрозы в свой адрес. Он привык быть богом, давить титуляров, как тараканов, а тут выискался один.
Он тоже будет строить козни. Для начала изменит схему расположения камер, затем подстроит нужные ему доказательства для моего отчисления. Конечно, активно заниматься этим не станет, все же я червяк, что ради червяка напрягаться? Но это лишь до первого моего фокуса. А фокусы будут.
То есть, впереди намечаются веселые времена, и я только что растерял все свои козыри.
Глава 10. Рассмешить богов
Он ушел, но это была чистая случайность. Кого-то они взяли, посчитали, что это он, причем в тот самый момент, когда одна из ангелов находилась от него в трех метрах. Невероятное везение!
