— И кто мог это сделать?
Обе женщины посмотрели друг на друга. Четкого ответа на этот вопрос ни у кого не было.
— Может быть, другие тела дадут ответ? — предположила Ната. В конце концов, надо чем-то заняться, пока ждешь ответа от Линель.
Возле добытого мяса стадо провело почти двое суток.
Жили бы и дольше, но на костях уже не осталось ни клочка мяса, а раскалывать кости, чтобы добыть мозг, было трудно. Их приходилось долго бить камнями, чтобы появилась маленькая трещинка. В некоторых случаях добраться до мозга было невозможно. Даже могучий Мам, и то не сумел раздолбить бедренные кости и, в конце концов, отбросил их со злобным ворчанием. А они пахли так вкусно! Все — и самки, и охотники — то и дело принюхивались и оборачивались на груду валявшихся костей. И время от времени кто-нибудь подбирался поближе и предпринимал еще одну попытку разбить кость. Пробовали все — и вожак Хых, и Мрачный, который в приступе ярости принялся колотить неподатливой костью по всему, что видит и даже попытался броситься на самого вожака Хыха, кинувшегося наводить порядок. Тот рассвирепел и атаковал Мрачного с такой силой и злобой, что все прочие предпочли кинуться врассыпную. Тоже вооружившись костью — второй бедренной костью — вожак Хых стал колотить Мрачного, не обращая внимания на удары, которые получал сам.
То ли боль от ран, то ли отчаяние от неудачи, то ли затаенное желание власти давали о себе знать — вожак Хых не становился моложе, у него уже на волосах виднелась седина — но Мрачный после первых ударов вожака не отступил, а сам перешел в атаку. Над останками броненосца закипела самая настоящая драка. Слышался только треск, хруст, топот ног и злобное рычание разъяренных самцов.
Остальные рассредоточились вокруг. Буш закрывал собой Уаллу, хотя и понимал, что до нее охотникам не добраться — противники слишком заняты друг другом, чтобы бросаться на беременных самок и матерей с детенышами. С другой стороны, неизвестно, что придет в голову Мрачного. Он и раньше был непредсказуемо жесток и порой колотил соплеменников. Достаточно вспомнить убийство Мыма — правда, тогда стадо голодало, а Мым был ранен, да и воспоминание об этом уже подернулось дымкой, как будто все происходило не с ними. Но то, что Мрачный в любой момент мог кинуться на любого с кулаками, это знали и помнили все. Доселе лишь старая самка Ахха могла как-то его утихомирить — она кидалась к Мрачному, обхватывала его руками, начинала ворковать и гладить его по плечам, голове и лицу. И Мрачный стихал, уткнувшись ей в грудь. Но Ахха умерла в прошлый сезон дождей. Перед этим она долго кашляла, хватаясь за грудь, плевала кровью, и все старались держаться от нее подальше — еще заплюет и сам заболеешь. Еду бросали ей издалека, замахивались камнем или палкой, если ослабевшая старуха подползала ближе. Она слабела, уже не могла ходить и волочилась за стадом ползком, подбирая останки. Нет, ее подкармливали, но держались поодаль. Лишь Мрачный, хмурый и угрюмый, нарушал табу. Он садился рядом с Аххой, касался ее руки, брал ее и клал себе на грудь, плечи и голову. И когда Ахха умерла, лег рядом, взял ее холодную руку и положил себе на голову. Так лежал, пока его самого не прогнали от тела старой самки голод и жажда. Потом встал и зашагал прочь. Его никто не удерживал — стадо всегда уходило от тел умерших сородичей, кто бы ни умер — старик, раненый зверем охотник, маленький ребенок или не сумевшая оправиться после родов самка. В тот сезон дождей как раз Уалла потеряла своего второго ребенка, а третий сейчас рос в ней. И Буш был готов защищать Уаллу от всего мира. И был готов броситься на Мрачного, если тот хотя бы посмотрит в ее сторону.
Но Мрачному сейчас было не до того.
Вожак Хых уже не пытался остановить разбушевавшегося охотника — он защищался. Вот он сделал один шаг назад, вот другой, вот попытался закрыться от опускающейся на голову костяной дубинки. Да и рев его звучал уже не так злобно, в нем слушался какой-то надрыв и даже вроде отчаяние. А Мрачный, наоборот, ревел и рычал в полный голос и колотил дубиной, по чему попало.
— Ах-ах, — Уалла вцепилась в плечо Буша, выглядывая из-за него. Маленький зубоскал прижался к его ноге с другой стороны, попискивая и дрожа. Сам Буш пятился, чувствуя, как на спине волосы встают дыбом. Что-то происходило. Что-то странное. Пугающее.
А потом вожак Хых чуть запоздал, и дубинка Мрачного обрушилась ему на плечи.
Вожак Хых вскрикнул, отшатнулся, теряя равновесие, попятился и отскочил в сторону, но не удержался на ногах и упал.
Громкий крик вырвался из груди всех, кто видел поверженного вожака. Но удивленные вопли перекрыл торжествующий рев Мрачного. Потрясая дубинкой и продолжая размахивать ею в разные стороны, он прыгал над упавшим вожаком и ревел, что есть мочи.
— Ах! Ах, — постанывала Уалла на ухо Бушу. Тот сердито ее пихнул — самка мешала ему, сковывая движения. Она тихо вскрикнула, но отступила, понимая, что сейчас ей лучше держаться подальше.
Отступали и многие другие самки, иные волочили за собой детенышей. Осталось лишь двое-трое бездетных, да почти все охотники и подростки. Они стояли и смотрели на поверженного вожака и торжествующего победителя. Все случилось так внезапно и неожиданно, что стадо растерялось.
Растерялся и сам Мрачный. Первое упоение победой прошло, и он опустил дубину, исподлобья глядя на всех. Он чего-то ждал. Ждали все, посматривая то на него, то на стонущего вожака. Хых ведь был еще не стар. Он был еще силен и ловок. И этих броненосцев добыли под его водительством. Что же случилось? И что теперь делать?
Вожак Хых поднял голову и тихо заворчал. Он попытался отползти в сторону, но замер, стоило Мрачному пошевелиться. Тот стоял в центре, зыркая глазами по сторонам и, казалось, выбирал, на кого броситься первым. Когда же вожак Хых пошевелился, он коротко рявкнул и замахнулся дубиной. В его голосе прозвучал короткий призыв и вызов. Вызов первому, кто усомнится в его силе.
Ответом было молчание. Никто не собирался искушать судьбу. Буш дрожал от волнения. Он чувствовал, что должен защитить Уаллу, но не знал, как это сделать и хватит ли у него сил. Ведь если новым вожаком станет Мрачный, их жизнь изменится.
Но что-то должно было произойти. И это произошло, когда вперед осторожно шагнул Мам.
Мрачный зарычал, заухал, но великан, не обращая на него внимания, остановился над вожаком Хыхом и тихо, успокоительно заворчал.
— Ву-ур, вур-вур… ум-ум… Ву! — выдал он, и, хотя он стоял, слегка скособочившись и опустив руки, Мрачный почему-то не бросился на него. Только оскалил зубы.
Мам оскалился в ответ, но на сей раз промолчал.
— Ы-ы-ы!
Буш сам не сразу понял, что это рычит он. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Он чуть выдвинулся вперед, и остальные охотники тоже пришли в движение. При этом одни придвигались чуть ближе к Мрачному, а другие, наоборот, отступали, стараясь держаться от него подальше. К некоторым из них, помедлив, стали присоединяться самки. Ни Мрачный, ни Мам, стоявшие в центре, не обращали на это движение внимания, пока одна из них, Фи, не захотела перебежать на другую сторону и оказалась слишком близко к соперникам. Грозный рык вырвался из груди Мрачного, он взмахнул дубиной, и, сбитая с ног, Фи рухнула на землю.
Мрачный проворно наклонился, схватив ее за волосы на голове и отшвырнул за себя.
Охотники ответили на это ревом и криками, но Мрачный не издал ни звука. Просто развернулся и затопал прочь, волоча дубину. Те охотники и самки, мимо которых он проходил, сторонились его, но несколько решили последовать за ним, поминутно оборачиваясь на остающихся. Всего ушло примерно две трети стада.
— Ай!
Уалла подскочила, обхватила Буша поперек туловища, но он не попытался оттолкнуть подругу. Взгляд его был прикован к вожаку Хыху, который медленно, не спеша поднимался на ноги.
Глава 13
Работа в лагере продолжалась еще двое суток. Увы, первый найденный скелет землянина так единственным и остался. Больше останков землян обнаружено не было. Зато удалось отыскать многочисленные, часто разрозненные, скелеты некоторых представителей местной фауны, в том числе и как минимум четырех «псевдорептилоидов Мола», как окрестили обладателя второго из найденных скелетов. Зоологи ликовали, собирая скелеты и присоединяя материальные образцы к виртуальной коллекции. Палеонтологи трудились в поте лица, особенно неистовствовала Грета. Эта маленького роста — еще чуть-чуть и карликанка — пожилая женщина с пронзительным взглядом ухитрилась так организовать работу лагеря, что Ната порой ловила себя на крамольной мысли о том, что у нее отбирают власть. Да, ведь по документам именно на ней лежала ответственность. И, если что-то случится за время работы, отвечать ей, а не профессору Борн.
