Это была именно тусовка, группа по интересам, обособленная от «массы» — остальной части общества. Но определяющий фактор обособленности был даже не мир музыки, а язык, принадлежность к национальному меньшинству. Общались все исключительно на русском, пели русские песни и говорили на острые политические темы русского сектора. Эдакий культурный локомотив молодежи диаспоры.
Первоначально все обсуждали выступление, их «открытие» меня, что сделало вашего покорного слугу безумно популярным у слабой половины собравшегося человечества. Но после темы размылись. Сидели, выпивали, разговаривали «о погоде», курили. Народ начинал пристреливаться, кто будет вечером с кем. Смотрелось забавно, ибо за меня схватилось аж три феечки. Затем, когда все вошли в «нужную» кондицию, пьянка переместилась на кухню, где парни, вооружившись гитарами, начали играть и петь песни тональностью, плавно смещающейся от лирической романтической к политической. Тональность смещалась, смещалась, и под конец все это больше напоминало сборище националистов, чем творческую тусовку.
Разговоры в паузах между песнями так же набирали градус. Доставалось правительству, сенату, премьер-министру, «проклятым олигархам» их родины, «продавшим латиносам всё на свете», само собой, «шлюхе-королеве», и, конечно, латинос в целом. Даже тосты звучали достаточно остро, вроде: «За наших братьев и сестер, что страдают за дело освобождения!», или «За скорый конец оккупации!». А песни… Я никогда не слышал такой поток острой политической желчи.
Впрочем, по мере дальнейшего возлияния, градус естественным образом начал спадать. Особо рьяные (и одновременно особо пьяные) националисты разбрелись по комнатам, некоторые с представительницами слабой половины человечества, и разговоры потекли ровнее, переливаясь из одного жизненно-философского русла в другое. О чем мы тогда разговаривали — не знаю, не помню, помню, что мне было хорошо. Бок грела феечка, чуть не выдравшая за меня глаза товаркам, напротив и вокруг, прямо на полу, как и мы, сидели ребята, с которыми было легко и просто, с которыми не нужно кого-то строить, постоянно держать себя в узде, следя за каждым словом и жестом. И все, что осталось за пределами квартиры, не имело значения.
Я отдыхал. Впервые незнамо за сколько времени просто отдыхал душой, общаясь и тиская девочку, имя которой наутро и не вспомню.
…Но вдруг идиллия была разрушена — в квартиру вломилась она. Вихрем промчалась по всем комнатам, сцепилась с кем-то в дальней и заявилась сюда. Бросила долгий оценивающий взгляд на меня, на девочку, на Хана, держащего на коленях гитару, смотревшего с видом хозяина помещения, на остальных, после чего бегло бросила мне:
— Вставай, пойдем!
Что ж, коротко, лаконично. Но очень грубо — что-то злая она сегодня. Я ответил взглядом, полным равнодушия.
— Тебе надо — ты и иди.
— Ваня, я не шучу! — взвилась она. Резко, с места в карьер, а так нельзя. Даже я, пьяный, владею собой лучше.
— Это кто такая? — зашипела феечка. Глаза ее грозно сверкнули огнем самки, готовой удавить соперницу голыми руками. И главное, она была настолько безбашенная, что запросто попытается реализовать свое стремление. Чего бы не хотелось — не дело это, портить отношение с ребятами, которые, пусть и совершенно случайно, но приняли меня, посчитав своим. — Твоя девушка?
— Нет, не девушка, — потянул я ее, уже привставшую было, назад, на пол. Ее это не успокоило.
— Бывшая?
— Да нет, не бывшая. — Перевел взгляд на принцессу нашей внутрикорпусной диаспоры, которую назначили козлом отпущения, отправив выполнять бессмысленное неблагодарное дело. — Жан, ну чего ты приперлась? Ты-то чего? — сделал я ударение на «ты». Конечно, она человек подневольный, но мне так же был нужен козел отпущения.
— Ваня, пошли домой, — снизила она интонацию, чувствуя, что напор ей не поможет.
— Домой? Это куда? — Меня захлестнуло иронией. — В район космонавтов? Или к Восточным воротам? Ты это, уточни!
Ее глаза сверкнули.
— Ты прекрасно все понимаешь! Не задавай глупых вопросов! Вставай и пошли!
— А зачем?
— Потому что! Не прикидывайся идиотом, тебе не идет! — Она уперла руки в бока.
— Жанка, уходи, а? Ну, не прет меня возвращаться! — попробовал я решить дело миром. Вряд ли получится — не тот у нее настрой, но все-таки. — Не хочу домой, понимаешь? Да и нет у меня дома, я — вольная птица, сам себе хозяин.
— Хуан, я не уйду без тебя, и ты это знаешь! Пойдем сейчас и добровольно, этим ты избежишь многих проблем!
— Вот, уже Хуан! — многозначительно поднял я палец к небу, обращаясь к ней, но выглядело, будто ища поддержки у окружающих. Которая незамедлительно последовала.
— Слышь, подруга, ты это, — встал на ноги один из музыкантов, но зашатался и чуть не упал. — Ты чего это?
Жанка одарила его презрительным взглядом, не удостоив ответом.
— Да что эта сучка себе позволяет?! — все-таки вскочила моя феечка и ринулась в атаку. Я не успел ее перехватить. Но, по счастью, успел Хан, схватив и отбросив ее назад, в мой угол. Поднялся.
— Слушай, девочка, ты вроде на чужую не похожа, — обратился он к ней. — Откуда будешь?
Несмотря на хмель, выглядел он собранным, взгляд осмысленный, ехидный. Жанка почувствовала в нем угрозу своему доминирующему над кухней положению и соизволила вступить в дискуссию:
— Астрахань.
Хан расплылся в улыбке.
— Ну, тогда посиди с нами? Выпей? Чего заскочила, как гарпия? Парни, налейте девочке! Она своя!
Кто-то кинулся исполнять требуемое, но Жанка отрицательно покачала головой.
— Извини, не могу. В другой раз. Мне нужен вон тот нехороший человек, — кивок в мою сторону. — Я заберу его и уйду. Вы не возражаете?
— А чего это он тебе нужен? — оскалился Хан.
— Денег должен, — вернула Жанка ухмылку. — А еще я от него беременна.
Хан демонстративно осмотрел всех присутствующих, собирая поддержку. Поддержка — это такая штука, которую не видно, но которую чувствуешь, которая придает тебе уверенности.
— Врет ведь!
Повернулся к ней.
— Думаю, ты не по адресу, девочка. У нас свободное общество, и вообще демократия: кто когда хочет, тот тогда и уходит. Никакого принуждения!
— В таком случае, если у вас демократия, мне придется побыть президентом, оскалилась она, чувствуя накаляющуюся обстановку. Вон тот парень жаждет уйти вместе со мной. Местами об этом не догадывается, но поверьте, очень хочет, — выделила она слово «очень». — Хуан, — обратилась ко мне, — пошли.
— Так все серьезно? — криво усмехнулся я. Что может наделать здесь русская принцесса, знал, стоял с ней как-то в паре — быстрая сучка. Меня под орех разделала. Совершенно трезвого и подготовленного.
