— Не забывай, что царь Соломон жил несколько тысяч лет назад. Тогда генетики еще не существовало.
— Ах да… Это тебя смогли создать с помощью генетики. — Двойник потер подбородок. — Сложная задачка, ничего не скажешь.
Он забегал взад-вперед по комнате, беспрерывно повторяя: «На две половинки… На две половинки… Нет… Да… Черт возьми… О, зохен вэй!..».
— Я, кажется, проигрываю…
— Вот видишь, — мягко улыбнулся Сол. И тут Солштрих расхохотался:
— Ой, старина, ты и вправду поверил, что я не могу отгадать твою дурацкую загадку. Поверил? По глазам вижу, что поверил. Размечтался, что выиграл состязание. А я с самого начала знал отгадку. Настоящая мать скажет, чтобы дитя лучше отдали другой женщине, чем разрубили. Вот.
И он самодовольно скрестил руки на груди. Сол разозлился не на шутку:
— Издеваешься?! — закричал он. — Думаешь, что ты самый сильный?
Те, кто знал Сола Эйнштейна и даже Соломона Симпсона, ни за что не поверили бы, что тихого еврея можно так разозлить. Впрочем, сейчас был молодым, а значит, куда более темпераментным.
— Думаешь, тебе все под силу?!
— Конечно. Я могу все, — уверенно ответил Солштрих.
— Тогда!.. Тогда создай мозг, который был бы сильнее тебя, больше, мудрее! А, что, слабо?
— Запросто! — запальчиво закричал Солштрих. И вдруг осекся. — Как это?
— Не можешь? Сдавайся!
— Нет, я могу! Я могу-у-у-у!!! — закричал Солштрих, и последний его звук повис над растаявшими вмиг берегом моря, песком, домиком…
Солштрих стаял, как тает свеча, сливаясь с поверхностью планеты. Впрочем, Соломон уже этого не видел. Он изо всех сил несся к космолету.
Первый толчок чуть не сбил его с ног. А до космолета было еще метров триста.
Толчки все усиливались. На поверхности Мозга появились трещины.
«Только бы успеть», — судорожно думал Сол, перепрыгивая через них. Некоторые из трещин уже достигали в ширину более метра.
Совершив очередной прыжок через пролом, Сол уцепился за неплотно закрытый люк, но рука соскользнула, и он полетел в образовавшуюся под ногами глубокую трещину…
Руки! Руки друзей! Крепкие и надежные руки, они подхватили его и втащили в космолет.
— Аварийный взлет! — закричал Сол, едва люк задраился.
— Хеопс здесь! — услужливо показал кота Поль.
Мозг? — Мэтью торопливо набирал команды старта.
— Шизофрения, как и было сказано, — улыбнулся Сол. — Кстати, где я читал эту фразу?
«Гарбич» оторвался в последнюю секунду. На месте, где только что стоял космолет образовалась гигантская трещина.
Райад расширялась изнутри, словно вылезала из кастрюли необъятная квашня. Из гигантских проломов в ее коре вырывались языки пламени. В конце концов она полностью превратилась в огромный огненный расползающийся шар. Он рос так стремительно, что, казалось, вот-вот настигнет корабль.
Но шар вдруг вытянулся в длину и с ослепительной вспышкой разделился надвое.
Теперь в иллюминаторе «Гарбича» была не одна, а две планеты. И одна из них быстро увеличивалась, загибаясь по краям наподобие пылающего блина. Наконец блин достиг гигантских размеров, приблизился к другой части, облепил ее и поглотил, словно был одним огромным ртом.
Затем победитель снова разделился…
— Что это с ней происходит? — спросил изумленный Мэтью, который стоял рядом с Солом и наблюдал этот космический катаклизм.
— Я задал ей вопросик на засыпку. Это старый схоластический вопрос — сможет ли она создать нечто больше и мудрее себя. Как видите, больше получается, а мудрее — никак.
— И что же, так будет до бесконечности? Сол пожал плечами.
— Поживем — увидим, таки, да…
Долго ждать не пришлось. Сменяющие, как в калейдоскопе, одна другую все более и более опухшие планеты Райад раскалились до голубого сияния. Заглатывание происходило с удивительной скоростью, словно профессионал глотал устриц.
И в конце концов, не выдержав одного из своих превращений, Райад взорвалась, рассыпав вокруг огненные снопы желтых искр и разлетающихся во все стороны уродливых ошметков.
Через несколько минут и остатки сгинули, оставив вокруг путешественников черное, глухое, без единой звездочки небо.
— Окончен бал… — почему-то грустно сказал Соломон, — погасли свечи…
Он смотрел в бархатную пустоту, и ему действительно было грустно. Так бывает, когда кончается невероятно трудное, опасное путешествие, потому что за это время ты успел приобрести настоящих друзей. Соломон сейчас бы не смог с точностью сказать, кто кого спас. Наверное, заслуга всех равна. Наверное, они добрая команда.
«Да, жаль будет с ними расставаться, — подумал Соломон Симпсон, бывший каторжник лунной БТУ, по прозвищу Эйнштейн. — На этот раз смотаюсь к Каину и Авелю, может быть, мне все удастся изменить. Таки, да…»
Грустно было и Полю. Темнота всегда вызывает невеселые мысли. В последнее время к французу они стали наведываться чаще. А это значило, что он потихоньку становился человеком.
«Они неплохие ребята, — думал он. — Жаль только, картишки не любят… А если все-таки попытаться уговорить Сола раскрыть секрет машины времени. Таких дел можно натворить!»
Сайрус искоса поглядывал на нежно обнявшихся Мэта и Лину и по-доброму завидовал им.
«Надо будет выстругать им колыбельку, — подумал он. — А Солу очень пойдет хорошая резная трубка. Полю я сделаю трость. Он такой пижон. Если бы Зеброчка так глупо не погибла, я бы сделал из нее хорошую жену…»
Ну а Мэт и Лина?
Наверное, мыслей у них не было вообще. Или они были такие сумбурные и страстные, что пересказать их нет никакой возможности. Словом, они были счастливы.
— Смотри, дорогая, — сказал Мэт, — я дарю тебе вот эту звезду!
— А я тебе вон ту! — ответила Лина.
— А я тебе ту россыпь!..
В черном небе загорались звезды…
