Вот попытался удрать и что получил? Дюпрейн догнал и не потому, что на этот раз не повезло, а потому, что сам он — упрямец не меньший!.. Конечно, нам троим никогда не узнать подробностей всей этой погони, и о чём разговор шёл на обрат-ном пути. Оно и так видно: говорили не о приятном! Да и лицо, видно, в кровопод-тёках. Дюпрейн хоть и легче по весу и в плечах у́же, но он из спецназа, а там хлю-пиков нет…
Так может он хоть сейчас, после всего, поймёт, что думать надо, прежде чем де-лать что-то, а не переть напролом со своей несдержанностью, со своей вспыльчиво-стью. Не кинулся же он на Дюпрейна со своей зажигалкой! Что-то же его останови-ло!..
Вот так он и начался, ТРЕТИЙ ДЕНЬ! Почти без перехода, почти без сна! Сплош-ная нервотрёпка! Дюпрейн на взводе. Алмаар — не лучше. Кордуэлл и Моретти, как я, тоже идут и думают. Всем, одним словом хватило!
Они шли долго, очень долго, наверное, несколько часов, строго на север, в сторо-ну гор, туда, откуда брала своё начало Чайна, оставшаяся где-то далеко, за спиной. Эти горы здесь называли Радужным Хребтом, а лес, по которому они шли уже тре-тьи сутки, кто-то в своё время умудрился назвать Малахитовыми. Поэтично! Может быть, с высоты аэролёта вся эта зелень и похожа на малахит? Такие названия дают не зря.
Джейк по пути успел передумать о многом, даже Совет на Фрейе, и тот вспомнил. Голограмму Гриффита и Радужный Хребет — цепочку гор на северо-западе конти-нента. Прикинул, где примерно находятся города Чайна-Фло и сионийская Флоре-на, как протекает Чайна, и как они идут, вот, сейчас готовить к обороне рудник. Ведь рудник этот должен быть как раз в горах.
Он думал о родителях: о вечно занятой матери, об отце, об их жизни, думал так, словно понимать начал этих людей по-другому, будто взглянул на них с другой стороны. Общих интересов почти нет, вместе время не проводят, встречаются и то не каждый день… Что их держит вместе, что их связывает? Любовь? После столь-ких-то лет? Или привычка?.. Почему он не думал об этом раньше? Даже внимания не обращал на все эти "мелочи". Как они прощались всегда перед отъездами… Как встречались… Как вместе ходили на приёмы и выставки… Редко, правда, но ходи-ли ведь!
При этих мыслях, при всех этих воспоминаниях сердце защемила тоскливая боль утраты, такая особенно ощутимая именно сейчас, когда он всего этого лишился… Как же много он потерял за годы службы в Гвардии! Ведь даже самые близкие лю-ди, родные люди — отец и мать — остались чужими, непонятными, неразгаданными!
Невероятно сильно захотелось домой! Именно — домой! В свою квартиру!.. И знать, что мать, как и раньше, как прежде, ещё в детстве, за компьютером, за рабо-чим столом, а отец — в соседней комнате — просматривает записи с новостями, уста-ревшими уже новостями за время его отсутствия. И сам ты занят какой-нибудь ерундой, тихо возишься в углу, но стоит оторвать взгляд, поднять голову — и вот они рядом: мать — тук-тук по клавишам, а отца не видно, лишь ночник горит, и го-лос диктора чуть слышно, общим фоном.
И в такой момент откуда-то изнутри выплывает горячая, обжигающая волна, пе-рехватывающая горло, — детское счастье! Радость за то, что ты — неотъемлемая часть этих людей, что ты не одинок в мире, таком огромном и непонятном с позиции пя-тилетнего ребёнка.
Почему же сейчас вспоминается только детство? Именно эти годы? Старший воз-раст стёрла, заслонила Гвардия! Взрослая самостоятельная жизнь.
…Знакомый звук, издаваемый движущейся машиной, оторвал от мыслей, заставил вспомнить о настоящем, от которого никуда не денешься. Взмахом руки Дюпрейн приказал остановиться, а потом опуститься на землю. И всё без звука, без шороха! Они были в низинке, в овражке, почти не заметном на первый взгляд, а дальше, если пройти вперёд, за деревьями можно было разглядеть высокую насыпь магист-рали. Оттуда-то и доносись звуки моторов, людские голоса. Там были люди! Пер-вые люди за третьи сутки, но им вряд ли кто из команды обрадовался. Наоборот! Эта близость только добавила напряжённости, её больше натянула нервы, и без того реагирующие на малейший шорох.
— Ну, вот и прошли, можно сказать, самый лёгкий участок пути. — Дюпрейн усмех-нулся, окинул своих подопечных взглядом, немного задержался на лице Алмаара: "Как он? Можно ли доверять после всего, что было? Не выкинул бы чего, не подвёл бы остальных ребят…"
— Проверить теперь нужно, что да как! Не соваться наобум… — капитан ещё внимательнее вгляделся в лицо каждого. "Одному идти нельзя. Нужен второй! Та-кой, на кого можно рассчитывать, кому можно доверять. Неплохо бы, конечно, Тайлера. Он — парень подготовленный и показал себя неплохо… Ну, а если не вер-нёмся? Нарвёмся на патруль? Сгинем оба! Что с остальными станет? Разбредутся же кто куда. И ещё Алмаар этот! Сволочной тип, ничего не скажешь. А если его и взять?! Поглядеть, как он поведёт себя, когда опасность рядом, настоящая опас-ность, а не просто разговоры. Пусть поймёт, что мы здесь не в игрушки играем. Это не игровой зал, стрелять будут боевыми… А если что, — пристрелить никогда не поздно. Ну, если и эту проверку не выдержит…"
— Так, сидеть тихо, громко не разговаривать, не курить, никуда не уходить. Понят-но? — Дюпрейн поднялся, стягивая с плеч лямки рюкзака, проверил автомат, придир-чиво щуря левый глаз. — Алмаар — со мной! Тайлер за старшего!
Янис сидел, крутил в руках свою кепку и аж вздрогнул от неожиданного приказа, когда услышал свою фамилию. Посмотрел на капитана снизу в ожидании подвоха, розыгрыша или злой шутки, но тот смотрел серьёзно, зло поджав губы:
— Дважды я приказы обычно не повторяю!
Янис намеренно медленно надел кепку, поправил её за козырёк, подхватил свой незаряженный автомат, легко поднялся в полный рост и только потом посмотрел на Дюпрейна. "Враги! Смертельные враги! Ни один другому уступать не собирается, — Подумал Джейк, провожая их глазами, — Плохо, когда даже в такой маленькой ко-манде нет единства и взаимопонимания".
— Ох, не кончится добром всё это дело, — сокрушённо покачал головой Кордуэлл. Он думал о том же, и тоже был недоволен.
Лишь Моретти, вечно беззаботный, поймал какого-то мотылька, но не раздавил его, а, аккуратно взяв за крылышки, внимательно рассматривал, приблизив насеко-мое почти к самому лицу, крутил перед глазами. Увлёкся, одним словом. Джейк привстал на одно колено, смотрел в ту сторону, куда ушли Алмаар с капитаном, прислушивался к каждому звуку. До магистрали отсюда — чуть больше 30 метров, деревья редкие, даже пятна движущихся машин просматриваются. Уровень дороги немного выше, и кустарник плотный, если захотеть, у самой обочине можно подоб-раться — никто не заметит. Моторы ревели, казалось, совсем рядом!
