– Видите, это ротовое отверстие, совсем такое же как у земных актиний! - в восторге вскричал биолог.
Он и не думал противиться, позволяя растению (или, быть может, животному) все глубже затягивать свои руки. Белопольский схватил увлекшегося ученого за плечи и с силой рванул к себе.
– Будьте же благоразумны, - сказал он с обычным спокойствием. - Это не земная актиния.
Коржевский с огорчением смотрел на оторванные волоски, которые медленно, точно нехотя, раскручивались и падали на "землю".
– Надо взять одну из них на корабль, - сказал он.
– Берите сколько хотите, но будьте осмотрительны.
Белопольский сбил ближайший шип и, взяв его в руку, поднес конец к другой "актинии". Волоски тотчас же схватили шип и потянули ко "рту".
Все с интересом следили, что будет дальше.
Через минуту в руках академика остался только большой кусок шипа. Остальное исчезло.
– Вот вам, пожалуйста! Где гарантия, что этого не могло случиться с вашей рукой?
– Да! - только и смог ответить сконфуженный биолог.
Стало очевидным, что "актинии" Венеры имеют совсем другое устройство, чем их земные собратья. Белопольский попробовал разломить оставшийся в его руках кусок шипа, но тщетно. Он был тверд, как железный, а ведь это хрупкое и мягкое на вид "растение" с легкостью "перекусило" шип пополам.
– Я назову их Actinaria Ferrumus, (Актиния железная (лат.) - торжественно объявил Коржевский.
Длина веревки не позволяла далеко отойти от корабля. Кроме того, надо было соблюдать особую осторожность. Грозы еще не были изучены, любая из них могла быть смертельно опасной. Удастся ли незащищенному человеку противопостоять силе водяных потоков, никто не знал.
Но, и не отходя далеко, можно было многое сделать. Соблюдая величайшую осторожность, исследователи собрали несколько шипов, с помощью ультразвуковых кинжалов отделили от почвы три "актинии" и значительный кусок красной "ленты". Все это отнесли в выходную камеру.
Когда приблизились к первому "дереву", Коржевский тщательно осмотрел его.
– Это типично коралловое образование, - заявил он. - Хорошо бы достать кусок ветки.
Второв посмотрел вверх. Ответвления от главного ствола начинались невысоко над "землей". "Дерево" было густо переплетено "лианами".
– Разрешите попробовать? - обратился он к Белопольскому.
Константин Евгеньевич с сомнением посмотрел на гладкий, точно отполированный, ствол.
– Мне помогут "лианы", - добавил Второв.
– Только не высоко, - решился начальник экспедиции. - Отломите ближайшую тонкую ветку. И быстрее! Может налететь гроза. В каком положении вы окажетесь на дереве!
– Грозового фронта вблизи нет, - сказал Мельников.
– Встаньте ко мне на плечи, - предложил Коржевский.
Второв, передав киноаппарат Белопольскому, отвязал веревку от пояса и, взобравшись на плечи биолога, схватился руками за "лиану", обвившуюся вокруг нижней ветви.
В следующее мгновение произошло то, чего никто ожидать не мог.
Едва только руки Второва сжали пунцовый канат, как с молниеносной быстротой он раскрутился с ветви, и длинный гибкий конец мелькнул в воздухе. В три секунды Второв оказался спеленатым. Совершенно беспомощный, не имея возможности пошевелить рукой или ногой, инженер повис над головами своих товарищей, ошеломленных этим неожиданным нападением "растения".
Топорков сорвал с себя стеснявшую веревку и, в свою очередь, вскочил на плечи Коржевскому. Острием кинжала он провел по телу "лианы". Ультразвук, как бритвой, перерезал растительного хищника. Второв упал на руки Белопольского. Сквозь шлем было видно, что он задыхается, сжатый в объятиях "лианы", которая по-прежнему обвивала его тело. Попытка снять путы руками ни к чему не привела, и только звуковым кинжалом удалось разрезать кольца и освободить грудь. Комбинезон оказался разорванным во многих местах.
– Скорее на корабль! - испуганно воскликнул Коржевский.
Он руками обхватил шею Второва, словно собираясь задушить его. Сквозь прорехи мог проникнуть непосредственно в шлем отравленный формальдегидом воздух Венеры. Белопольский схватил веревку и отрезал от нее порядочный кусок. Этим концом плотно обмотали воротник комбинезона.
– У вас ничего не сломано? - спросил Коржевский.
– Как будто ничего, - ответил Второв. - У этих чудовищ исполинская сила. У меня все тело болит.
– Но идти вы можете?
– Конечно, могу.
Очутившись в выходной камере, Второв протянул руку Топоркову.
– Спасибо, Игорь Дмитриевич! - сказал он. - Вы спасли мне жизнь.
– То ли еще будет, Геннадий Андреевич! сегодня я вам, а завтра вы мне.
Даже тогда, когда они торопились на корабль, чтобы осмотреть найденную в заливе линейку, процедура фильтрования не казалась такой томительно долгой. Все с беспокойством наблюдали за лицом Второва, ожидая увидеть признаки отравления. Герметичность веревочного воротника вызывала законные сомнения.
– Как вы себя чувствуете? - поминутно спрашивал Коржевский.
– Голова болит.
– Вы слышите какой-нибудь запах?
– Да, очень сильный и неприятный.
Значит, формальдегид все-таки проходил, минуя коробку фильтра.
На звездолете уже знали обо всем, что случилось. У дверей выходной камеры в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.
Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, процесс дезинфекции был соблюден полностью.
Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом. Собравшиеся в коридоре ничего не знали о том, что происходит за дверью. Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат Второва на руках.
– Он потерял сознание три минуты тому назад, - сказал Белопольский.
Андреев молча открыл сумку.
– Положите его на пол, - распорядился Коржевский.
Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и Андреев приказал перевести его в лазарет.
– Ничего, все в порядке, - ответил он на вопрос Белопольского. - Он скоро будет совсем здоров.
Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по звездолету, да еще с грузом, было очень трудно. "Клиника", как в шутку называли лазаретное помещение, к счастью, находилась в этом же коридоре.
– Венера щедра на сюрпризы, - сказал Зайцев. - Что-то будет дальше?
– Как с линейкой, Зиновий Серапионович? - спросил Белопольский у Баландина.
– Она несомненно деревянная, - ответил профессор. - Породы дерева мы не могли определить…
– Неудивительно!
