– А тебе, Ваня?
– А я вообще не слушал. Только кивал и умное лицо делал.
– А мне сказала, что я галантный, – похвастался Тихон.
Ниткина это задело за живое.
– Ничего себе! – возмутился он. – Почему это ты галантный?
– Потому что молодой и красивый, – рассудительно заметил Саржев. – А мы с тобой старые военфлотские жопы, нас под слоем космической пыли уже не видно.
– Вот-вот, – чувствовалось, что Ниткин на удивление рад такой квалификационной оценке. – Вот-вот. Не салаги какие-нибудь.
Кирта, столица колонии Махаон, была начисто разбомблена клонами во время войны. Жители успели уйти из города. Там остался только окруженный танковый полк, отклонивший предложение о почетной сдаче в плен.
Ради красоты жеста клоны уничтожили этот полк авиаударами такой силы, что их хватило бы на целый танковый корпус.
Теперь, тоже ради красоты жеста, Кирта не только отстраивалась по довоенным чертежам с точностью до цвета кровли, до фонтанчика для питья перед подъездом, но сверх того опоясывалась новым кольцом бульваров. Их названия прославляли звездолеты-герои: Трехсвятительский бульвар, Ушаковский бульвар, бульвар «Резвого», бульвар «Камарада Лепанто». На бульварном кольце намеревались поселить семьи военфлотцев восьмой эскадры, которую перебазировали на Махаон после таинственного исчезновения планеты Грозный.
Чащоба разновысоких строительных кранов была разграфлена просеками восстановленных проспектов, вдоль которых поднимался подлесок законченных, но еще не заселенных домов. Там, в самой Кирте, пока никто не жил – кроме строителей и всевозможных монтажников. Коренное население довольствовалось огромным временным лагерем в районе космодрома.
Всё это они увидели, пока по широкой дуге обходили город, направляясь к своим благодарным зрителям.
Наконец за северной окраиной Кирты открылась гигантская пустошь, обнесенная яркой разборной изгородью. Толпы горожан колыхались вдоль ограждений, алкая зрелищ.
И зрелище пришло.
Четыре титанировых чудища, крылом к крылу, закрутили над пустошью такую программу, что Языкан едва успевал выплевывать в комментаторской скороговорке названия фигур высшего пилотажа и групповых эволюций.
И ничего не случилось. Ровным счетом ничего страшного. А только – волнующее, чарующее и зовущее в небо.
А потом «Орланы», первыми поддавшись собственному зову, вонзились в синеву, прошили ее без труда и – исчезли.
– Я никогда не видела такой… такой красоты, – пробормотала Карина Бессмертная.
Микрофон зампреда по чьей-то халатности оставался включенным и потому ее слова слышала вся Кирта.
Смех и аплодисменты.
– А наш праздник продолжается, друзья! – напомнил Языкан. – Не спешите расходиться! Сейчас вы увидите выступление скоростного театра на колесах «Кубанские автоказаки», а затем при помощи телепроекторов мы сможем наблюдать!.. настоящее!.. космическое!.. сражение!.. над ледяными вулканами Эфиальта!
* * *
За первой точкой либрации системы Махаон-Эфиальт к их пилотажной группе прицепился пестрый кортеж. Стая флуггеров-репортеров телевизионных компаний, невесть чья прогулочная яхта, разная спортивная мелюзга и два планетолета пограничной охраны.
Репортеры профессионально притерлись к «Орланам» почти вплотную.
– Снимают нас, да? – спросил Пейпер.
– Еще бы! – в два коротких слова самолюбивый Ниткин умудрился вложить столько гордости, будто снимали исключительно его. В Колонном Зале Дворца Собраний – как минимум.
– А что они будут делать, когда мы выйдем на плато криовулканов?
– Мне плевать, честно говоря.
– А мне любопытно, – вклинился Тихон. – Товарищ капитан-лейтенант, как они съемку вести собираются? Там даже просто лететь рядом опасно. А уж ракурсы выгодные искать…
– Не следишь ты, Тихон, за событиями в мире, – с командирским снисхождением в голосе заметил Саржев. – А между тем, после войны наш флот сдал в аренду с правом выкупа несколько тысяч единиц специального оборудования. В числе прочего, Комитет Информации приобрел разведзонды «Пеленгас». По военным меркам они уже устаревшие, но оптика на них – отличная. Этими беспилотниками нас и сопроводят. Если репортерам ума достанет зондов не жалеть и запустить побольше, я думаю, со съемкой всё у них склеится.
Незадолго до перехода на эллиптическую орбиту планетолеты погранохраны отогнали телевизионщиков и праздных летунов в сторону.
Истребители изменили траекторию.
Скользнули по орбите Эфиальта.
Снова подработали маневровыми.
В свободном падении просели до высоты сто десять…
Высота семьдесят…
Уполовинили скорость.
Сорок…
Эфиальт перестал быть ярко блестящим шариком. Больше не был Эфиальт и перевернутой крутобокой миской с абстрактными узорами: голубое черт знает что на белом фоне.
На них надвигалась серо-синяя твердь. Иссеченная моренами, битая метеорами, закопченная вулканами – в пределах видимости не ледяными, а самыми настоящими, с огнем и серой. Всё это страшное, чуждое, внечеловеческое, забытое Богом на второй день Творения, вырастало из пустоты неохватной стеной и загораживало «Орланам» полмира.
Сохраняя текущую скорость, флуггеры должны были разбиться вдребезги в ближайшие три минуты.
Страшное – страшно, пугающее – пугает.
Хуже всего стало, когда передние маневровые дюзы снова дали тормозной импульс. Минус четыре «же».
Падение серо-синей стены на голову бедного Тихона рывком замедлилось. Но очередной каприз вестибулярного аппарата внушил лживое: флуггер пришпилен булавкой к центру Вселенной и по беспомощной четырехкрылой козявке вот-вот прогуляется ледяное пресс-папье Эфиальта.
Еще один тормозной импульс, длинный.
Минус шесть «же».
Полубочка.
Нос вверх. Маршевая тяга. Короткий подскок.
Коррекция по крену.
Коррекция по тангажу.
Малая тяга на всю посадочную группу.
И только после этого виртуозного арпеджио, сыгранного автопилотом на многочисленных дюзах, «Орлан» перешел из отвесного падения в горизонтальный полет, продолжая при этом держать свое место в строю. Справа впереди – Саржев, еще правее – Ниткин. Слева сзади – Пейпер.
Картина мира от перехода в горизонталь изменилась разительно.
Из падающей стены Эфиальт превратился в более-менее приемлемую местность под крылом. Трехмерная карта на навигационном экране проросла сопками, искривилась древними расщелинами, развернулась скатертями промерзших до дна озер.
Тихон включил поиск внешнего целеуказания. Навестившая его мысль была проста до наивности: если телевидение действительно использует для съемок флотские разведзонды, их видеосигнал должен уверенно декодироваться «Орланом».
