Вакс зашевелился, открыл один глаз и посмотрел на Алекса. Я надеялся, что все обойдется, но он буркнул:
— Ты жопа.
Алекс промолчал.
— Ты слышал, что я сказал?
— Слышал. — Алекс понимал, что тягаться с Ваксом ему не под силу.
— Скажи, что ты жопа. — Отвязаться от Вакса было невозможно.
Алекс взглянул на меня. Я не реагировал.
— Мне не хочется вставать, Тамаров. Скажи.
— Я жопа! — Алекс со щелчком выключил головид и, весь напрягшись, повалился на кровать лицом к стене.
— Я и без тебя это знаю. — Судя по голосу, Вакс был раздражен.
В наступившей тягостной тишине я вспомнил, как прибыл сюда несколько недель назад. Воспоминание было не из приятных. Нагруженный пожитками, я ступил на борт «Гибернии» на «Околоземном порту» — громадной станции с интенсивным движением, вращавшейся выше Лунаполис-Сити. Лейтенант Казенс, занятый приемом грузов, едва взглянул на мои бумаги и велел мне поискать кубрик.
В тот момент, когда я, неловко наклонившись, открывал двери кубрика, из него пулей вылетел кто-то, едва не сбив меня с ног. Я завертелся пропеллером, выронил свой багаж, а бумаги разлетелись в разные стороны. Ошарашенный, я прижался к перегородке, ощутив острую боль в плече, словно оно было сломано.
— Уилски, неси сюда свою задницу! — заорал кто-то внутри.
Юный гардемарин в ужасе замер на месте, в то время как я тщетно пытался поймать разлетевшиеся бумаги.
— Это ты Уилски? — только и мог я спросить.
— Да, гм, сэр, — ответил гардемарин, скользнув взглядом по знакам различия у меня на погонах и сразу поняв, что я старше его по званию.
— Кто это? — Я кивнул на открытую дверь.
— Мистер Хольцер, сэр. Он у нас главный. Он хотел… — Уилски поморщился, когда в тот же момент дверь распахнулась настежь и в ней замаячила огромная фигура.
— Какого черта, думаешь… — Увидев, как я ползаю по полу, засовывая бумаги в папку, верзила гардемарин нахмурился: — Ты новенький?
— Да. — Я поднялся и невольно взглянул на его нашивки. При назначении мне сказали, что я буду старшим гардемарином, но ведь случаются и ошибки.
— Можешь засунуть свои… — Верзила вдруг побледнел. — Что за черт! — И тут я в ужасе понял, что ему ничего не сказали. Он считал старшим себя.
Вспомнив это, я вздохнул. В первый же месяц я от него натерпелся, а было еще семнадцать. Я был не в силах тягаться с Ваксом Хольцером по своим физическим данным, но, к несчастью, не мог преодолеть свое к нему отвращение.
— Именно потому, миссис Донхаузер, что расстояния большие, а круизы длительные, начальство строго следит за дисциплиной.
Миссис Донхаузер внимательно слушала Хали Ибн Сауда — нашего социолога-любителя, банкира межпланетных банков.
Мы находились в полете уже около двух месяцев. Было тихое послеобеденное время. Я сидел в пассажирской кают-компании второго уровня.
— По-моему, как раз наоборот, — возразила миссис Донхаузер. — Ведь чем дальше от центрального Правительства, тем слабее влияние власти.
— Конечно! — горячо подхватил он, будто миссис Донхаузер подтвердила его точку зрения. — Так оно и было бы, если все пустить на самотек. Но центральная власть, наше Правительство, держит все под контролем, устанавливает правила и стандарты, обязательные для всех независимо от обстоятельств, требуя неукоснительного их выполнения.
Комната была выдержана в пастельно-зеленых тонах, которые принято считать успокаивающими. Наглядным примером тому служил крепко спящий на откидном кресле мистер Барстоу. Кают-компания была величиной в две пассажирские каюты, и в ней свободно могли разместиться человек пятнадцать. Там стояли мягкие кресла, шезлонги, скамейка, два столика для игр и хитроумная машина для приготовления кофе и безалкогольных напитков.
Разговор не очень меня интересовал. Теория мистера Ибн Сауда была не нова. В Академии нам подавали ее в гораздо лучшем виде.
Но пришлось вмешаться, потому что ко мне обратилась миссис Донхаузер:
— Скажите ему, молодой человек. Разве не правда, что командир обладает в космосе всей полнотой власти и ни перед кем не отчитывается?
— Это два разных вопроса, — ответил я. — И да, и нет. Командир — последняя инстанция на корабле, находящемся в рейсе. На борту корабля он ни перед кем не отчитывается. Но его действия ограничиваются уставами, и он обязан их соблюдать. Иначе по возвращении ему грозит разжалование или еще что-нибудь пострашнее.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул Ибн Сауд. — Центральная власть сохраняет силу даже в глубинах космоса.
— Фи! — презрительно бросила миссис Донхаузер. — Командир может делать что хочет — двигаться медленнее, быстрее, даже повернуть назад, и тут центральное Правительство бессильно.
Ибн Сауд посмотрел на меня и пожал плечами: что толку, мол, объяснять?
— Миссис Донхаузер, — сказал я, — мне кажется, вы заблуждаетесь, пытаясь противопоставить полномочия Командира корабля власти Объединенных Наций. Командир не противостоит центральной власти. Он и есть власть. По закону он имеет право женить и разводить людей, даже пытать и казнить их. Ему принадлежит абсолютная и непререкаемая власть на корабле. — Последняя фраза была цитатой из официальных пояснений к корабельному уставу. Я привел ее, потому что она красиво звучала. — Был такой корабль «Клеопатра». Вы что-нибудь слышали о нем?
— Нет. А почему я должна была о нем что-то слышать?
— Это случилось лет пятьдесят назад. Командир, не помню его имени…
— Дженнингс, — вставил Ибн Сауд, покачивая головой в предвкушении рассказа.
— Так вот, Дженнингс вел себя весьма странно. Офицеры посоветовались с доктором и освободили командира от командования по причине душевной болезни. Они заперли его в каюте и привели корабль в «Околоземный порт». — Чтобы усилить впечатление, я помолчал.
— И что же?
— Всех их повесили. Всех до единого. Военный суд признал их действия неправомерными, безосновательными. А ведь действовали они из лучших побуждений. — Воцарилась тишина. — Как видите, Правительство поддерживает власть даже в космосе. Командир, так же как и церковь, представляет Правительство, и его нельзя сместить.
— Какой поразительный случай!
— Такое может произойти и сегодня, миссис Донхаузер.
— Только не на пассажирском судне. Тот корабль, видимо, был военным, — сказала она.
Это было уже слишком. Как можно не понимать, на каком судне находишься!
— Миссис, вас, возможно, смутил тот факт, что на корабле много гражданских и трюмы забиты их багажом. Но помните, не в этом дело. Главное, что командир и все члены экипажа — военные. «Гиберния» — полноправное военное судно. По закону Военно-Космический Флот обязан доставлять в колонии грузы, но эти грузы не более чем балласт. И пассажиры в данном случае просто дополнительный груз. У вас нет здесь никаких прав, не говоря уже о праве выражать свое мнение, что бы ни случилось на корабле. — Вес это, разумеется, я говорил вежливым тоном. Иначе нельзя. Оскорблять пассажира запрещено.
