На мгновение я отвлеклась, чтобы прочесть сообщение – лучше бы я этого не делала! – и вот результат: нас закружило, как волчок, затрясло, словно мы оказались в огромной центрифуге вселенской прачечной.
Опять всё заново: поворот, ускорение…
Двести пятьдесят… двести семьдесят.
Панель ускорителя раскалилась, обжигая пальцы.
«Только держи рычаг, не отпускай! − мысленно кричала я пареньку. − Немного осталось. У нас получится! Должно получиться!».
Тела наши с трудом подчинялись. Хотелось бросить всё и замереть, вжавшись в спинки кресел.
Двести восемьдесят пять…
«Держи! Держи! Это наш единственный шанс!».
Двести девяносто… Слишком долго стрелка не доходит до скорости света! Она должна до неё дойти! И шагнуть дальше! Тогда… всё будет кончено… И ясно лишь одно: если мы не погибнем, то будем жить.
Внезапно раздражающее мигание ламп прекратилось. Всё погрузилось в темноту. Но длилось недолго… Вдруг рычаги с силой вырвались из моих рук, и, заглушая отчаянный крик души, корабль внезапно оказался объят сверхскоростными волнами света. Мы смогли совершить гиперпространственный прыжок, и если повезёт, останемся в живых!
Ощущение было близкое к беспамятству, будто пропали все чувства, осталось только сознание, которое хваталось за воспоминания о процессах, происходящих внутри организма.
Мы будто и не летели вовсе. Время стало вечностью, а значит, уже не имело значения. Вокруг только свет, но не обычный − дневной, он словно соткан из острых ярких стрел, летящих прямо в нас. Их так много, что нет места для малейшего проблеска темноты. Кажется, кроме света ничто больше не существует. И мы тоже вот−вот станем его частью: неотъемлемой и бесконечной.
Такое состояние длилось так долго, что мы успели привыкнуть к нему. Я смогла почувствовать переживания Нацтера, а он дотронулся до моих. Нас оставили всякие страхи и одиночество. Вдруг стало необычайно радостно – это была странная, не поддающаяся описанию эйфория. Мы погружались в неё глубже и глубже, стремясь раствориться в ней, слиться навсегда.
Но неожиданно всё прекратилось. Яркая вспышка и от эйфории остались обрывки воспоминаний и сожаление, что всё закончилось.
В отсеке включилось освещение, а за смотровым экраном расстилалось бесконечное чёрное пространство. Замерцали цветными волнами мониторы, но главный компьютер молчал.
«Вышел из строя», − равнодушно подумала я, снимая шлем.
− Ты жив?
− Кажется…− Нацтер с трудом избавился от своего. – Я не смог удержать рычаг.
− Это уже неважно. Главное у нас получилось!
Я кое−как отделила себя от кресла, собираясь встать. Хотелось прыгать от радости, вопить от восторга. Я осторожно встала. Ноги, словно не мои, подкашиваются. Держась руками за кресло, я медленно обошла его, но когда отцепилась, то потеряла равновесие и упала. Стояла гробовая тишина…
− Лануф? – окликнул Нацтер, забеспокоившись моей неподвижностью.
Мне стало смешно, и я засмеялась: сначала тихо, потом громче.
− Что с тобой?
− Не могу…− сквозь смех простонала я, − встать не могу…− и опять засмеялась. – Кажется, я… рассыпалась на части…
Нацтер что−то хмыкнул, едва сдерживая смех.
− А что будет со мной, если я встану?
− Не надо, − смех мой становился всё неудержимее. У меня от него в животе закололо. Я, скорчившись от боли, продолжала смеяться. Боль помогла прийти в себя, между приступом колик, захватывая воздух ртом, мне удалось принять сидячее положение. Вытирая навернувшиеся слёзы, я сказала, обернувшись к Нацтеру: − Кто нас тогда соберёт? За миллиарды миль ни одной живой души. Не надо так рисковать.
Мы опять рассмеялись.
Нацтер, несмотря на моё предупреждение, рискнул отклеиться от кресла, на подгибающихся ногах кое−как дошёл до меня. Потом мы долго сидели, обнявшись на полу, забыв обо всём на свете.
Глава 31
«Мой Принц» мог врезаться куда−нибудь, мог, если бы он продолжал полёт, но интуиция подсказывала, что двигатели безнадежно заглохли из−за отсутствия топлива. Мы дрейфовали, выписывая круги. Скоро остаточная энергия закончится, потом сядут аккумуляторы… Столько проблем возникнет, думать о которых совсем не хотелось.
− Я проверю Буку.
− Проверь, − согласилась я. – Если его вывернуло наизнанку от перегрузок, не принимай трагедию близко к сердцу. Я постараюсь его оживить.
− Ты не сможешь. Он рождён на Дарьяндесе.
− Да, извини, забыла. Но с другой стороны, он никто−нибудь, он – буракус!
Нацтер улыбнулся и, не спеша, поднявшись, вышел из отсека.
− Надеюсь, с ним всё в порядке, − тихо проговорила я для себя.
Надо сказать, тело моё просило пощады: мышцы ныли, кости, казалось, превратились в желе, конечности изображали «пляску мертвеца», даже шея едва удерживала голову. Я походила на куклу, которую дергают за верёвочки.
С большими усилиями мне удалось добраться до столовой. Мысль о горячем кофе согревала душу. Кто знает, когда мне ещё представится возможность в будущем испить этот чарующий напиток.
Нацтер застал меня за изготовлением бутербродов.
− С ним всё в порядке. Спит без задних ног.
− Замечательно! Присоединишься?
− Трудно отказаться.
После лёгкого завтрака мы приступили к более серьёзной оценке положения, в котором оказались. Контрольное оборудование требовало особого внимания, но в данный момент даже, если «Мой Принц» был бы способен летать, от них было бы мало толку. Главной проблемой было топливо: где его взять?
На ближайшие несколько миллиардов миль ни одной живой души, способной оказать нам помощь. Можно, конечно, ухватиться за проплывающий мимо астероид и выжать из него нужные элементы, но вот беда ни одной взорванной планеты в округе, ни одного намёка на какой−нибудь катаклизм.
− Нацтер, я вынуждена выйти наружу, нужно заменить прожектора, а ты в моё отсутствие принеси в отсек управления тёплые вещи и все, какие найдёшь аккумуляторы и батареи со склада.
− Ты надолго?
− Может на полчаса. За это время со мной ничего не случится. Ты ведь не боишься оставаться один?
− Не боюсь.
− Вот и хорошо.
Я быстро нашла нужные инструменты, лампы, а также провода и суперклей для обшивки на случай обнаружения трещин и других незначительных повреждений. Затем, облачившись в скафандр, взяв дополнительный баллон с воздухом, я вышла через шлюз в открытый космос.
«Мой Принц» походил на обугленный астероид, обнаружить который в вечной темноте без радара невозможно. Из серебристого, обшивка корабля стала ржаво−чёрного цвета, она крошилась под ногами. К счастью, серьёзно пострадал лишь внешний слой, который в данном случае восстановлению не подлежал. В среднем слое были лишь частично разорваны синхронно расположенные стальные нити. Эти повреждения не представляли собой повод для беспокойства, и потому я направилась в носовую часть корабля.
Прожектора и приборы наружного наблюдения вышли из строя. От многих из них почти ничего не осталось. Демонтировав из гнезд основания прожекторов, я вмонтировала те, что взяла с собой, и при помощи портативной батареи проверила их работу, затем присоединила провода, которые всунула в кабельные каналы, ведущие внутрь корабля. От старых кабелей остались одни воспоминания.
Здесь же я установила сигнальную установку. Максимум сто часов она будет бесперебойно вещать на несколько тысяч миль вокруг и нашем бедственном положении.
Больше здесь делать мне было нечего. Я оглянулась. Меня окружало пространство без звёзд. Абсолютная пустота и чернота. Свет ручного фонарика едва освещает мне дорогу.
Но нет тишины в этом пространстве: я слышу, как грозно свистит силовой поток, кажется, он рядом и невольно рождается желание убраться прочь из этих мест. Этот свист перебивает сигналы маячка, но у меня, увы, нет иного способа обозначить местонахождение своего корабля. И не хочется думать, что я зря стала слишком часто надеяться на авось.
