отсюда, — сказал бледный Макс.
И мы двинулись было в сторону Мусорки, как вдруг за спиной послышался приторный голосок.
— Эй, Перепел! Далеко ли собрался, дружок?
Я обернулся и увидел мужичка, вся внешность которого — острый носик, бегающие глазёнки и не сходящая с лица улыбочка — описывается одним единственным словом — «хитрован».
— А тебе-то что, Чашечка? — насупился Перепел.
— Да так… Мне показалось, что ты с трупами там ковырялся, искал что-то. Странное дело: нас всех «броненосцы» послали подальше, а тебе разрешили по карманам у убитых шарить. Вот наши удивятся! Особенно Битюг.
— Слышь, ты! Лучше не лезь в чужие дела!
— А чужие ли они? Старатели, я полагаю, разберутся, — сказал мужичок со странной кличкой «Чашечка» и сделал вид, что собирается пойти к остальным старателям.
— Постой! Что тебе надо?
— Мне просто хочется узнать, что ты там искал?
Перепел помялся минуту, но в конце концов выложил Чашечке всю историю с «чугунными арбузами».
— Так, значит, с вами «броненосцы» поделились, а нам хрен на блюде! — возмутился Чашечка. — При том, что мы тут кровь проливали! Ну уж нет, я такое от братвы скрывать не стану!
Однако он оставался стоять там, где стоял, а не побежал нас закладывать.
— Сколько ты хочешь? — спросил Перепел.
— По справедливости — четверть, — осклабился Чашечка.
— А харя не треснет? Може, пяти процентов хватит?
— Не треснет и не хватит. За пять процентов я дальше Предбанника не полезу. Лучше пойду со старателями покалякаю.
— Десять.
— Четверть.
— Хрен с тобой, пятнадцать!
— Двадцать пять.
Перепел, аж кипевший от негодования, вдруг на минуту замолк, внимательно посмотрел Чашечке в глаза и сказал спокойным голосом:
— Хорошо, двадцать пять.
Через десять минут в тихом уголке Мусорки — густой осинник, поляна с удобным поваленным деревом-скамейкой, старое кострище, неподалеку прогнувшая почву воронкой «чёрная дыра» — мы вчетвером колдовали над комутом Перепела. Информация оказалась запароленной. Сходу мы набрали «пудель», но в доступе было отказано. Система сообщила, что есть ещё две попытки, после которых доступ будет полностью заблокирован. Я, Перепел и Чашечка были сильно озадачены, однако Макс уверенно взял комут в свои руки.
— Нужно очень осторожно попытаться всё это взломать. Нужно понять, что он мог использовать в качестве пароля, — сказал Макс. — Например, он мог использовать своё имя или фамилию. Как его звали?
Перепел и Чашечка недоуменно переглянулись.
— А хрен его знает! Пудель и Пудель. Мы ж не лягаши, чтобы фамилию спрашивать.
— Та-ак. Ладно. У кого есть номер его комута? У меня база есть пиратская, можно по ней посмотреть.
Номер нашёлся у Перепела. Оказалось, что покойного Пуделя по паспорту звали «Виталий Чумиченко».
— Имя или фамилия? — думал вслух Макс. — Наверное все-таки фамилия. Попробуем… Чёрт! Не то. Одна попытка всего осталась! Что это ещё может быть? Любимое блюдо? Напиток?
— Водка — заорал вдруг Перепел. — Любимый напиток — водка! Водку попробуй набрать.
— Перепел, — сказал я, — ты только что спалил собственный пароль.
У Перепела так вытянулось лицо, что всем стало ясно — я угадал. Мы все дружно заржали.
— Нет, не думаю, что «водка», — сказал Макс. — Чаще всего это что-то, что нельзя забыть или перепутать. Имя, фамилия, важная дата… О! Дату его рождения нужно попробовать! Кто-нибудь знает, когда он родился?
— Я вспомнил! — сказал Чашечка. — Он пару месяцев назад день рождения отмечал. Только вот число я точно не помню… Кажется, это было сразу после «выхлопа». Да, в начале февраля сразу после выхлопа Пудель сходил в рейд, добыл хороший слам и проставился за день рождения. А «выхлопы» у нас в феврале были… сейчас гляну календарик… ага, седьмого и двадцать пятого. Стало быть, восьмого он сходил в Зону, а девятого мы пили. Точно, девятое февраля, пробуй!
— А год?
— Вот чего не знаю, того не знаю.
— Ну сколько ему исполнилось, когда вы отмечали?
— Да не помню точно… Кажется, круглая какая-то дата.
— Лет тридцать ему было, — вмешался Перепел. — Наверняка, тридцатник вы отмечали.
— Очень может быть.
— Ага, значит, если ему было тридцать, значит родился он… так, ну попробуем: 090286. Есть! Пароль принят!
Мы принялись копаться в том, что скачали. Записи кто кому сколько должен, личная переписка, фото с каких-то пьянок и прочий мусор нас не заинтересовали. Довольно быстро мы нашли голокарту Зоны с различными пометками. В районе Мусорки их было две: одна к востоку от Трассы в каком-то болоте, другая к западу около того самого «ангара». Последняя была гораздо ближе к разграбленной хованке Перепела, однако «болотная» была неподалеку от того места, где мы сидели. Перепел решил проверить обе метки.
Через жиденький перелесок мы вышли к болотцу, поросшему по краям мощной осокой и чахлым тростником. Поверхность болота была затянута густой зелёной дрянью, очень отдалённо напоминавшей ряску. Прямо из воды торчала высокая ржавая железяка вроде опоры ЛЭП. При приближении к болоту предупреждающе затрещал дозиметр.
— Осторожней, все водоёмы в Зоне сильно заражены, — сказал Перепел.
Мы стали обходить болотце по краю, пока не наткнулись на большую колоду, один конец которой уходил в трясину, другой лежал на берегу. Внутри она вся выгнила, и Перепел, присев, засунул в неё руку, пошуровал и вытащил наружу продолговатый брезентовый сверток.
— Вот и нычка пуделевская!
Перепел развернул брезент и обнаружил в промасленной ветоши автомат «Вепр» с подствольником и оптическим прицелом, четыре полных магазина к нему, пару «лешачьих пальцев», какую-то штуку, похожую на кусок сильно спутанной медной проволоки, и горсть матово-белёсых шариков размером чуть больше вишни.
— Ага, «пальцы», «фибула», «светлячки»… Ну что ж, неплохо, но пока арбузы наши не покрывает.
Перепел снял рюкзак, сложил весь слам в подвешенный к нему контейнер и сказал Максу:
— Этот автомат я себе возьму, он поновее, а свой тебе даю. А то с твоей пукалкой только ворон пугать.
Кряхтя он поднялся, вдел руку в одну лямку, в другую.
— Ну всё, потопали к Ангару.
Мы шли один за другим: Перепел, Макс, я, Чашечка. Почва под ногами мягко проседала, в воздухе пахло сероводородом, ржавчиной, сухой травой. Вдруг я почуял кое-что ещё.
— Перепел, навозом пахнет.
— Это кабаны! Оружие к бою.
Мы замерли с оружием в руках. В тростнике громко зашуршало, послышалось хрюканье, похожее на звук, который раздаётся, когда точишь нож об оселок, высунулась мерзкая кабанья морда с торчащими из пасти во все стороны огромными клыками: просто какая-то саблезубая свинья! Зверюга напала на нашу колонну с тыла, и первой её жертвой стал Чашечка: кабан кинулся на него, но старатель успел увернуться так, что кошмарные клыки не разорвали его, а лишь оставили
