разумные люди редко идут на поводу эмоций и ловятся на сиюминутную выгоду. Обмани, солги, обдури — и последующие
века будешь заперт в компании равных, которые поголовно в курсе, что ты склонен к обману и вранью. Да к тому же недальновидный дурень, которому даже привычка к самодисциплине, медитациями привитая, не мешает вытворять глупости под влиянием своих мимолётных хотелок.
А попытка обмануть равного, не особо важно даже, сколь успешная — это глупость. Прямо-таки чистая, беспримесная.
Если её совершил и репутацию испортил, то тут уж остаётся только один выход: подстроить собственную «гибель», сменить имя, аккуратно подправить целительским метаморфизмом лицо — и стартовать снова где-нибудь подальше от прежнего ПМЖ, усвоив полученный урок… или не усвоив. Но к внезапно всплывающим невесть откуда персонам везде относятся без доверия.
Практически все местные авантюрные романы не обходятся без такого вот пришлеца с тёмным прошлым, зачастую не одного. А литература была и остаётся школой жизни, отражает и ретранслирует социальные стереотипы. И в двух третях описываемых случаев, не выдержав ломки адреналином, эти герои снова кого-нибудь дурят либо пытаются надурить, за что обычно сурово расплачиваются — и лишь в оставшейся трети оказываются вполне достойными людьми.
Просто ранее по молодости оступившимися…'
Аурное чутьё предупредило, поэтому Ригар вовремя развернулся, приобнимая и подтягивая поближе свою проблемную рыжую подругу. В детстве основательно недолюбленная (её родители очень хотели мальчика, идиоты закомплексованные), Элойн оказалась голодной до тактильных контактов. Правда, по собственной инициативе безмолвно напрашивалась на обнимашки редко; но тем ценнее выходили такие моменты, как сейчас.
— О чём размышляешь? — спросила она.
И подпортила впечатление, добавив заискивающим тоном, что совершенно не подходит подмастерью, обращающемуся ко всего лишь специалисту:
— Я не помешала?
— Размышляю о прочитанном. И нет, мне как раз на ум всякие мошенники полезли, так что я очень рад, что ты подошла.
— Мошенники?
— Ну да. Карвор, господин Озз, Валис эр-Даро — такие. Ты ведь тоже о них читала.
Элойн действительно взяла за правило читать те же книги, что её любовник. Не все, нет; но те, которые он признавал интересными и сам же ей вручал — да.
— Валис-Молчун не мошенник!
— Мошенник, милая.
— Но он положительный герой. И даже жертвует собой в финале, чтобы…
Глядя на кивающего Ригара, рыжая умолкла, озадаченная.
— Да по обоим пунктам. И положительный, и жертвует. И всякую гнусь по ходу сюжета за прозрачное стекло сажает. Но это не мешает ему быть мошенником по натуре. Или, лучше сказать, авантюристом. Недаром же говорится, что для борьбы с мошенником, пошедшим по кривому пути и творящему зло, нет никого лучше раскаявшегося мошенника, который раньше ходил кривыми путями и знает их, как собственную ладонь. Молчун — пример именно такого героя.
— Но… выходит, он не совсем хороший?
— Почему же? — Ригар хмыкнул, подтягивая подругу ещё ближе. — Хороший. Но не в том смысле, в каком хорошо невинное дитя, всего лишь описавшееся при свидетелях, а в том, в каком хорош много переживший, опытный человек, знающий различие между злом и добром на личном опыте и твёрдо выбравший именно добро. Невинное дитя вырастет и по невинности либо скрытой склонности своей может натворить всякого — а вот эр-Даро до самого конца был твёрд в своих убеждениях, знал, кому противостоит, ради чего делает то, что он делал… и даже из своей гибели выковал победу. Прекрасный образчик героя: один из тех, кому при встрече, будь они реальными людьми, не зазорно отвесить харьятт. А если сочтут достойным, то и руку пожать.
— Рукопожатие — это тоже знак уважения?
Ригар мысленно отвесил себе смачный подзатыльник. Не в первый, ох, не в первый раз его подводило смешение культур и личностей, породившее его сознание…
На Планетерре пожимали руки в основном Воины. И в основном для быстрой фаллометрии — типа, кто тут кого круче? Отчасти это ещё и знак доверия, конечно, потому что ладонь Воина от ранга так четвёртого включительно вполне сойдёт за камнедробилку. Если один из ручкающихся возьмёт и применит Усиление краткое, а второй не успеет использовать Укрепление краткое, то итогом станет не просто боль, а куча нехороших переломов. А то и увечье.
— В некоторых культурах — да. Жмут друг другу руку в знак взаимного уважения, приязни, дружелюбия. Изначально этот жест вырос из демонстрации, что в ладони нет оружия, то есть её протягивает не желающий зла и не ожидающий его, намеренно показывающий свою уязвимость.
— А мне ты руку не пожимал…
— Зато я тебя не раз обнимал, что означает куда большую близость. Кроме того, женщинам не пожимают руки, чаще их целуют — вот так.
И Резчик не замедлил продемонстрировать, как.
…на борту «Хитолору», а точнее, в закутке для магической живности:
— Ты шутишь⁈ — очень громко прошептал Луцес. Ну, или у него внезапно полностью сел голос. — Скажи, что ты шутишь!
— Я не похож на мою сестру, — ответил Мийол. — Я никого не разыгрываю, не подкалываю, не смешу и не вышучиваю. Я вообще довольно скучный человек.
На это заявление эн-Слиррен ответил пристальным, сложным взглядом.
— Если ты скучный человек, — сказал он, — то я — не иначе как маленькая девочка, вовсю наслаждающаяся синдромом Императора. Ладно. Допустим, что ты не шутишь. Но зачем вообще тебе тогда нужна говорящая магическая сова⁈ Её же убьют за одни подозрения в разумности!
Призыватель вздохнул.
— Слушай, — сказал он, — меня это уже начинает утомлять. Давай договоримся, что я, как в какой-то мере профильный специалист, кое-что понимаю в магических зверях. И уж про своего-то фамильяра я знаю немного больше, чем «кое-что». Если я говорю, что Эшки вполне разумна — или, как минимум, не глупее подростка лет пятнадцати — это лучше принять как факт. Если я говорю, что она обладает свободой воли и способна выбирать, чем ей заниматься и к чему стремиться — это тоже лучше принять как факт. Наконец, если я говорю, что она просит помощи с изменениями горла и голосовых связок, чтобы ей было легче разговаривать на низкой речи — это значит, что помощи просит она. Не я хочу научить её разговаривать из каких-то своих соображений, а именно она хочет полноценно говорить вслух.
— Но… проклятье. Если ты не шутишь — умоляю, объясни: как⁈ Как твоя сова может быть разумна? То есть я понимаю, что после эволюции у неё вырос помимо прочего и мозг — но она же птица! Не млекопитающее — птица! У неё даже кора полушарий гладкая!
— Если тебя устроит короткий ответ, то фокус в базальных ядрах, иной… мнэ… структуре нервной системы и в разогнанном метаболизме. Ну и в свойстве жизнь, конечно, которым Эшки вполне прицельно улучшала не только мышцы, нужные для полёта. А если короткого ответа тебе вдруг покажется мало — можешь вволю поисследовать её… безвредными способами. Ритуалами, там, чарами… особенно если результатами поделишься.
— Ты же сказал, что много знаешь про неё.
— Знаю. Но узнать ещё больше не откажусь. Итак… поможешь? Или не поможешь?
Луцес зажмурился, потёр виски. Перевёл взгляд на громадную, практически неподвижную птицу, бдительно глядевшую на него в течение всего разговора.
Вздохнул.
— Я же людей лечу. Более того: на дефектах опорно-двигательного сосредоточился. Верхние дыхательные, тем паче у сов — вообще не моё. Чем я могу помочь-то?
— Уб-ррат бол, — сказала Эшки довольно разборчиво.
— Что?
— И-и йа не со-ва. Йа Фи-лин, — добавила она.
— Пациентка жалуется на трудности с дикцией, — пояснил Мийол. — Как ты сам только что слышал, говорит она не так уж плохо — натренировалась, пока в Скальных Норах сидела. Однако проблема в том, что издавать именно сложные звуки ей трудно. И временами больно.
— С ума сойти. Про говорящих воронов слышал, про попугаев слышал, но сова…
— Йа Фи-лин!
— Да-да, филин. Извини.
— Я, — вклинился призыватель, — предполагаю, что корень проблемы в том, что Эшки не из певчих птиц. Плавные звуки, особенно гласные, даются ей хорошо. Но вот имитировать, примера для, взрывные согласные ей приходится тоже горлом, без помощи губ и зубов. Которых у неё нет. Отсюда и боль. Но это только гипотеза, как вы оба понимаете: я же не целитель, я так…
— Правдоподобно, — констатировал Луцес. — Но нужны тесты. Только вот какие?
Судя по его виду, он вовсю принялся перебирать в уме виды диагностических ритуалов, что можно было адаптировать для столь нестандартного случая. Не иначе, спасался в привычной работе по профилю от лёгкого налёта безумия… который понемногу начал ассоциировать с Мийолом и всей его семьёй.
…поглаживая надстройку «Баалирского прибоя», Ойель сказала:
