идеи — лучше не упираться, а следовать за ним и поменьше удивляться. Ну, хотя бы стараться. Всё равно удивит, но хоть подготовишься…
'Похоже, отец решил снова продемонстрировать, что люди склонны принимать чужие идеи только в моменты отчаяния. Когда другого выбора просто не остаётся, когда потеряно всё или почти всё — даже, может, и жизнь; когда надежда истаивает и рушится вера…
…только тогда начнёшь ловить даже пустой крючок.
А вот имеющий пусть скверное, но прочное положение — как Никасси — к словам того, кто заведомо слабее, не прислушается. Крепко стоящий на ногах не станет ловить чужую руку, чтобы удержать равновесие: зачем? Он же и так стоит крепко!
(Ох! Надеюсь, отец всё же понимает, что именно делает. Подавать ложную надежду — ещё хуже, чем вовсе отказывать в помощи, это слишком жестоко… а разочарованные — опасны)'.
Когда все трое — Ригар, Герея и Мийол — взошли на борт яхты, призыватель спросил:
— Куда править?
— Вверх и в ту сторону.
— К дальнему чернолесью⁈
— Да.
«Ох… опасно играешь!»
Однако вслух никто не возразил. «Хитолору» взлетел и без лишней спешки направился, куда сказано. Правда, спустя минут двадцать, когда они всё чувствительнее отдалялись от Стены Лагора, Мийол всё же уточнил:
— Мы ищем что-то конкретное?
— Природный узел. Место, где фон посильнее, чем на площадке для медитаций — в разы. А лучше даже в десяток раз с лишним.
— Понятно.
— Высокочтимый считает, — слегка оживилась Герея, — что мои неудачи проистекают из-за неподходящих условий?
— Не только и не столько из-за них, сколько из-за уже озвученной двойственности. Именно сбой понимания — настоящая помеха возвышению, а слабоватый фон — это так… мелочь. Кстати, сын прорвался в подмастерья отнюдь не в тепличных условиях, а в районе Баалирских рифов. Фон там так себе, да ещё и хаотичный… в любом случае, — добавил Ригар, — делать прорыв лучше в наиболее выгодных обстоятельствах. Лучше обеспечить максимально благоприятные условия, чем потом жалеть, что не хватило, быть может, сущей мелочи.
— Высокочтимый мудр.
— Ой, оставь ты эту почтительность.
— Я не смею…
— Лучше тебе посметь!
Совершенно неожиданно для Мийола, полыхнув в его восприятии концентрированной решимостью, отец сблизился с инь-Шелетидйид и даже схватил её за плечи, сжав руки так крепко, что это могло быть даже болезненно.
— Я — не наставник Воинов. Я — всего лишь старый и слабый маг, не добравшийся в свои пятьдесят восемь даже до четвёртого уровня. То, что ты вообще меня слушаешь — та ещё насмешка судьбы. То, что ты пытаешься опираться на мои слова… безумная глупость!
— Но…
— Никаких но! — прорычал Резчик. Костяшки его пальцев побелели, Герея поморщилась, машинально усиливая Укрепление за счёт Смещения. — Возлюби тебя боги, а наипаче того сам Хозяин Недр, ты же — Шелетидйид! Ты несёшь в своих жилах чистейшую, сильнейшую кровь! Просто закрой глаза, обратись мысленным оком к сути своей. Прислушайся к себе. Найди там, внутри, молчаливую надёжность камня, пронесённую из испытания к испытанию десятками поколений предков твоих, увеличенную их великими трудами, подвигами и лишениями. Глупая голова твоя пусть забудет, как страшный сон, предательство родичей — потому что настоящие родичи никогда не предавали тебя! Они уже мертвы, да — но они с тобой, в памяти твоей и крови; и никто под облаками, даже сами боги, не вправе лишить тебя их помощи и поддержки! Видишь ли ты их там — видишь ли отца своего? Видишь ли мать? Видишь ли сестёр и братьев своих, всех предков своих до единого?
— Вижу, — прошептала Герея. — Вижу… как наяву.
Из-под её сомкнутых, дрожащих век двумя ручейками текли обильные слёзы.
— Скажи: разве винят они тебя? Разве презирают и гонят? Ты и только ты — последняя их надежда, набухающий бутон на великой ветви могучего древа! Разве желают они тебе разменять зарю своей жизни на месть, на ненависть, на завистливую злобу — так, как разменяли свои жизни другие Шелетидйид, что презрели ради мелочных интересов родство своё и загубили наследие былых времён? Если предки желают тебе добра, то они говорят: живи! Будь сильной, будь крепкой — как камень… и ещё крепче. Найди другого сильного, который встанет рядом, роди ему детей, продолжи себя в потомстве. Ступай по великому Пути из прошлого в будущее ради новой жизни, как мать и защитница. Уничтожь сомнения — ибо камень сомнений не знает. Уничтожь страхи — ибо камень ничего не страшится. Пресеки свою двойственность, встань спокойно и гордо. Вспомни о праве своём — и… просто… позволь Сердцу Воли возникнуть. Ради всех предков своих, во имя потомков, для чести и славы!
Ригар вёл речь так, словно знал будущее.
Потому что стоило ему замолчать, как «Хитолору» влетел в природный узел. И без того плавно нараставший, фон Природной Силы резко взлетел…
…и тут же начал спадать. Яхта пролетела его насквозь весьма быстро.
Мийол заложил разворот, желая вернуться в столь удобное место — но понял, что в этом больше нет особой нужды. Тело Гереи словно породило взрыв наоборот, жадно поглощая потоки внешней энергии — и площадь этого эффекта непрерывно росла. Пять шагов в радиусе, десять, пятнадцать… двадцать! Двадцать пять! Двадцать семь!
Только на двадцати восьми расширение прекратилось.
Если бы благодаря сигилу призыватель не мог растягивать ауру на тридцать шесть шагов (а этого обычный подмастерье, конечно, не мог), такой мощный эффект конденсации полностью отрезал его от фона. Он бы даже не смог оценить масштаб произошедшего.
Позднее, обсуждая с Гереей прорыв, он узнал, что у Шелетидйид во время становления Мастером Начал считается нормальным осушать Природную Силу в радиусе дюжины шагов. Пятнадцать — хороший результат. Двадцать — выше среднего (но по меркам её линии просто нормальный). Двадцать пять — выдающийся.
Двадцать восемь? Не рекорд, но заявка на очень высокие перспективы.
Особенно если вспомнить, что конденсация Сердца Воли произошла намного раньше всех расчётных и традиционных сроков — в возрасте, по меркам клана не отличающемся от юности; не с честного седьмого, а всего-то с шестого ранга.
«Отец… может, ты и слабее меня, как маг, — но ты опять сотворил чудо!»
Алхимик 16: итоги и планы
Воронка поглощения свернулась, утихая, довольно быстро — тем быстрее, что природный узел, в который призыватель вернул яхту, «накормил» её со всей щедростью. Ещё с минуту Герея постояла неподвижно, а потом открыла глаза.
И первыми её словами были такие:
— Ударь меня!
А когда ей показалось, что Мийол медлит, добавила:
— Изо всех сил, не жалея!
Тот хмыкнул. И ударил, в самом деле, изо всех сил. Вкладывая, как учил мэтр Кемват, инерцию всего тела, совместив Укрепление и Усиление краткие со Смещением.
Точнёхонько в солнечное сплетение.
Ударить ещё сильнее он бы не смог при самом горячем желании. И смутно надеялся, что лучшая из его атак заставит свежеиспечённого Мастера Начал хотя бы поморщиться. Всё-таки он бил не сильно хуже пикового достигшего, то есть как Воин около пятого ранга…
Кулак заныл, словно вместо податливой плоти воткнулся в бревно из каменной сосны. Если тело инь-Шелетидйид вообще уступало мягкостью камню, то призыватель не заметил разницы.
И нет: не поморщилась. И с места не сдвинулась.
Более того: на три его приёма она ответила лишь одним Укреплением кратким. Хватило вполне, ещё даже с хорошим запасом.
«Это и есть сила клана Шелетидйид?»
— Я боялась повредить своё основание, — медленно произнесла Герея. — Боялась слишком сильных врагов… боялась слишком многого. Но больше я не боюсь.
— Как тебе удалось?
— И просто, и сложно. Мой долг неоплатен, только поэтому я скажу, как есть — хотя не одни лишь маги стараются таить свои секреты от посторонних… обычно на третьем мастерском ранге появляется возможность «сжатия» приёмов. Но… я вспомнила лица предков своих. Я следовала зову крови своей. И сейчас я просто «сжала» Укрепление краткое, совмещая его с камнем Сердца Воли и тем умножая многократно.
— То есть ты не потеряла в качестве, несмотря на ранний прорыв?
— Потеряла? — напоказ изумилась она. — Наоборот! Когда я поистине отработаю каменное укрепление и смогу применять его в любой удобный момент — не каждый пропущенный удар равных по рангу сумеет впечатлить меня. Да что равных?
