Скамеечку. Аккуратно всё вроде.
— Хорошо. Но мало. Пусть ко мне Щепа подойдет. Можно попробовать соорудить часовенку крохотную на вершине холмика вместо креста. Ну, то есть, крест сверху над куполом будет.
— За день не успеть же…
— Да совсем крохотную. Метра полтора на полтора. Чисто для одного-двух человек за раз… А внутри вместо икон лучше подберите фотографии матерей всех, кого сможете достать. На стену наклеить… Будет у нас церковь Матери всех живущих. Неважно какой религии и веры. Мать у всех была. Пусть вспоминают, приходя.
— С фотографиями сложно будет. У многих ничего нет. У одних будут, а у других нет… Им обидно будет.
— Да, наверное… Тогда Ваську позови. Пусть она нарисует такой портрет, чтоб, глядя на него, каждый свою мать вспоминал.
— А она сможет?
— Не знаю. Но если кто из нас и сможет, то только она. Кстати, позови-ка её прямо сейчас. Надо поговорить насчет швейной мастерской. Она выбрала там себе работниц или нет? Ну и насчет портрета озадачить.
— Хорошо. Сейчас позову, — кивнула Сова и буквально растворилась в воздухе.
Я встал прислушиваясь к незнакомым песенным завываниям со стороны импровизированного танцпола напротив кафешки.
Летящей походкой к тебе подойти,
На танец пригласить, на танцпол пройти.
Джинсы поправил, чистая футболка,
Э-э, сука, что-то взмок я.
Короче, Главное решиться сделать первый шаг;
И уж лучше пусть не будет пути назад.
Сделав шаг, что-то зассал я,
Сделал два, что-то реально зассал я.
И к пацанам за подмогой
Я обратится не могу, не помогут.
И все по парам поют, танцуют,
А я стою, че-то буксую…
— Ну как там новая ведущая? — спросил я подошедшую Василису, кивком указав направление на дискотеку — Справляется?
— Ну как ведущая, да — почему-то недовольным голосом протянула художница. — Только сама она ничего толкового придумать не сможет. Вот её потолок. Танцы на парковке. Конкурс замутить, задания придумать — это все не к ней. Не сообразит.
— Ну зато не стесняется на публике. Вон как бойко что то кричит.
— Это да, — насупилась Васька, видимо вспомнив как тушевалась сама, пытаясь проводить конкурсы. — Я ж и говорю — как ведущая она пойдет. А если что-то свое придумать — то тут мимо.
— Ну да, ну да… Второго Даню нам не достать. Ну конкурсы придумывать и вы с Крачкой можете. А уж воплощать пускай Мотня старается.
— Ага, и все будут думать, что это она такая умная. «Так интересно придумывает»…
— Ты что, ревнуешь к её ещё только чисто гипотетической популярности? — удивленно уставился я на девчонку. — Ее ещё нет, а ты уже завидуешь?
— Так там ума-то… — смутилась Васька. — Зато самомнения через край.
— Мда… — как-то даже обескуражено протянул я. — Вот они прелести женского коллектива. И что мне с вами делать? Если все на самотек пустить, вы же тут такой серпентарий устроите… Жизни не взвидешь… Короче так: Склоки прекратить! Одно дело делаем. Хоть краем уха услышу про ваши бабские разборки — мало никому не покажется… Вон огороды копать надо. До кровавых пузырей на ладонях копать будете.
— А что ты мне одной это говоришь? — вспыхнула девчонка.
— Потому что симпатизирую тебе. Потому и предупреждаю. Ты теперь в курсе и остережешься. А остальные могут и по незнанке нарваться. Поняла?
— Да, — притихла Василиса.
— Вот и хорошо… Я тебя что звал-то? Три дня прошли. Как там успехи в швейном цехе? Выбрала троих помощниц?
— Ну, не знаю. Я только за двоих пока могу сказать.
— Ну-ну. Давай, я слушаю. Кого выбрала?
— Алину и Лялю.
— Самых старших? — приподнял я брови
— Ну-у-у… Да. Но я не поэтому их выбрала.
— Я весь внимание.
— Ну у Алины работоспособность просто запредельная. Она как за машинку сядет и начинает как робот. Ничего вокруг не видит, не слышит… Только стрекочет своей машинкой без устали. Остальные-то и переговариваются, и шутят, и отвлекаются, а она как автомат. Чих-чих-чих… Только и работает.
— Понятно. Нашла себе отдушину. Это хорошо. Может через работу отойдет. А Ляля?
— Ну-у-у… У неё, честно говоря, хуже всех получается. Ну не умеет она ничего толком делать! Но она единственная, кто искренне хочет научиться! Вот прям до исступления. Старается — изо всех сил. Не знаю, что тому причиной. То ли огородов боится больше остальных, то ли себя великим дизайнером в мечтах видит. Не знаю. Но она действительно горит на работе. Получается хреново. Но она старается.
— Ясно. Пусть пробует. Шанс, я считаю, дать нужно. А что с остальными?
— Да ничего, — пожимает плечами художница. — Вроде и стараются, и что-то у некоторых даже получается… Но без огонька все. Словно через силу. Нет среди них тех кому бы действительно нравилось бы.
— Ладно. С этим разобрались. Пусть будут двое пока. Может со временем из младших ещё кто подтянется… Ты про расписание уже знаешь?
— Угу. Как будто у нас и так работы не хватает. Теперь ещё уроки вести.
— Смотри на это как на поиск новых талантов. Кто-то может к рисованию предрасположен. А кто-то — вон в швеи пойдет. Всех нужно к делу приставить.
— Да поняла я уже.
— Вот и отлично. Кстати, насчет рисования. У меня для тебя сверхсложная задача. Никто кроме тебя с ней не справится. И, именно по рисованию.
— Например? — насторожилась девочка.
— Нужно нарисовать не то что бы икону, но картину такую… Короче, нужно Мать изобразить. Причем мать для всех без исключения. Чтоб когда любой ребенок смотрел бы на эту картину — он в этой женщине свою маму бы узнавал.
— Ты смеешься? Как так делать-то? У каждого своя мама. У кого-то блондинка, у кого-то брюнетка. У кого-то худая, у другого полная. У кого-то нос с горбинкой, у другой пуговкой… И как их всех в одно объединить?
— Кто из нас двоих художник? Я или ты? Нарисуй портрет… без портрета! Не заостряй внимание на мелочах.
— Да как? Как не заострять-то?
— Ну сделай так, словно источник света находится за спиной портрета… А лицо в тени. Так, намёками. Что и не разобрать. И волосы так же… У основания черные, в середине светлеют, а на концах блондинистые… И какой настоящий цвет — не
