Радский, командующий двадцать четвёртым кавалерийским полком. Холост, детей нет. Родители умерли в детстве. И у меня не было никакого брата.
– Почему ты так… странно говоришь? – мне стало так обидно, как не было никогда. – Ты ведь не мог меня забыть, не так ли?! Я воспитывал тебя…
– Потому, что я пекусь за своё положение. Случаи дезертирства участились. Подозревают всех и каждого, даже офицеров. Если они узнают, что у меня был брат, который сидел на руднике и… должен там сидеть до сих пор. Нет… я сдам тебя им. Скажу, что поймал преступника… – Олли сглотнул, ещё сильнее потирая виски.
– О чём ты говоришь, Ольгерд?! – вскочил я со стула. – Как ты… Разве этому я тебя учил?! Я пахал, как лошадь, чтобы мой брат отрекался от меня?!
– Не ты ли отрёкся от нас с Рутой, когда убил того человека? И тех, что были в Норвилле? Представляешь, каково это было узнать, что твой брат – хладнокровный убийца?
– Я не убийца, ты знаешь это! Это всё… это были случайности. Я не хотел их убивать. А иной раз – я защищал Руту, понимаешь?!
– Даже, если и так… – вздохнул Ольгерд. – Из-за твоего поступка, мы остались без крова над головой… Почти несколько лет на улице… Ты не представляешь, что нам приходилось делать с Рутой, чтобы раздобыть хотя бы немного еды… – голос брата тяжелел, а лицо наливалось кровью.
– Рута… Что с ней?! Где она?! – я ударил по столу. Звякнули кандалы.
– Замужем! Вышла за того, кто, в отличии от тебя, не убивал людей и помог мне и ей встать на ноги!
– Как… нет! Невозможно! – я не собирался верить подобной чуши!
– Ещё как возможно! Думаешь, выход был иной?! Иначе, мы бы точно померли с голоду, пока ты там на содержании у государства камни ворочал!
– На содержании?! – разгневанно выкрикнул я прямо в лицо брата. – Ты не видел, что мне приходилось делать для выживания!
– Бедняга! – саркастично усмехнулся Ольгерд. – А ты посмотри на моё лицо! Не замечаешь, что чего-то не хватает?!
– Зачем ты ушёл на войну?! – мой гнев достиг пика. – Говоришь, я убийца?! Может и так, пусть я и не желал убивать этих людей. Но ты… ты ушёл убивать намеренно! И наверняка делал это хорошо, судя по количеству орденов!
– Уж прости, что я не в силах остановить всеобщую мобилизацию! – развёл руки Ольгерд. – К тому же… На войне неплохо платят. Я смог, наконец-то, слезть с чьей-то шеи. Я стал мужчиной. И за это, я должен, пожалуй, сказать спасибо тебе, Эдгар. Твой пример был полезен. Даже твои убийства… Я думал, что не способен на такое. Но ты, как мне казалось, самый бескорыстный человек на свете, пошёл на это. А значит, смог и я!
– Олли, я… – и тут меня осенило: «Я ужасный брат!» – Прости… прости меня! – ноги затряслись, я упал на колени перед столом и стукнулся лбом о его поверхность. Брат никак не отреагировал. Лишь достал трубку и закурил.
– Наверно, тебе интересно, почему меня вообще взяли, с моей болезнью? Ну, руки-то у меня нормально работают. А кавалерия отлично показала себя против панзеров, уступающих ей в манёвренности. Меня научили ездить верхом и стрелять на ходу, бросать бутылки с зажигательной смесью и разить пехоту саблями сверху. Конечно, очень многое на войне значит удача. Мне везло, даже чересчур много, и я поверил в свою избранность… Пока рядом не упало ядро со шрапнелью. Тогда, лёжа в лазарете, в ожидании, когда же мне, наконец-то, удалят осколки из лица, а за одно и расплющенный глаз, я понял, что, наверно, в этом мире нет особенных. И уже тогда, я простил тебя. Ведь ты тоже был человеком, у которого может сорвать крышу. Мне её сорвало на почве постоянной удачи, а тебе – вечных поражений. Понимаешь, Эд? Ты просто всегда проигрывал. Только что-то начинало налаживаться – происходила очередная беда.
И Олли был прав. Сначала была радость, что у меня родится брат, но он оказался инвалидом. Только всё стало получше – умерла мама. И, даже тогда, я не отчаивался, пока со смертью отца у нас не забрали крышу над головой.
Думал, что закончу школу, но вмешался этот подонок Лист, земля ему дерьмом! А потом, из-за него же, я вступил на скользкую дорожку… И, как последний гвоздь в крышку гроба – война.
– Я виноват… виноват перед вами обоими… Но я никогда не сдавался! – выкрикнул я, глотая слёзы и сопли. – Даже в лагере я… я думал только о тебе и о Руте. Брат, я люблю вас, и всегда буду любить, но я всего лишь человек, и мне не подвластно мироздание! Я не могу изменить прошлое, я не знаю, что будет завтра!
– Знаю, – грустно улыбнулся Олли. – Я долго обижался на тебя, но сейчас, когда ты стоишь передо мной, я… чувствую, что всё ещё люблю тебя, Эд. Мне жаль, что нет ни единой возможности отблагодарить тебя…
– О чём ты? – вытер я нос.
– Ты останешься под моим надзором. Я обеспечу тебя жильём и едой, всё, что в моих силах, я тебе дам.
– Позволь мне увидеть Руту! – просипел я сорванным голосом. – Хотя бы просто попрощаться… Если она захочет, я заберу её и увезу в страну, где нет войны…
– Война идёт везде. Может, за исключением островов с аборигенами, но они никому и не нужны, – резко ответил
