Основная заключалась в том, что я не ел ничего почти сутки, а запасов питательный веществ в истощённом организме оставалось совсем чуть-чуть. Хотелось спать. И есть. Но больше, всё-таки, спать.
И, не думая ни о чём, я зашёл за угол многоквартирного дома. Положив Повесив курту на слив, в надежде, что дождя больше не будет, дабы она хоть немного просохла, я примостился у стены и заснул.
Очнувшись в обед, я понял, что съем собственную левую руку, если не найду хотя бы краюшку хлеба. Первой мыслью было попросить милостыни, одна был велик риск нарваться на полицмейстеров, а там – недалеко и заново оказаться на очередном руднике.
В конце концов, я набрёл на церковь Великого О. Стыдно было появляться в таком виде перед святыней, но, заткнув за пояс собственную гордость, я попросил помощи у отца-настоятеля, объяснив ему, что «я потерянный человек, но я хочу исправиться». Что мне не нужен ни алкоголь, лишь тарелка супа, и плевать даже, если он будет остывшим.
С подозрением, но священник отвёл меня в келью и накормил горбушкой хлеба, куриной грудкой, луковицей и налил чашку чая. Затем, он, сомневаясь, дал мне несколько клети, чтобы я мог сходить в общественную баню. Я решил, дабы не подрывать веру отца-настоятеля в человечества, обязательно вернуться к нему на обратном пути и поблагодарить.
Оказавшись в бане, я отмылся, постирал и высушил одежду и, на оставшийся серебряник, оплатил ночлег в самом дешёвом дворе.
Вернувшись в церковь на следующее утро, я, как и обещал сам себе, поблагодарил священника. Тот явно не ожидал увидеть меня трезвым и умытым. Я рассказал, что планирую вернуться в Бригг, к своей семье. Тогда, он дал мне ещё несколько клети на поезд до столицы.
«Благодарю, – ответил я, и добавил: – Отец, я не могу отблагодарить вас материальными благами, но могу помочь советом: убирайтесь из города. Скоро, здесь будет бойня».
В его глазах я видел неверие. Мужчина махнул рукой и, благословив меня на долгий путь, вернулся в келью. Убеждать его у меня не было времени, как бы много он для меня не сделал в такой момент моей жизни. Нужно было искать Руту и Ольгерда.
Одно я знал точно: человечество никогда ещё не сталкивалось с чем-то настолько ужасным. Даже война не шла ни в какое сравнение. Ведь даже на войне имела место быть какая-никакая человечность, но эта болезнь… Она искореняла из людей всё то, что делало их людьми.
От церкви, я сразу же направился в сторону вокзала. Взял самый дешёвый билет, и даже осталось ещё немного денег на еду. Купил на них кусок мясного пирога и пинту пива. «Что с того, что я поклялся больше не брать ни капли в рот? Алкоголь, тем более, жалкая пинта, не сделает со мной того, что уже сделали люди…»
Пойло приятно охладило горло и утолило жажду. Я почувствовал лёгкую усталость. «Ничего, высплюсь в дороге…»
Сидя на скамье, я подобрал оставленную кем-то ежедневную газету «Престол». Нехотя, стал читать о происходящем в мире.
«Война ещё идёт… Забастовки женщин по всему королевству… Случаи дезертирства участились на фронте… Таинственная болезнь может стать причиной заморозки конфликта… Число погибших за шесть лет оценивается в двенадцать миллионов по всей Земле…»
Свернув газету в трубочку, я спрятал её за пазухой. Мне пригодилась бы любая вещь, даже кусок бумаги, коим можно подтереть задницу.
Новости никак не отобразились на моём настроении. Наверно потому, что я слишком разочаровался в мире, и уже не рассчитывал на лучшие времена. Только для себя самого. Вместе с Рутой и Олли… Как прежде… Надежда заставляла меня искать выход из положения. И плевать, что там будет с человечеством дальше. Я отправляюсь домой.
Паровоз прибыл ближе к обеду. Я зашёл в вагон для самых бедных и примостился на скамейку, откинув голову назад и быстро заснув.
Не помню, что мне снилось, но явно что-то хорошее. Громкий кашель на соседнем месте, от которого меня отделял проход, стал причиной пробуждения, чему я очень огорчился тогда.
Старик в сером, покрытом множеством заплаток пиджаке, кашлял так, словно хотел выплюнуть свои лёгкие. «Как бы не подцепить пневмонию…» – подумал я, натягивая воротник на нос.
Но, понаблюдав несколько минут, я заметил, что на ладони старика, с каждым приступом, оставалась кровь. Чёрного цвета. «Как у тех прокажённых!» – перед глазами пронеслась бойня на руднике.
«Значит ли это, что он скоро набросится на других людей?! Нет, скорее, он заразит нас до того, как превратится в одного их этих!»
Но что я мог сделать в той ситуации? Из вагона для нищих не было даже дверей в остальную часть состава, только на улицу. И открывалась она лишь при остановке. «Придётся от него избавиться. Уверен, многие сейчас и не подозревают, что серая гниль – вовсе не проказа или чума, появившаяся на фронте из-за антисанитарии и гор трупов. И что эта зараза уже проникает в наши города и деревни…»
Ночью, когда весь вагон заснул, я аккуратно подошёл к старику, что крепко спал, приподнял его за подбородок и, когда он открыл глаза, ребром ладони перебил трахею.
Работа на руднике, хоть и истощила меня, но руки мои стали твёрже. Что самое удивительное и, наверно, жестокое – смерть старика никто не заметил.
Все думали, что он продолжает спать, вплоть до обеда, пока паровоз не прибыл в Бригг. От резкой остановки, его труп качнулся вперёд и упал со скамьи.
Женщины закричали, мужчины подняли старика и попытались привести в чувства, не осознавая, что он мёртв уже полдня. Я же, оглядываясь, вышел на перрон.
