ко мне в перерыве игры и напомнила об обещании написать пару заметок для газеты. Пришлось опять напрягать усталый мозг.
Основную статью я посвятил Дане. Написал о героизме. О мужском поступке. О том, как он остался прикрывать отход других. И принял свой последний бой, вызвав огонь на себя. Только чтоб ребята ушли. В общем, получилось неплохо. Мне даже самому понравилось.
Вторую статью посвятил Малинке. Тоже не пожалел дифирамбов. О проявленной твердости в плену врага. О перенесенных мучениях и о бесчеловечных пытках людоедов-захватчиков.
Ну и третью, самую маленькую статью — про общую обстановку в поселке. Свою роль постарался не выпячивать. Ограничился общими фразами. Так только, упомянул об участи захватчиков: "Да, демоны были. Не отрицаем. Но они того… Самоликвидировались." И в конце красочно описал последний бой Эльбы с Немцем. Тоже художественно получилось. Да.
Но Васька прочитав мои статьи оказалась недовольна.
— А почему ты ничего о себе не написал? Это ведь ты убил шестерых из восьми нападавших! А тут даже своего имени ни разу не упомянул. Словно они действительно сами по себе перемерли все.
— Ну ты же знаешь, что это я сделал? И все остальные тоже знают. Так зачем говорить об очевидном?
— Но это неправильно! — вроде как даже малость возмущенно заявила художница. — Это мы сейчас все знаем. А если кто чужой прочитает? Что он тут поймет? Ты вон про подвиги Дани, Малинки и Эльбы написал, а сам больше их всех троих сделал раз в пять. Но даже словом об этом не обмолвился!
— Кому надо всё и так знают. А кто не знает — тому и не надо.
— Нет! Так нельзя! — горячилась девчонка. — Надо и про тебя написать.
— Пиши, — тут же согласился я. — Если так горишь желанием — можешь весь третий номер моим подвигам посвятить. Но сначала вот этот, второй номер до ума доведи.
— Ну я же не умею писать? — тут же скисла девчонка.
— Ну значит и говорить больше не о чем. Я тебе статьи написал? Написал. Делай.
— И все равно, я что-нибудь ещё придумаю, — не могла не оставить за собой последнее слово маленькая женщина. — Найду кто мне про тебя напишет!
— Ради бога, — устало улыбнулся я ей.
На ночь решили спать все в одном доме. Пока полностью не решена проблема с Левашово, спокойный сон для нас роскошь. Собрали всех в доме. Натащили кроватей в клуб. Расстелили постели. Все пометились. На ночь составили график вооруженных дежурств. В него вошли Эльба, Темный, Толстый и Рыжик. Каждому досталось по два часа. Только меня как самого уставшего и раненого от дежурства освободили. Чуть ли не пинками погнали в мою комнату отсыпаться. А я и не спорил. Ибо реально вымотался. И стоило мне ощутить с обоих боков привычное тепло двух маленьких тел, как я тут же провалился в сон…
Из которого был довольно грубо выдернут бесцеремонным тормошением за плечо.
— Шиша… Шиша, проснись. Там это… Левашовские пришли…
Ничто так не способствует скорейшему пробуждению, как ударная доза адреналина в кровь! По моим внутренним ощущениям я подскочил мало не до потолка, ещё в полете натянув штаны и схватив в одну руку пистолет, а во вторую свой нож.
— Сколько их? Где они сейчас?
— Так это… — слегка растерялся разбудивший меня Толстый. — Там внизу сидят. Двое их. Девки.
— Какие еще девки? — Продолжал тупить я спросонья, — а где левашовские?
— Ну девки и есть левашовские, — терпеливо объяснял мне пацан. — Сбежали из Левашово, ну.
— Ах, беженцы, — наконец-то врубился я. — А может засланные к нам? Там внизу кто с ними остался?
— Так там наших полный клуб, — заерзал Толстый, — половина уже и проснулась, пока я их впускал.
— С оружием там кто из наших? — начал по настоящему закипать я. — Ты же на посту! Должен был меня будить кого-нибудь из проснувшихся отправить, а сам за пришедшими следить!
— Так там… Тёмный же с ружьем… И Синица.
— Ты им пост передал?
— Я… Это… Но они же проснулись… Синица, так точно.
Я лишь грязно выругался на это. торопливо одеваясь. Подхватив из тумбочки автомат я торопливо захромал вниз. Толстый виновато сопел где-то за спиной.
Впрочем, внизу ничего особо опасного не происходило. Действительно — две девчонки. Довольно замученные и неприглядно выглядящие. Одна, наверно, ровесница тому же Толстому или Малинке. Вторая чуть постарше. Ну или просто покрупнее. Рыжеватая. Не такая рыжая как наши Рыжики, но тоже что-то такое было. Их уже обступили полуодетые Васька со своими девчонками. Темыч спал. (Ну понятно, его смена аккурат перед сменой Толстого была. Его сейчас хрен разбудишь!) Ладно хоть Птица догадалась свой обрез достать. А то бы совсем провал в обороне.
— Иди разбуди Эльбу и Малинку, — коротко приказал я Толстому.
— Там же девчачья спальня. Что я к ним попрусь…
В ответ я резко повернулся к нему, уставившись на него в немом бешенстве. Проняло! По крайней мере он тут же заткнулся, побледнел и поспешил смыться наверх.
— Доброй ночи. — мягко поздоровался я, подходя к девичьему кружку. Увидев меня пришелицы заволновались и попытались вскочить на ноги, но я махнул рукой. — Сидите, сидите. Не на приеме чай… Кстати, насчет чая? Вася, Вилка, займитесь пожалуйста этим?
— Ага, мы сейчас… - и девчонки посекундно оглядываясь поскакали наверх на кухню.
— Ну рассказывайте, красавицы, как вас зовут? Что вас в ночь заставило бежать?
— Я Белла, — подала голос старшая, — можно Белка. А это Вита… Виталина, — кивнула она на испуганную младшую. — А ночью бежать мы сами решили… Пока все спят.
— Что же вас сподвигло на этот подвиг? — спросил я, кивнув входящей в клуб заспанной Эльбе. Но с ружьем наготове, ага.
— Белка? — разглядела та визитерш, — ты как тут? Откуда?
— Эльба! — дернулась было к ней старшая, но сдержалась… Но не до конца. Хлюпнув носом, она выдавила из себя. — Мы сбежали.
— Давно пора было! — горячо поддержала их Эльба. — Чего тянули-то столько?
— Так, девочки, совместные воспоминания потом. — Эльба, ты их знаешь?
— Ну да. Это Белка, а это Вита. Они там в Левашово своей бандой жили… Ну помнишь я рассказывала, у них еще Алина и Вика главные были?
— Это которые сейчас у Герцога на цепи сидят?
— Ну да… — помрачнела спортсменка. И, обращаясь к девчонкам спросила: — Белка, это правда?
В ответ рыжая разревелась. А глядя на нее заревела и младшая. В ответ все наши девчонки дружно кинулись их успокаивать. Я не вмешивался. Лишь прислушивался к их сочувствующих вопросам и торопливым, сквозь слезы, ответам. Постепенно картина случившегося принимала всё более
