Глава 1 Падение Филиппа
Яркие звуки окружающей лесной чащи совершенно не приносили мне упокоения. Мерзотно-липкое ощущение надвигающегося кризиса обволакивало меня чем-то мрачным и болезненным. Мой разговор с Лейтом был целых семь дней назад, но чувство вяжущего бессилия, беззвучной злобы и бесконечного одиночества, пропитавшие меня в тот, момент, когда я представил один из возможных сценариев полного падения и оккупации Земли, вцепились в мой разум ледяными стальными когтями. Я не то, чтобы боялся, меня преследовали панические атаки, как на Земле, так и на Континенте Вечной Войны. Страшные, кроваво-красные сны, в которых я стоял над раковиной, смотрел то на свои багровые по локоть руки, то в зеркало, где на моем лице губы сами собой складывались в полуоткрытую безумную и жестокую улыбку, стали беспокоить меня меньше.
Но, сука, они сменились на серые картинки утопающей в дыму и огне планеты. Повсюду был слышен безудержный детский плач, иногда резко обрывающийся, истошные женские крики и стоны, прерываемые звуком шлепков, а также невероятно озлобленные, временами переходящие в рев крики мужчин и стариков, заканчивающиеся хриплым хлюпаньем. В черных клубах не было видно ни зги, вместе с тем, я прекрасно понимал, что происходило за пределами моего зрения. Я беспокойно сжимал кулаки, только чтобы почувствовать на своих предплечьях и щиколотках прохладу металлических оков. Магический ошейник на моем теле не давал мне возможность использовать даже крохотное заклинание света, а уж про вызов бойцов я молчу. И каждая клеточка моего организма вопила от желания действий: предотвратить, защитить, отомстить… но я не мог сделать абсолютно ничего, даже убить себя, чтобы избавиться от этой невыносимой муки.
И в этот момент я просыпался в холодном поту. Наскоро закидывал в себя что-то из еды и отправлялся в ближайшее место с мобами. С моими спутницами, когда они бодрствовали, или без них, если те спали. Я шел крушить и убивать. Не всегда я пользовался арбалетом, иногда я брал в руки то, что попадало под руку, меч, секира, дубина, копье, и сражался, не жалея себя, лишь чудом и с неизменной поддержкой моих бойцов, я вылезал из битвы, весь в ранах и крови, своей и чужой. Потом я выпивал зелье лечения, восстанавливал физическое здоровье до своего пика (в отличие от ментального), а потом снова бросался в бой. Правда, я не совсем потерял рассудок, смертельным ножиком я не пользовался. Звери же не виноваты, что эта бессовестная гнида — Лейт, нанес мне такую масштабную психологическую травму.
Мои соратницы и братья Джонс не совсем понимали причину изменений в моем поведении, но тактично помалкивали, лишь бессловесно поддерживая меня в моем путешествии ко все новым и новым локациям, где мы безбашенно предавались моему нелюбимому фарму. За эту неделю я ни разу не останавливался, чтобы заняться зарабатыванием эроса. А лишь только сражался, когда я уже не мог сражаться ни телом, ни духом, я падал замертво на походную кровать, чтобы лишь на несколько часов окунуться в сон без сновидений. А во времена бодрствования я до зуда на коже ощущал острую нехватку времени, что гнало меня вперед, в новые сражения.
Всего за неделю в размеренном темпе мои солдаты с одной стороны, вместе с Леонидом и другими союзниками, а также исключительно мои войска с другой стороны границы пробились сквозь нее с двух сторон. Хотя, я каждый день подгонял своих подданных, потери были ничтожными. В регионе Эги я отдельно обучил и снарядил армию в тысячу солдат, которых поддерживали полсотни призывателей — моих личных подданных. Я не особо развивался в этом регионе, поэтому не обзавелся большими связями среди местных, большую часть из которых приняли в качестве наемников Тимолеонт с компанией или Филипп с союзниками. Вместе с тем, эта тысяча пятьдесят моих воинов были именно профессиональной и свободной армией. Я не отрывал гарнизоны от защиты деревень.
Все время, пока мои солдаты прорывались через границу, мои разведчики регулярно перехватывали скаутов Филиппа. Тот бывало отправлял летающих бойцов, но тех либо сбивали лучники, либо уничтожали уже мои летуны. В этой армии не было ни единого человека со стороны, поэтому я был уверен, что Филипп не знал о подкреплении, прибывшем ко мне с той стороны. И Фил, и Тимолеонт осознавали, что я создаю какую-то нездоровую суету, но предъявить мне пока что было нечего. Сил одного Филиппа было недостаточно для сражения со мной, а Тимолеонт не мог собрать армию союзников исключительно по своему желанию и намекам на опасение.
В общем, в один из дней возле небольшой деревеньки под управлением Филиппа Македонского неожиданно появился отряд в пятьдесят призывателей. Они вызвали почти 150 бойцов, которые всего за полчаса буквально смели сопротивление защитников деревни и забрали деревенскую стелу. А когда об этом узнал Фил и направил свою конницу на перехват призывателей, то же самое произошло и возле двух других деревень. Практически в то же самое время на территориях, подконтрольных македонскому царю, начали происходить саботажи. Атаковались караваны, грабились местные жители, убивались подданные Филиппа. Разбойники нападали быстро, действовали жестко и уходили в туман, как только появлялись признаки возможной контратаки.
Самого Филиппа, ясное дело, такой расклад не устраивал, и он собрал войско, которое направил к моим деревням. Его разведка докладывала, что моя тысячная армия снялась со стоянки и двинулась в сторону земель альянса Тимолеонта. Тот также не ожидал подвоха и начал собирать армию. В этот момент никто не догадывался, что в тысячной армии не было ни единого призывателя, а все они после захвата трех македонских деревень скрытыми маршрутами вышли на редко используемую дорогу среди холмов, где и пересеклись с моей заграничной армией и моими союзниками. Из-за привлечения внимания основной армией, этот ничуть не меньший отряд остался незамеченным.
Между тем, моя армия обошла мою территорию с фланга и встала на границе с землями альянса Тимолеонта. Дальше они не продвинулись, поэтому войска альянса также замерли в нерешительности, дожидаясь прихода всех остальных членов альянса. А армия Филиппа в этот момент атаковала мои деревни. Но не тут то было. Я уже не был тем слабаком, как несколько месяцев назад, который избегал прямого сражения с Филом. Царь, скорее всего, ожидал, что в отсутствии основной армии мои деревни будут оголены в плане защиты, однако, гарнизоны моих деревень также были сильны. А если добавить ополченцев, то орешек и вовсе был не по зубам текущим силам Македонии. Филипп потерпел сокрушительно поражение, когда ему в тыл, не в первый раз, ударили кентавры. Да, он знал, что они будут сражаться с ним, он ждал их атаки. Но он не рассчитал силы, которые ему нужно будет потратить на сражение с защитниками деревень.
Его войска еще раз отчаянно отступили, но в этот раз к нему на перехват выдвинулась моя основная армия с переносными укреплениями. Они встали у Филиппа на пути, и у того не было возможности вступить в сражение со свежими солдатами врага, когда на хвосте висели загонные отряды кентавров. Македонскому Царю пришлось сделать крюк. И именно этого времени оказалось мне достаточно для того, чтобы моя заграничная армия и союзники добрались до его столицы — Эги. Которую я решил захватить первой, с наскока.
За несколько дней, пока длились все эти войсковые маневры, я также не переставая охотился на мобов и зачищал различные данжи. К Эги я подъехал на карете ночью, наши силы в это время прятались в лесу и точили свои клинки. Я вылез из транспорта, перекинулся парой слов с Леонидом, отдав ему управление армией, и двинулся на передовую. Мне все еще нужно было унимать кипящую кровь. Звуки боевого гонга и барабанов разорвали спокойную тишину над городом. Отряды скаутов, состоящие из ополченцев, рассеялись по округе, чтобы не допустить бегства врагов или неожиданной поддержки снаружи. Мощная армия из более чем пятисот бойцов с воплями многоголосой толпы ринулась в атаку.
