Он собрал глав общин и сказал им:
— Война не нужна. Давайте договариваться.
Слова были простые и незамысловатые, но до него их никто не догадался сказать, все боялись, что их воспримут как слабость. После же того, как они прозвучали, главы общин облегченно выдохнули и стали делить сферы деятельности.
Процесс был долгий, сопровождался и руганью, и смехом, но мир в результате удалось сохранить. И, что немаловажно, каждый что-то да получил, что-то такое, чего не было у остальных.
— И что кому досталось? — поторопил я Оружейника, который столько твердил нам, что нет времени, а сейчас развлекался театральными эффектами.
— А вот об этом — отдельный разговор, — лукаво улыбнулся он.
На самом деле вся эта его театральность была излишней — сюрприза не получилось, поскольку после всего уже увиденного удивить нас было трудновато. Так вот — каждый дистрикт получил то, что ему было ближе всего по ментальности. «Картель» промышлял оружием, владея всеми оружейными лавками города, «Халифат» получил «Арену», правда сначала на паях с «Домом Земноморья», но потом они как-то договорились, и в результате гладиаторские бои теперь были их полноправной собственностью. Немцы получили право приоритета в выборе земель неподалеку от города, для их возделывания и последующих поставок продукции на рынок, а «Мэйфлауэр» курировал работорговлю, имея свой процент с организации самого процесса продаж.
Что до моих соотечественников — они обеспечивали поддержание закона и порядка внутри города и в его окрестностях, что было на редкость небезвыгодно — они первыми видели добычу, попадавшую в город — и вещи, и людей. И первыми могли купить то, что им понравится, в разумных пределах, разумеется. Если вещь была в определённом смысле уникальной, как, например, недавно найденный в горах вполне себе исправный беспилотник, то она поступала на аукцион, который, в свою очередь, держали азиаты.
Купили этот беспилотник, кстати, представители «Латинского квартала», которые держали все мастерские города — его обитатели знали толк в механизмах.
Остальное же было в общем ведении — все дома отправляли свои поисковые группы за пределы города на поиск ресурсов и новых торговых каналов, все дома потихоньку промышляли захватом и продажей рабов, и все дома помаленьку наращивали военную и магическую мощь.
— То есть — все не так уж радужно? — среагировал я на последние слова Оружейника. — Хочешь мира — готовься к войне?
— Люди не меняются, Сват, — довольно улыбаясь, он сложил руки на животе. — Это твои же слова. Никто не любит делиться, особенно если речь идет о власти. Земные политические дрязги здесь давно забыты, было что-то такое в самом начале, но тех говорунов, которые орали о превосходстве той или иной нации или о всеобщей демократии, сразу придушили, причем в буквальном смысле. Но вот желание быть первым, причем не среди равных, а просто первым — его не убьешь. Так что большой «бадабум» здесь — это только вопрос времени.
— Плохо, — пожал плечами я. — Для нас это плохо. У единовластных лидеров всегда есть растущие амбиции и желание расширить ареал своего влияния, а мы хоть и далеко отсюда живем, но не настолько, чтобы не попасть в возможную зону его интересов. Нам с этим городом не воевать, а торговать надо.
Голд усмехнулся, и я понял, что он имел в виду.
Ну да, я сам уже осознал, насколько смешны были мои недавние планы по поводу нашего присутствия в торговых сферах Нового Вавилона. На фоне местного изобилия мы смотрелись даже не сиротливо, это как-то по-другому называется. Теперь я понимал, почему Щур не слишком-то расписывал местное изобилие — он нас пожалел, тактично умалчивая про увиденное. Плюс, видимо, опасался, что если мы узнаем правду, можем и вовсе не поехать сюда — кому охота позориться?
Что эти наши несколько бочек горючки, если азиаты недавно в горах вскрыли хранилище с десятком законсервированных цистерн?
Что стоят два-три десятка автоматов, если здесь, в городе, сразу обнаружился приличный арсенал, да и со стороны оружие поступает будь здоров как?
Что стоит наше просо и прочая мелочёвка против «тевтонских» парников и добротно возделанных полей, которые вскоре дадут первый урожай. Что примечательно — на многих из них самосейкой видимо изначально много чего росло. Ну, условной «самосейкой», просто городу разработчики, или кто там наверху сидит, отмерили куда больше, чем кому-то другому.
И так — по всем пунктам, кроме, возможно, трех — наркотики, табак и листочки из «Сводов». Но этого для серьёзного присутствия здесь было маловато. Да и то — не факт, что это здесь нужно вот так, чтобы прямо вот «ах».
Нет, еще есть аспект работорговли, благо нам есть, где товар брать, степь под боком, но свое мнение по поводу этого промысла я уже сформировал. И еще — кто даст гарантию, что шустрые горожане не доберутся до кагана и он не начнет торговать с ними напрямую.
И сразу возникает еще один повод для раздумий — если они договорятся, то вавилоняне степнякам за рабов наверняка заплатят оружием, которое потом запросто может повернуться против меня же. А это уже серьезно.
Впрочем — Оружейник бодр и весел, а значит, что-то у него за душой есть.
— Или добрососедски ладить, — поправился я. — Как минимум, очень у нас весовые категории разные. Нет, против междоусобицы как таковой я ничего не имею, пусть хоть поубивают здесь друг друга, нам это только на пользу. А вот усиление вертикали власти нам не нужно наверняка.
— Я знал, что ты это скажешь, — чуть ли не захлопал в ладоши Оружейник. — Все правильно, кроме одного момента.
— Какого именно? — хмуро спросил у него я.
— Единоличный правитель — это невыгодно, все верно, — вкрадчиво произнес Лев Антонович. — Если только он изначально не настроен к тебе и твоей семье лояльно. Тогда все может быть по-другому
«Твоей семье». Не «нашей». Обидно, ошибся я в человеке. Грустно, я делал на него большую ставку. Хотя — не стоит делать поспешных выводов. Наверное. Но в любом случае — все эти разговоры о том, как неплохо было бы к кому-то прилепиться — они уже изначально неправильные. Выбирая одну сторону, ты автоматически получаешь себе как минимум одного врага. А в данных реалиях — куда больше. И потом — это не наш город и не наша война. Нам бы со своими проблемами разобраться, на кой ляд нам чужие?
— Сват, Сват. — Лев Антонович встал с кресла и подошел ко мне. — Вот всем ты хорош — но только там, где надо быстро действовать и метко стрелять. Ну, еще если наорать на кого-нибудь, или заставить кого-то это сделать. А интриги — это пока не твое, даже не знаю, как мы будем эту проблему решать.
— Лев Антонович, — я нахмурился и нехорошо посмотрел на Оружейника. — Вы как-то определитесь с поведением, хорошо? Мне ваши ребусы сейчас не слишком нужны — день уж очень насыщенный информацией и впечатлениями выдался. У нас там, знаете ли, патриархально все — раз в неделю постреляли — и тишина стоит, нету событийных всплесков, отвыкли мы от них.
— Я понял, — Оружейник выставил перед собой ладони. — Ну да, с моей стороны было глупо проводить эксперименты над тобой, это как минимум несоблюдение субординации… Да и потом — на что я рассчитывал, ведь все знал заранее.
— Чего? — уже и впрямь обиделся я. — Лев Антонович, я не знаю, в курсе ли вы, но я юность провел в казармах, а там нравы ох какие незамысловатые…
— Нет-нет. — Оружейник расплылся в улыбке. — Я в том смысле, что вы — я имею ввиду вас обоих, тебя и Голда — не любите все эти цирлих-манерлих. Но дело в том, что здесь есть только они, а вот с пострелять пока туго. Нет, раз в неделю на Арене проводят бои с огнестрелом, «три на три», но оно вам надо? Что же до меня — простите дурака старого, решил посмотреть на вас, — а ну как я все-таки ошибся? Но нет, не ошибся. У тебя на лице все можно читать как в тех газетах — и что ты думаешь, и что делать станешь.
— Есть такое, — подтвердил Голд. — Ну, а что вы хотели? Он не дипломат, не сотрудник тайного жандармского корпуса и не государственный чиновник. Ему не надо было врать с честным лицом.
Интересно, а что такое «тайный жандармский корпус»? Я про такой не слышал. Нет, понятно, что слово «тайный» не подразумевает огласки, но и я не в детском саду воспитателем в свое время служил. Надо будет потом у Голда узнать.
— Вообще-то я еще в банке работал, — заметил я, сдвинув брови. — Там если врать с честным лицом не умеешь, то это, по сути, профнепригодность.
— Банк и политика — это даже не две стороны одной монеты, — печально сказал Лев Антонович. — Это вообще разные вещи. Ну и потом — не знаю, кому и что ты там умудрялся впихивать, но сегодня был явно не твой день. Вот смотри — я оделся дорого и в новое — и у тебя тут же морщинка на лбу появилась, как ты меня заметил. Стало быть — недоволен тем, что я на себя деньги потратил. Потом, правда, она пропала — ты таки понял, что без представительских расходов на представительную внешность посланника не обойтись. И скажу тебе так — ты правильно подумал.
