Витька тоже провел освещение.
— Уроды понимают, что где свет, там и люди? — спросил я.
— Не-а. Не понимают, они тупые. Где свет, там Урод не появится.
— Уверен?
Витька немного замялся.
— Наши старики так говорят. Если брешут, то и я брешу.
Захотелось отвесить полновесный подзатыльник сперва ему, потому что сразу не сказал, что ни в чем не уверен, потом себе — за то, что доверился малолетке. Витька ведь Уродов не видел ни разу! В Вечной Сиберии ночные вылазки в Поганое поле запрещены на законодательном уровне и наказываются тюрьмой — откуда кому-то из обитателей Посада знать о привычках и уровне интеллекта Уродов? Витька слышал их вой, а это не то же самое, что лично лицезреть их ужасные рожи в ночи и в панике уноситься на мусоровозе…
Хотя выбора у меня нет.
Сегодня спать не буду, сказал я себе. Вооружусь огнестрелом и приготовлюсь к ночному бдению. Все равно не уснуть.
* * *
Однако я вырубился, едва прилег на спальник, расстеленный прямо на полу — умаялся за день. Я прежде никогда так не уставал и так крепко не спал.
Среди ночи проснулся. За занавешенным окном негромко шумел дождь, обшарпанную комнату заливал синеватый свет сторожевых ламп, включившихся, очевидно, из-за того, что я шевельнулся перед пробуждением, по соседству сопел Витька, рядом с нами лежали автоматы — заходи, кто угодно, и бери, что угодно. Охраннички, блин: один — малолетний раздолбай, второй постарше, но такой же раздолбай, если не хуже!
Витька полностью уверен, что пока есть свет, Уроды и прочие порождения Поганого поля нам не страшны, потому и спит спокойно. Но здесь водятся и Отщепенцы, а среди них наверняка найдутся любители халявной поживы.
Я встал, поправил мачете, повесил на грудь автомат, подошел к окну, но замешкался — в темноте ничего не увидишь, особенно когда сам находишься в освещенном помещении.
Поразмыслив, я проверил, как там наша машина, со всеми предосторожностями выйдя из “спальни” и заглянув в “гараж”. Гирлянда тотчас вспыхнула и там — мусоровоз стоял на месте. Свет озарил три стены и утонул в темноте ночи на месте разрушенной четвертой стены, где мельтешили капли моросящего дождя. Свет падал на черную поверхность воды, и казалось, что сразу за порогом начинается целое море.
Держа автомат наготове, я вернулся в “спальню”, подошел к занавешенному рубероидом окну, подождал, когда вырубится свет. Аккуратно, стараясь не совершать амплитудных движений, отогнул край рубероида. Поначалу не увидел ни зги, но чуть позже, когда зрение приспособилось, различил очертания груды строительного мусора, поросшей корявыми кустами, в нескольких десятках метров от нашего здания. Высоко в чернильной темноте беззвучно вспыхивали зарницы, на краткие микросекунды освещая землю.
Во время одной из вспышек внезапно показалось какое-то существо — сначала я принял его за большую белую собаку. Но это была не собака и не какое-либо другое известное науке животное, это было что-то омерзительное: бледное и голое, мокрое и перекошенное, передвигающееся на широко расставленных ногах, как колоссальный склизский паук.
Мир снова залила тьма, а я стоял в пустой комнате, слушая вкрадчивый шорох дождя и собственное дыхание, не в силах шелохнуться, и ждал очередной зарницы. И вот за тучами вспыхнула молния, передо мной четко проявилось черно-белое пространство. Белое существо находилось уже в десятке шагов от груды и вертело туда-сюда круглой головой, словно прислушиваясь.
А по другую сторону груды я с ужасом увидел еще трех таких же особей.
Молния погасла, но увиденное отпечаталось на сетчатке, хоть изучай картинку в деталях. В третий раз где-то далеко на севере сверкнула молния без малейшего намека на гром, и у меня ослабли ноги — четыре белые твари приближались.
— Ты чего встал? — прошептали позади, и я чуть не подлетел к потолку. Чудом не заорал.
Витька не шевелился, лежал на месте, и датчики движения не сработали. Он ухитрился углядеть меня, но не мог, разумеется, видеть, что творится на улице.
Я не выдавил ни слова, и Витька поднялся, отчего включился свет. Я торопливо прикрыл щель и замахал на Витьку руками, чтобы он не двигался, но пацан подошел к лампе и выключил ее вручную. Обошел меня и выглянул в окно. Как по заказу сверкнула молния.
— Зараза, — прошептал он. — Сколько их?
В его голосе я не уловил особого страха или шока, лишь изумление и возбуждение. Он родился и вырос в этом мире, где Уроды — часть жизни, а не сверхъестественная вещь, от которой едет крыша. Но и с учетом всего этого он на редкость достойно держался.
Несмотря на оцепенение, я ощутил слабое, но все же облегчение: позавчерашнее ночное приключение — не галлюцинация, и никто не управляет моим восприятием. Нет, наведенной иллюзии не было, и Уроды вполне реальны, потому что их видит Витька… Конечно, можно допустить, что Витька сам — галлюцинация, но такую версию я рассматривать не буду, потому что в таком случае я в полной заднице и никогда не разберусь, что есть матрица, а что — реальный мир.
Наконец вернулся дар речи.
— Надеюсь, они нас не унюхают…
Витька кивнул в темноте — я уловил это движение не зрением, а каким-то шестым чувством. Зарница осветила дорогу за окном. Трое Уродов проковыляли по дороге, свернули на обочину и, судя по всему, вознамерились уйти за четырехэтажное здание. Четвертый Урод исчез за грудой хлама. Я перевел дух — нами не заинтересовались. Я начал отходить от окна, но Витька, который по-прежнему глядел в щель, толкнул меня локтем в бок, и я вернулся к наблюдательному посту. Зарницы на сей раз пришлось ждать долго — целых три или четыре секунды. Наконец в небе вспыхнуло синевато-белое сияние, озарившее местность, и я окаменел — по улице ползла огромная толпа Уродов. Десятки, если не сотни белых чудовищ. Вся улица кишела ими.
Мы прижимались друг к дружке у окна и пялились в щель, не в силах оторваться от этого инфернального зрелища. В мгновенных проблесках нереального света молний дорога и мостовая буквально бурлила мокрыми бледными телами. В какой-то момент они застыли на месте и начали синхронно раскачиваться. Раздалось шипение, которое перешло в жуткое завывание — низкое, горловое, нечеловеческое. Если б мы не проснулись до этого, то этот вой разбудил бы нас стопроцентно.
От этого завывания озноб пробирал до костей. Я боялся дышать от ужаса и напряженного ожидания, что сейчас это войско пойдет на приступ нашего разваливающегося замка.
Уроды находились далеко от мусоровоза, и датчики движения не срабатывали, так
