Тики, я в очередной раз убедился, что рассудок покинул меня, а вокруг творится какое-то безумие. Никакого рассечения над бровью и даже ушиба на лице не было. Уже ставшая привычной пергаментно-желтая кожа, впалые щеки, блестящие глаза.
— Так что с Витати? — повторил свой вопрос Осиор.
— Она сегодня не в духе, — после некоторой задержки ответил я, перестав рассматривать собственное отражение. — Вот что я хотел сказать.
Осиор только хмыкнул и потянулся к корзинке с плетенками, которую поставил на стол раб.
— А разве бывает иначе? — спросил маг, отламывая кусок булки. — Это же Витати.
— Да, это же Витати, — согласился я.
Впрочем, слишком долго размышлять о произошедшем во дворе у меня не получилось. Едва мы закончили с едой, как в столовую вошел хозяин дома. Бальдур часто ночевал во дворце. По рассказам Тики, после смерти жены и отъезда дочерей он мог не появляться здесь неделями, предпочитая свои персональные покои и шум придворной жизни тишине комнат и коридоров семейного гнезда, что слишком быстро превратилось в подобие пустой крипты.
— Господа! Рад вас видеть! — воскликнул лекарь. — Осиор! У меня важные новости! Дворец получил донесение с побережья. Сегодня вечером в столицу прибудут послы!
— Какие послы? — спросил я, но Осиор на меня лишь цыкнул.
— Так скоро? — удивился маг. — Мы ждали их не раньше лета.
— Видимо, узнав, кто гостит в Акрильсере, вашимшанский двор поторопился с посольством…
Я внимательно слушал слова Бальдура, попутно наблюдая за выражением лица Осиора. Что это значит? Я не слышал ни о каких послах. Вашимшания — одна из целей нашего путешествия, точнее, была целью. Я планировал посадить Отавию на корабль до Синелиты, но потом случился Эдриас и все остальное. И эта тема как-то утихла, точнее, никто при мне и словом не обмолвился о том, что Отавия попробует связаться с родиной своего отца, герцога Шахальского.
Осиор встал из-за стола и удалился вместе с лекарем, я же расправился с остатками завтрака, размышляя о том, что скоро с Отавией нам придется попрощаться.
После того памятного выхода в город, мы с принцессой стали много времени проводить вместе. В основном — за чтением. Я пояснял ей главы Устава, который до сих пор мог местами цитировать наизусть, она, руками Бальдура и Виолы, таскала для нас поэтические сборники и древнепресийские баллады, написанные в период между Первой и Второй войной магов. Мы пару раз выбирались в город, правда, я был еще в кресле, но к концу месяца подумывали уже и о пешей прогулке. Конечно же, в сопровождении Тики и других рабов и слуг, но на своих двоих. Сейчас, когда я перестал быть могущественным магом, а стал простым и немощным смертным, наши взаимоотношения вроде бы, даже, немного улучшились. Исчезла та пропасть, что лежала между нами; с моей стороны — надвигающиеся на меня регалии архимага, с ее — правление целой империей. Сейчас мы оба потеряли все, что имели, и внезапно оказались равны, равны абсолютно во всем. Не было больше господина жетонного мага Рея, не было больше Ее Высочества принцессы Отавии Форлорн. Были просто мы. Но все это не могло произойти внезапно, без ведома принцессы. Значит, она знала, что ее местоположение будет сообщено в Синелиту, знала о том, что за ней отправят посольство и корабль. Знала, и умолчала.
Глухая детская обида стала подниматься где-то из живота вверх, к горлу, но перед глазами появилось лицо Витати, а в ушах прогремели слова винефика:
«Может, хватит жалеть себя?»
Мираж ее голоса, этих резких, хлестких слов, будто бы привел меня в чувство. Ушла и тяжесть из груди. Сначала надо просто поговорить с девушкой. Зная Осиора и Виолу, они вполне могли все провернуть за спиной принцессы, не обронив о своих планах и слова.
Единственное, с чем я не смог бороться — жгучее любопытство, замешанное на нетерпеливости. Чувство это было схоже с ощущением малой нужды — мнешься с ноги на ногу и не можешь устоять на месте. Так что, рассудив, что я и так поступаю достаточно благоразумно, я встал из-за стола и поковылял в сторону комнаты принцессы. Отавия всегда спала едва ли не до полудня, точнее, так она поступала тут, в доме лекаря. В Шамограде у принцессы было весьма плотное утреннее расписание.
Сперва я удивлялся тому, какой, оказывается, соней была Отавия. Во время нашего путешествия девушка вставала на рассвете вместе со мной и Витати и никогда особо не жаловалась. Может, дело просто в ее упрямом характере и на самом деле она всегда любила поспать?
Я замер у двери в комнату последней Форлорн, размышляя, насколько уместно будет заходить внутрь. С одной стороны, мы были довольно близки во всех смыслах и, как говорится, «чего я там не видел». А с другой — стоит хотя бы постучаться.
Дважды коснувшись костяшками дерева двери, я замер, ожидая ответа. Ну давай, давай… Тут какие-то послы приперлись, а ты все спишь!
— А?! — донеслось из комнаты. — Что такое?!
— Отавия, это я, Рей. — Я чуть приоткрыл дверь, чтобы меня было лучше слышно, но внутрь не заглядывал. — Слушай, тут такое…
— Да заходи уже, если разбудил, — донеслось недовольно в ответ. — И воды подай…
Я аккуратно протиснулся внутрь и, чуть привыкая к полумраку, поковылял к окну — запустить в комнату свет и свежий воздух.
— Так чего ты хотел? — сонно щурясь, спросила Отавия.
— Ты слышала о послах?
— Каких послах?
— Вашимшанских.
Отавия в этот момент подавилась водой, стакан которой я ей подал со столика, и ошарашенно посмотрела на меня.
— Откуда ты знаешь?
— Так ты в курсе, что за тобой едет посольство? — спросил я.
Почему-то стало обидно. Не по-мальчишески, как раньше, а по-новому, глухо и тяжело. Та обида, после которой ты утрешься и пойдешь дальше, даже не думая как-то копаться во всем этом. Все равно ничего уже не изменить.
Отавия недовольно дернула плечом и, закрутившись в простыню, что заменяла ей одеяло, встала с постели и пошла за небольшую ширму, что ограждала ее небольшой будуарчик от остальной комнаты.
— Я не знала, что прибудут послы от отца, — послышалось из-за ширмы. — Рей, мы говорили об этом с госпожой архимагом, но я даже подумать не могла… ты меня слышишь?
— Слышу, — хмуро ответил я.
— И вообще,
