жизнь от людей, хватаясь за автоматы!
За открывшемся проходом тянулся узкий, но высокий коридор из бревен, с земляным, плотно утоптанным полом. В отличие от внешней стены, бревна, образующие коридор, отстояли друг от друга сантиметров на пять-десять. В эти вертикальные щели заглядывали маски из коры, в глазных щелях поблескивали человеческие глаза. Некоторые масочники держали в руках копья, но никто в нас не целился. Среди аборигенов было несколько детишек.
Пока мы шли по коридору, я уловил запах жарящегося мяса. На отдалении кудахтали куры, вскрикивал петух. А вот люди помалкивали.
Мы с Витькой остановились в конце коридора, где дорогу преградила запертая дверь. Слева открытый ход вел на деревянную лестницу. Она тянулась по спирали наверх.
— Налево идите, по лестнице, — проговорил гнусавый голос позади.
Я оглянулся. Проход сзади перегораживали знакомые фигуры, большая и маленькая. По лестнице мы поднялись на галерею. Она нависла над двориком размером метров тридцать на пятьдесят, устланный потемневшими от въевшейся грязи и времени досками. По периферии дворика жались один к другому деревянные домики с соломенными крышами, навесы, курятник и мастерские с гончарными кругами. По двору бродили люди, все в лохматых камуфляжах и масках. Дальний конец двора спускался к пирсу на реке.
Вдоль сложенной из бревен стены мы направились по галерее в другой ее конец. Там была арка, занавешенная тонкой зеленой тканью.
Никто не требует оставить оружие, подумал я. Спохватившись, глянул вниз: автомат исчез! У Витьки тоже кто-то спер оружие так, что никто из нас и не почесался.
Я обомлел. Нас заморочили, а мы ничего и не заподозрили! Прокручивать запись назад смысла нет — апгрейд записывает то, что осознает в той или иной мере мой мозг, но мозг ничего особенного не осознавал. Мы в полной власти этих колдунов-гипнотизеров…
— Эй, а где наши автоматы? — проснулся Витька.
Ему ответил новый голос, тонкий, девчачий:
— В надежном месте. Ступай.
Витька оглянулся, приподняв брови. Кажется, заговорила маленькая фигура.
Зеленые занавеси, закрывающие арку, распахнулись. В темной нише стояли еще два камуфлированных масочника с копьями в руках. Синхронными движениями они потянули створки широкой двери в глубине ниши, молча приглашая войти.
Мы и вошли — жалко, что ли? Тем более, выделываться уже поздно. За двустворчатой дверью располагался просторный круглый зал со сводчатым потолком, освещенный колеблющимся красноватым светом пламени в чугунных чашах у стен.
Стены до высоты человеческого роста были оштукатурены; их покрывала красноватая глина, разрисованная геометрическим узором из ромбов, треугольников и овалов, переплетенных так, что не поймешь, где заканчивается одно и начинается другое. Стены драпировала светлая ткань, но не везде, а полосами. Наверное, это что-то символизировало. Чаще всего на ткани и стенах встречался знак в виде ромба, чья верхне-левая сторона вылезала за пределы ромба вверх, а нижне-правая — вниз. В углах, образованных этими длинными линиями с ромбом, пририсовались полукруги.
Вдоль стен тянулись скамейки, а прямо напротив входной двери высился величавый трон, выдолбленный из гигантского пня. На нем никто не сидел.
Маленькая и большая фигуры, следующие за нами по пятам, одновременно рухнули на колени, уткнулись масками в устланный войлоком пол.
— Поклонитесь перед Отцом! — глухо прогнусавил мужик.
— А где он? — спросил я, озираясь. — Кому кланяться-то?
— Я всегда здесь.
Я поднял глаза. На троне восседал человек в маске из коры, посверкивающей, словно ее припудрили косметическим блеском, и зеленоватой хламиде, открывающей крепкие босые ступни и кисти рук. На каждом пальце рук красовалось по увесистому перстню. За ту долю мгновения, на которую я отвел взгляд, нормальный человек не смог бы выскочить из укрытия и без звука усесться на троне, не всколыхнув воздух. Но магическое появление в стиле Дэвида Копперфильда меня уже не удивляло. Нас гипнотизируют — или старинными словами, морочат, — так чего удивляться?
Изумляться стоило мой наглости, с которой я спросил:
— Ты — Морок? Чего тебе от нас надо? Мы шли к Отщепенцам, а не к вам.
Вероятно, от всех этих чудес у меня тупо закипел мозг, и мне стало все по барабану.
— Верно, я — Отец Морок, — мягко ответило существо на троне из цельного пня. — У Отщепенцев нет для вас ничего. Зато я дам вам новую цель. Я поведу вас на войну с Отщепенцами.
— Чего? На какую войну?
Сознание мутилось, плыло, проваливалось в беспамятство на краткие мгновения. И со зрением были проблемы: то виделось плохо, то картинка становилась неестественно четкой, острой; казалось, я пронизываю взглядом окружающие предметы чуть ли не насквозь.
Я заморгал. Зрение в очередной раз выкинуло фортель — приблизило Отца Морока, как под увеличительным стеклом. Опустив глаза, я разглядел выгравированные ромбовидные Знаки на перстнях на пальцах Отца.
Да что же это такое?
Мысль погасла, едва зародившись. Все в порядке, так должно и быть, нечего беспокоиться без толку.
Сочный баритон Морока окутывал, проникал под череп, вживлялся в серое вещество мозга:
— Отщепенцы обитают на равнине за этим лесом, на юге. В нескольких днях перехода, на берегах Великой Реки. Поколение назад они явились из бесплодных пустынь юга, изможденные и умирающие. Мы приняли их, накормили и напоили. В те времена многие наши племена обитали на берегах Реки. Но Отщепенцы, набрав силу, восстали против нас, своих спасителей, ударили в спину…
Голос набирал силу, заполнял все пространство. Огни в чашах погасли, полутемный “тронный зал” растворился в сером сумраке, и я увидел с высоты птичьего полета деревянные домишки на берегах красивой и широкой реки. До меня, парящего в лазурной вышине, доносились крики боли и ярости, и внизу, на зеленых лугах между домов одни человечки убивали других. Отщепенцы истребляли предков Детей Морока.
— Их не зря называют Отщепенцами… Это выродки, которые нигде и ни с кем не умеют жить в мире…
“Такие, как вы, нигде не уживутся. Мигранты! Вам лишь бы мотаться по свету и халяву искать! А как понаедете, сразу свои правила начинаете диктовать!”
— Отщепенцы не желают жить честным трудом, сеять, пасти, работать в мастерских. Они живут грабежом и насилием. Про них ходит молва, будто бы они живут свободно, и это правда. Они не обременены никакими законами и принципами. Единственный закон для них — закон силы, хаоса и анархии.
“Их много, но государства у них нет. Полная анархия, воля вольная”, — проговорил в голове голос Решетникова.
“У Отщепенцев нет свободы, только Воля вольная… Свобода неумеренная есть хаос. Это и есть воля”, — говорил воевода Влад за буреломом.
Меня наполнял тяжелый гнев,
