Лучше перестраховаться и сжечь.
Прежде чем его тело унесли, я снял с него все кольца. Постарался провернуть это дельце незаметно, чтобы не подумали лишнего. Я здраво рассудил, что разбрасываться магическими артефактами, которым умею пользоваться, не следует.
Когда заря озарила небо и факелы затушили, я вышел из гостевого домика и сел на скамейке. Перевести дух. Скоро мы с Витькой уйдем из этого места навсегда. Надо посидеть на дорожку, припомнить, не забыли ли чего.
Рядом сел Игорь. Его словно подменили. Присмирел, и разговаривать с ним стало не в пример приятнее.
Некоторым людям нужны животворящие пистоны вставить, чтобы они вели себя как люди…
— Это сын той девушки, которую выгнали в каменоломни, — сказал Игорь. — Мне Влад рассказывал. Сын человеческой женщины и Урода.
Сказал и замолк, глядя куда-то прямо перед собой. Надо было ему выговориться, осмыслить, переварить.
Я его понимал. В маске ты будто вечно пьян и всем доволен. Сидишь под кайфом и балдеешь. Критическое мышление подавлено напрочь, слова Морока воспринимаешь как истину в последней инстанции. Все, что не вписывается в легенду, отбрасываешь, как мусор.
Мы с Витькой выбросили те дощечки со Знаком, когда нашли их среди своей одежды, и не стали париться по этому поводу. Ни ни миг не озадачились: а почему они, собственно, очутились среди шмоток? Кто их подбросил?
Конечно, их подбросили нам в лесу. В маскировке Зачарованных Детей Морока можно просто сидеть возле тропинки, и путник не разглядит притаившегося человека в упор. Сунуть пластинку в складки одежды путнику — плевое дело.
— Баба Марина все-таки и есть его мать, — сказал я.
— Морок… тьфу! Урод внушил нам, что баба Марина — пришлый человек. А она-то все знает, ведьма старая, странников встречает и направляет к нам, чтобы мы их в свое воинство брали… Помогает сыночку, чем может. Вас бы с пацаном на днях в другие деревни отправили — учить в лесу прятаться и Знаки подбрасывать. Силу Морока увеличивать… Ох, как жить-то теперь?
Как хотите, так и живите, подумал я, мне начихать. За вас никто ответственности нести не будет.
— Урод сказал, что до него был другой Отец Морок, — припомнил я.
— Брехал. Он у нас единственный. Он нам придумал другую историю, будто бы у нас всегда, с тех пор, как нас с равнины изгнали, был Отец Морок. Кто-то вроде жреца или местного знахаря-колдуна. До него мы жили своим умом. Он в наши бошки дырявые вбил, что мы должны постоянно маски носить. Чтоб управлять! И чтобы самому свою морду свету белому не казать. Урод! Тварь!
— Как вы защищались от Поганого поля до Урода?
Лицо Игоря скривилось. Он напряг память.
— Травами…
Я кивнул сам себе:
— Чучелками! Как баба Марина!
От Погани вполне реально защищаться запахом натуральных репеллентов. Это прекрасно. Впредь у нас с Витькой будет выбор в плане ночной защиты.
— Морок сказал, что он один защищал деревню от Погани своей волшбой. Откуда у него эта магия, не знаешь?
Но у Игоря пропало желание беседовать дальше. Встал и ушел, пошатываясь, как пьяный.
Кстати, кое-кто в деревне уже напился настойки и горланил дикие песни.
Я тоже поднялся и пошел к хижине воеводы Влада. Внутри дома женщины обмывали тело бедной Насти, готовя его к погребению. Снаружи прямо на деревянном настиле сидел Витька, обняв колени. Он был в состоянии фрустрации, покачивался, как кататоник. Смерть девочки меня тоже покоробила, но подействовала не так сильно. Наверное, потому что я гораздо более черствый человек…
Я сел рядом. После боевого режима чувствовалась слабость. Я погладил Витьку по плечу. Собирался сказать что-нибудь утешающее, но ничего не придумал. В итоге произнес:
— Нам пора уходить отсюда…
После паузы Витька кивнул, лицо оставалось ошарашенным, потерянным.
Во “дворце” Морока мы отыскали родные автоматы. В гостевом домике взяли рюкзаки и кое-какую жрачку. При мысли, что придется топать целый день по жарким и душным джунглям, становилось дурно. Слабость у меня не спадала, требовалось как следует поспать, но я не готов был рисковать и оставаться среди абстинентных наркоманов еще сутки. Силы придавало ожидание того, что скоро мы увидим любимый мусоровоз…
Вынутую из Морока шпагу я носил с собой. Убитый горем воевода отмахнулся от меня, когда я попытался ее вернуть.
До бурелома с тайной дверцей нас проводил Игорь.
— Удачной дороги, — пробормотал он.
Кажется, он немного пришел в себя. Щеки порозовели, в глазах появился недобрый блеск. Он о чем-то усиленно размышлял. В деревнях Зачарованных больше нет лидера, воевода раздавлен трагедией, людям нужен новый управленец. Почему им не может стать активный и молодой Игорь, не лишенный амбиций? Я был уверен, что ему есть о чем думать и чем заняться в ближайшее время.
Проскользнув через дверцу, мы зашагали по тропе назад. Лес оставался густым и темным, но его больше не наполняли мистические тени и шорохи. Лес как лес.
Точнее, джунгли как джунгли.
— Олесь, ты веришь в загробную жизнь? — заговорил через некоторое время Витька. Голос был ровный, хриплый. На меня Витька не смотрел, вцепившись большими пальцами рук в лямки рюкзака.
— Не знаю… Хочется верить.
— Не может же быть, чтобы человеческое сознание просто так исчезало! — с ожесточением сказал Витька. — Все в мире просто так не исчезает, все во что-то превращается! Сознание… или душа… это ведь не хлам, чтобы его просто так выбрасывать! Неужели природа этого не понимает?
Будь моя воля, я бы этого разговора постарался избежать. Витька столкнулся со смертью дорогого человека нос к носу, со смертью бессмысленной и жестокой. И теперь пытается подыскать ей хоть какой-нибудь смысл.
Эх, парень, любая смерть в молодом возрасте бессмысленна, если только человек сознательно не пожертвовал собой ради чего-то с его точки зрения великого и достойного этой жертвы! Так я это понимаю.
— Закон сохранения материи и энергии, — поддакнул я. — Вопрос в том, есть ли закон сохранения ума? Или души?
Когда подводишь под что-либо научную основу, всегда становится как-то легче…
Витька с надеждой глянул на меня.
— У нас в Вечной Сиберии ни во что не верят. И в волшбу. А она ведь есть! Вот ты научился колдовать! Научился же?
— Это все нейрочип, — сказал я под нос. — И кольцо… Но в целом — да. Научился.
Спохватившись, снял с пальца перстень. У меня было еще восемь магических колец — пять в кармане, три на пальцах левой руки. Правую я оставил свободной, чтобы кольца не мешали держать шпагу или орудовать автоматом.
— Вот, возьми, кстати. Это ведь… Настин подарок.
Витька
