— Вы понимаете, что говорите чудовищные вещи? — перебил я его, — Вы совершаете чудовищные вещи!.. Какое вы имели право?..
— Конечно, я понимаю… слезинка ребенка и все такое прочее… Но в нашем деле иногда требуется жесткость! Мы имеем дело не с людьми…
— С людьми вы также имеете дело! Когда вы имитировали покушение на вас… погибли люди! Шесть человек погибло! Некоторые сгорели заживо! Вы там были?
— Как я мог там быть? — Климонтович развел руками, — я руководил операцией. Дал поносить свой браслет одному… ну, скажем так, никчемному человечку. Я ведь давно понял, что они находят нас по браслету, видимо он создает какой-то фон… искажение кода. Потом организовал опознание. Это было необходимо! Брюс должен был быть уверен, что убил меня! А то, что так получилось… Ну это, как бы сказать… запланированные потери… Эти шесть человек… да каждый день на дорогах только Новосибирской области столько погибает в ДТП…
— А вы, значит, господь бог, решаете, кому жить, а кому умереть? Меня тоже записали в запланированные?
— Конечно! — лицо Климонтовича стало жестким, колючий взгляд уперся в мне в лицо, — вероятность вашей потери была спрогнозирована: от сорока процентов в самом начале, до девяносто восьми на последнем этапе операции.
— А те дети на Цветном… бабка эта… Вы видели, как ее убили? Как такое можно прогнозировать? Для вас люди — мусор?
— А насчет детей и бабки, там как раз, дело спорное… их смерть еще не обозначена. — Климонтович откинулся в кресле и глотнул пива.
— Что значит спорное? Я их сам видел! Я видел как они…
— Ну-у… — протянул Климонтович насмешливо, — а я видел вашу смерть и что с того?
— Не понимаю… — я почувствовал, что меня начинает трясти, все тело мгновенно покрылось липким потом. Залпом допил пиво из своего бокала, поперхнулся, закашлялся.
— Сейчас объясню, — Климонтович был само спокойствие. Он тоже сделал маленький глоток и поставив бокал на стол, вновь откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Слушайте внимательно, нет времени повторяться: сегодня двадцатое июля, понедельник! Вы еще живы…
— Что значит… — я осекся, увидев предостерегающий жест своего собеседника.
— Я уже упоминал тут о Третьей Сфере. Сфере времени. Дело в том, что Наставники владеют технологией перемещения по временной оси. Нет, не материи, конечно, это невозможно, но информации. Да и то, только в прошлое… и не надолго… по крайней мере, что известно мне. Как они это делают, обсуждать бессмысленно, особенно двум ученым… ибо фактического материала нет, — Климонтович усмехнулся, — я вообще, иногда думаю, что Наставники существуют вне времени и пространства… по крайней мере, нашего времени и нашего пространства. Проще и понятней говоря, вам нынешнему, имплантировали, ваши же собственные воспоминания последней недели жизни. Это еще называют Артефакт Мнемозины. Поясню… ваша смерть была для меня тяжелым ударом, но честно сказать, я бы смирился с этим… Да, да! Не сверкайте глазами… Ведь результат достигнут, при минимальных… понимаете, минимальных потерях… казалось бы, грех жаловаться? Однако, Наставники не согласились с моим мнением, они предложили провести операцию еще раз. С вашим же участием… Я не совсем понимаю их цель, ведь в следующий раз, результат может оказаться гораздо хуже, могу только предположить, что вы им чем-то приглянулись, что они разглядели в вас какой-то потенциал. А может, им просто понравилась красота игры… В общем, они дали вам возможность еще раз пройти весь путь, с менее фатальными последствиями.
— Что? — обалдело спросил я. — Вы хотите, чтоб я еще раз полез в эту мясорубку?
Гримаса на лице Климонтовича ясно выражала, чего бы он хотел, но увы, и над ним есть начальство.
— Мы? — Климонтович встал со стула и навис надо мной. — Нет никаких «мы». Мое мнение вы уже знаете… Но по какой-то причине, вам дают возможность переиграть. Как в компьютерной игре: вас убивают, но вы успели сохраниться и начинаете снова. Хотя, конечно, вам будет сложней… в игре вы все помните: где скрыта ловушка, откуда выскочит монстр. В нашем же случае… — он посмотрел на часы, — примерно через полчаса, вы все забудете. Знаете… как сон… когда вы просыпаетесь, вы помните его во всех деталях, но затем, буквально на глазах, воспоминания о нем начинают таять, гаснуть, слабеть… И вот от всего яркого, насыщенного событиями сна, у вас остаются только ощущения и неясные образы. А потом при наложении их на реальность, вы испытываете странное ощущение, что вы все это уже видели раньше. Дежавю. Вы принимаете решение, которое сами себе не можете объяснить. Интуиция вообще странная вещь. Возьмем, к примеру, случай с Машкой… Я был уверен, да и тесты потом подтвердили, что вы, как и она, в детстве зачитывались Булычевым…
— Что? — у меня отвисла челюсть. — Ах вон оно… Алена Вишняк… черт!
— Ну да… — Климонтович ехидно улыбался, — Гуслярский цикл, Алена Вишняк — возлюбленная Миши Стендаля, мастер спорта по теннису, финалистка первенства Союза в женском парном разряде. Мария у меня такая выдумщица… Когда ездила отдыхать в лагерь, обозвалась так… а уже потом, когда разрабатывали операцию, решили это обстоятельство использовать на завершающем этапе. Признаюсь, у меня были некоторые сомнения, что вы сможете создать ассоциативную цепочку между именем и увлечением теннисом. Но нужен был совершенно неочевидный и нетривиальный подход, не поддающийся логике… Иначе Брюс обязательно вышел бы на нее первым… уж чего, чего, а опыта и оперативной смекалки ему было не занимать… вам не чета. Вот только Булычева, в отличие от вас, он точно не читал.
— Не вижу логики… — мрачно буркнул я, — как я понял, там возле Поганки вы буквально сунули Алену… то есть, вашу дочь, в лапы ари.
— Да! — кивнул Климонтович. — Мы очень рисковали, тогда, возле ресторана… Но, во-первых, необходимо было убедиться, что они идут за вами по пятам, заставить их проявиться… Во-вторых, мы были почти на сто процентов уверены, что Мария надежно закрыта и Брюс не сможет распознать в ней Наблюдателя, по крайней мере, через своих бет, ну и в-третьих, оперативная работа не бывает без риска, — он развел руками, — тут ничего не поделаешь… назвался груздем…
— Цинично! — я покачал головой. — Сунуть собственного ребенка… совсем еще девочку, в лапы отморозков…
Климонтович внезапно расхохотался.
— Девочку? Хорошо… пять баллов!
— Чего? — хмуро спросил я, удивленный такой реакцией.
— Видите ли, коллега… — отсмеявшись, тот снова стал серьезен, — дело в том, что Мария, носит гармонизатор с десяти лет. Поэтому, она так хорошо… хм… сохранилась… В душе она, конечно, вечный ребенок, за что ее и люблю… однако, ей уже давно не…
— Папа! — раздался из кухни возмущенный девичий голос, а следом на пороге комнаты появилась его хозяйка. — Нельзя ли без этих подробностей?! И вообще, кажется, ты торопился…
— Ах, да, да… — спохватился Климонтович, — собственно, мне и в самом деле уже пора. Суть я вам изложил… Вы, конечно, сейчас почти все забудете… Зачем тогда, я тут столько времени распинался, спросите вы? Ну, во-первых, некоторые ключевые моменты останутся зафиксированы, в виде э-э… "интуиции", во-вторых, после окончания операции… успешного, разумеется, окончания… воспоминания вам вернут, ведь это ценный оперативный опыт! — он встал со стула, огладил ладонями топорщащиеся на коленях брюки, поправил рубашку и протянул руку. — Желаю удачи коллега, то есть — выжить! И до свидания! На самом деле, я буду рад, если в СК появится, такой близкий мне по духу человек!
— Подождите… — пробормотал я, машинально пожимая его руку. — Вы что, уже уходите?
— Да. Необходимости моего присутствия здесь более нет. Зато есть ряд срочных дел, ведь операция начинается уже через полчаса.
— Да постойте же… — крикнул я уже ему в след. — А если… если, я откажусь? Не стану участвовать, в этой вашей операции?
— Очень обяжете! — Климонтович обернулся и холодно прищурил свои арийские глаза. — Свое мнение на этот счет я уже высказал. Прошедшую операцию считаю удачной и смысла в ее повторении не вижу…
