праотцам даже не очень удачными ударами. Гнилая кровь обагрила мою руку и меч, но я старался, чтобы она не попадала на броню и одежду.
Спустя время, меньшее, чем одна минута, с небольшим скоплением мертвецов было покончено.
— Странно, — произнёс Илья удивлённо, — но это легче, чем мне казалось.
— Это легче даже, чем кажется тебе и ныне, — сказал я на это, обтирая копис об рубашку трупа. — Страх твой был внутри, но не снаружи. Маска не даёт страху выйти наружу.
— Страх никуда не делся, — покачал головой бывший ополченец. — Мне было страшно при каждом ударе, но это воспринималось как-то отстранённо… Не думаю, что когда-нибудь избавлюсь от него.
— Бояться — значит умереть, — заявил я. — Не умирай и не бойся.
— Буду стараться, — сказал на это Илья и в голосе его была усмешка.
Он вытер гладиус об одежду бывшей женщины в некогда белом деловом платье.
— Ступаем дальше, — поторопил я его.
Следующая точка нашего интереса находилась за баром «Мастер-Шейх». Странное название, как для Васильевского острова, но это дело вкуса владельца.
Это открытый двор, со свободным входом и отличным видом на него со стороны улицы. Деревья тут были повалены, что являлось отличным знаком — я бы, будь на месте артиллеристов, тоже срубил все дворовые деревья, чтобы они не мешали мне вести обстрел в любую из сторон. Сквозь крону стрелять, конечно, можно, но даже одного сдетонировавшего об ветки снаряда хватит, чтобы положить весь расчёт.
Дополнительным и, пожалуй, самым неоспоримым свидетельством пребывания тут артиллеристов служили многочисленные артиллерийские гильзы, рассыпанные небольшими кучками.
Ещё есть старые костяки в обрывках гражданской одежды, а также пустые ящики из-под снарядов. Костяки — это пытавшиеся пообедать мертвецы, а ящики — это свидетельство подвоза боеприпасов.
Что-то я ничего не слышал об этом расчёте. Возможно, морпехи — они же не такие, как все и выполняют свои задачи отдельно от нас. Хрен узнаешь теперь…
— Сто двадцать два миллиметра, — констатировал я, подняв одну из гильз. — Уменьшенным зарядом велась стрельба, что означает малую дистанцию до целей.
— Что то даёт нам? — спросил Илья, спародировав мою манеру речи.
— Не дерзи мне, энеево отродье, [30] — потребовал я. — Коль дороги тебе твои члены.
— Прошу прощения, — стушевался бывший ополченец.
— Уехали они уже давно, что значит то не наша цель, — продолжил я, осмотрев очень старые следы от колёс в грязи. — Поищем далее…
Следующий дворик, где можно было поставить пушку, встретил нас атмосферой разрухи и сожжённым БТР-80. По броневику били чем-то тяжёлым, причём с разных сторон и даже сверху. Один из ударов пришёлся на двигательный отсек, что и, скорее всего, вызвало возгорание. Предмет, которым били по броневику, являл собой вырванный с «корнем» фонарный столб, ныне воткнутый в стену стоящей к северу пятиэтажки.
— Сея тварюга зело сильна… — произнёс я. — Я жажду встречи с ней!
— С ума сошёл? — вопросил Илья изумлённо. — Она же сильнее тебя!
— Тем слаще победа, — недобро усмехнулся я. — Здесь нет ничего, ступаем далее.
Четыреста с лишним метров спустя, мы оказались на внутридворовом футбольном поле, огороженном высокой сеткой-рабицей, призванной улавливать улетающие мячи.
— Вы чего тут забыли, болезные? — спросил мужской голос с крыши.
Поднимаю взгляд и вижу гражданского в дорогой демисезонной куртке, надетой поверх шерстяной клетчатой рубашки. В руках его некий АК «сотой» серии. Такое оружие в руках гражданских — это моветон.
Это мужчина средних лет, с, минимум, двухнедельной давности щетиной, грязный, ростом около метра восьмидесяти, без лишнего веса, но и без выраженных мышц. Похож на бомжа, но сейчас далеко не все могут похвастаться опрятным видом.
— Ищем кое-что, — ответил я. — Не скучно ли тебе одному на крыше?
— А я и не один, — усмехнулся он, взводя автомат. — Вываливайте всё, что у вас есть. Или наделаю в вас лишних дыр.
Мы с Ильёй переглянулись.
Бросаюсь резко в правую сторону, а Илья в левую. Огнестрела у нас нет, но он необязателен, когда надо убить человека.
Незначительно прохлопав момент, бомжара с крыши открывает огонь одиночными — бережёт патроны.
Зря бережёт, потому что скоро они ему не понадобятся…
Молнией огибаю здание и начинаю карабкаться на стену, прыгая от отлива к отливу. Так можно, когда ты способен бросать своё тело на два-три метра вверх одними только руками. Но тут ещё сильно помогает декоративное оформление фасада здания, ну, знаете, пилястра в стиле «под античность». Это позволяет мне ненадолго почувствовать себя Эцио Аудиторе да Фиренце.
Подъём на третий этаж занял секунд десять, после чего я, без каких-либо пауз, помчался к противнику, пытающемуся пристрелить менее расторопного Илью.
Влетаю бомжу коленом в спину и понимаю, что убил его мгновенно, потому что настолько сочный хруст костей не оставляет и шанса на выживание. В последний момент перехватываю АК и не позволяю телу упасть.
От бомжа воняет тухлятиной и немытым телом, что усиливает моё подозрение о доапокалиптическом образе жизни этого бедолаги. Но что заставило его обрести волю к жизни и вновь подняться на уровень остального общества, участвуя в общественной жизнедеятельности? Может то, что остальное общество, своим уровнем, слишком опасно приблизилось к нему? Как знать.
Не позволяя себе излишней брезгливости, лезу в самодельный патронташ, приспособленный под хранение магазинов к АК, если судить по форме ячеек. Патронов у него было мало, лишь на один полный магазин, а остальные бакелитовые изделия, берущие род из СССР, были девственно чисты от латунных капсул смерти. Любопытно, что новых магазинов было только два, остальные от АК74. Не будет лишним.
Шарю по карманам и нахожу портмоне, набитое долларами и евро. Нынче это валюта дураков, иначе и не скажешь… Впрочем, бедолага мог и осознавать, что банкнотами сейчас выгоднее подтирать задницу, но не смог отказать себе в мнимом ощущении состоятельности, даруемом набитым хрустящими долларами и евро лопатником. Две недели назад за такое состояние могли и зарезать или даже пристрелить.
Больше ничего ценного у него нет, кроме начатой и обмотанной пищевой плёнкой банки свиной тушёнки, но брать её я не стал, дабы не подхватить какой-нибудь сифилис или гепатит…
М-да, вопрос нехватки еды в мёртвом городе уверенно поднимает голову. Те, кто позаботился о запасах или быстрее остальных ограбил ближайшие продмаги с супермаркетами, делиться едой не будут, поэтому остальные вынуждены урезать пайки и старательно искать крохи былой роскоши старого мира.
— У нас всё хорошо? — спросил Илья, стоящий под домом.
— Я более тебе скажу, ромей, — усмехнулся я и поднял в небо автомат. — Отлично всё у нас!
— О-о-о! — воскликнул бывший ополченец. — Пусть не лежит моя душа к
