– Я думала ты, сильней, Лотта. Ну, развлекла ты меня, девочка, люблю трагедии, в них столько эмоций, энергии выплескивается. Не дам тебе умереть, так и знай, нравится тобой развлекаться.
И опять хохот, безжалостный, издевательский, холодный.
А потом еще одно странное виденье.
Зовут меня, но имя не мое. Лотта, кажется. Будто птица со мной разговаривает. Пролетела, склонилась надо мной, голова человеческая, а тело с птичьими крыльями. Красивая и грустная. Посмотрела, головой качает и тоже говорит:
– Я думала, ты сильнее, Лотта. Но я верю, ты справишься, мы ждем тебя, вспомни мои слова, они в твоей памяти, открой сознание, ты должна их вспомнить и понять. Это очень важно.
– Учись падать и держаться ни на чем! Выбраться из мира Майи можно только найдя опору в самой себе, и тогда ты обретешь почву под ногами и станешь опорой и для других. Только так – опираясь на себя, обретая Сознание, можно найти Истину и уйти от игр Майи. Вспомни это, Лотта.
Что-то в ее словах было до боли знакомо, но непонятно, откуда были эти знания, словно она призывала меня вспомнить другую жизнь, другую меня. Время подумать у меня было, много времени в психлечебнице. Долго лечили и уговаривали, что ай-ай-ай, так делать нехорошо. Врач молодой и неглупый, из тех, кто не ищет серьезных отношений, не прочь был завести их и со мной. Послала куда подальше, обиделся, но внимание отвлекало и по-своему веселило. И врачу тому спасибо. Научил смотреть на жизнь, как на сериал, сериал про чужую жизнь, не мою. Выбралась я.
Закончив вспоминать этот, еще один, период жизни, или не жизни, посмотрела в окно. «Глядящие» напряженно ждали, что я скажу на этот раз. Я нервно произнесла:
– Да, я с радостью переложила трудности бытия на Тараса и спряталась от них за его спину. Он защищал меня от меня самой и жизни. Мне этого нельзя? Да?
По тому, как за окном началось броуновское движение теней, поняла, что услышали, и крикнула им еще раз:
– Так что, мне нельзя прятаться, нельзя, скажите?
Они по-прежнему молчали. Что правда, что ложь, догадайся, мол, сама и думай дальше. Пошла выпила чаю, успокоилась и опять погрузилась в вязкое, такое темное прошлое.
Друзья не бросили, опять позвали в горы. Было нелегко, но пошла. Горы лечат, их холодное бездушие было сродни холоду внутри меня. Красивая и холодная, как кто-то сказал обо мне. Да, я такая – снег и холод, зима и откуда-то, будто опять из другой жизни, всплыло имя Морана, зима, смерть и ее слова – не надейся, я с тобой не расстанусь.
Но и лед иногда тает, когда ему надоедает быть твердым и хочется стать легким и воздушным, как пар. Опять зима, когда я поехала к тетке на север. Мы оттуда родом. Двоюродный брат пригласил в свою компанию на Новый год. Девчонки смешные и зажатые, как иллюстрации к песне: «стоят девчонки, стоят в сторонке, платочки в руках теребят», а в меня вселилась Кармен. Красная шелковая кофта вызывающе алела, черная до пола юбка так и летала вокруг ног, а я плясала, как будто это последние танцы в моей жизни. Тело, мышцы помнили ритм и движения. Я была откровенно хороша. В меня нельзя было не влюбиться. Пробыла у тетки недолго, но парнишка, хороший, симпатичный, приехал через месяц меня навестить, удрав с занятий. Отправила назад – молодой, моложе меня на несколько лет. А летом, закончив институт, он переехал в мой город, и мы стали жить вместе. Ему нравилось быть со мной.
– Ты королева, и мне приятно примкнуть к твоей свите.
Свитой он называл мою компанию, но это так, из области фантазий, так ему было приятней. Компания разношерстная, интересная: альпинисты, кэспешники (члены клуба самодеятельной песни), просто бездельники и любители поговорить. Приходили, трепались о горах, снаряжении – ледорубах и рюкзаках, вершинах непокоренных и покоренных, сложностях маршрутов, пели новые песни и много старых. Богемная обстановка, и он к ней легко приспособился. Иногда обсуждали политику, много говорилось о смысле жизни, мироустройстве. Впрочем, о мироустройстве тогда не говорил только ленивый. Треп, треп, треп– легкий, ни к чему не обязывающий.
А суть меня тогдашней хорошо передает этот стишок:
Обо мне не раз говорили,
Что с характером и что сильная.
Говорили не раз, что умная
Говорили порой, что красивая.
Говорили, что мышцы крепкие,
Говорили, что воля твёрдая,
Говорили – упорная, цепкая,
Ядовитая, дерзкая, гордая.
Говорили и в это верили,
Проверяли меня на прочность,
Меня доля смертями меряла,
Отправляя заряды мощные.
А я думала, депрессивная,
Еще глупая, несуразная,
Что обломанная ветка я
И цветы на ней все бумажные.
Дима освоил профессию свободного фотографа. Свободный художник, чудненько. Наверно, его девиз можно описать словами: «Идем по жизни, весело улыбаясь, получаем удовольствие и радуемся». Вроде бы – чем плохо? А я стала замечать, что живет он моими увлечениями, моими друзьями, я одна опора нашей совместной жизни. А если я упаду, удержит ли? А ведь нет, ответила себе. Повторения истории с Алексеем не хотела, хватит с меня увлечения образом. Не хочу. Через два года мы расстались. Тяжело, болезненно, он никак не мог понять, почему – ведь живем интересно, ездим, поем, снимаем. А мне было сложно объяснить, поэтому и было так тяжело. Извини меня. Может быть, если бы смогла объяснить, он бы изменился, но вряд ли. Вспоминала по ночам такие странные галлюцинации в реанимации. Лицо женщины без своего лица и чудной птицы. Что бы это значило? Искать себя, понять себя, но как? Действительно, кто я есть на самом деле? Со мной действительно что-то не так? Этот стих Франсуа Вийона так и крутился в голове:
Как Вам представить, кто я?
Сам не знаю.
Я Ваша ложь, я выдумка пустая.
Я свет дневной, и я же тьма ночная.
Песчинка я и океан без края.
Витаю в небе, по земле блуждая.
Ищу свой рай, из рая убегая.
Вот я.
Я весь в ладонях Ваших.
Смеюсь сквозь слезы и грущу сквозь смех,
Сдираю кожу, падая на мех.
Бьюсь о преграды, не найдя помех.
Ищу кого-то. Нахожу не тех.
Весь на виду – загадочен для всех.
Грешу, чужой замаливая грех.
Вот я.
Я весь в ладонях Ваших.
Франсуа Вийон
Мысль о том, что дело во мне и что со мной что-то не совсем так, все четче прорисовывалась в голове. Мне надо что-то осознать и что-то вспомнить. «Ищу кого-то. Нахожу не тех», а кого тогда надо найти и надо ли? Вопросы, вопросы, вопросы, а догадки самые фантастические.
«Того, что мелькает в голове, не может быть», – говорю сама себе. Будто через мутное стекло просматривается истина, совершенно невероятная истина. Мотнула головой, чтобы отогнать это наваждение. И спасительная на тот момент мысль: «Надо еще проанализировать наши отношения с Сергеем. Не хочется, больно, пусть и время прошло, и я действительно стала другой, но все равно стыдно и больно. А чего стыдно-то?» Вытянула на поверхность и этот клубок боли, пусть проветрится.
Мы познакомились в институте, я по знакомству попала на работу в НИИ и, как обладающая строительной специальностью, занималась различными проблемами систем очистки воды. Если бы кто-то сказал мне в семнадцать лет, что канализационные коллекторы – это мой будущий кусок хлеба, наверно, придушила бы. Но привыкла. Проедаем бюджет страны, попиваем чай на работе за веселым трепом – просто литературно-познавательный кружок, а не лаборатория водоотведения.
Соседняя лаборатория была гидробиологическая. В ней работа была поинтересней, вот в ней-то и работал Сергей. Он года на четыре старше меня, гидробиолог, занимался проблемами биологической очистки сточных вод, уже защитил кандидатскую и быстро продвигался вперед в написании докторской. Серьезный, критичный до нетерпимости в споре, он был невероятным умницей. Обратил внимание на меня на Новогодней вечеринке, выпивали вместе. Потом провожал, спорили, но разве его переспоришь – ты ему про женскую эмансипацию, а он тебе цитатой из Шопенгауэра: «Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного. Она отбывает обязанность жизни не действительным, а страдательным образом: муками родов, заботами о детях, подчинённостью мужу, для которого она должна быть терпеливой и ободряющей подругою. Она не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь её должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь, в сущности, от этого счастливее или несчастнее».
Шопенгауэра тогда возненавидела. Да и Сергей вроде сам так и не думал. Просто смеялся, глядя на мою реакцию. А что я тогда? Какой была? Плыла по течению, играла в любимую игру многих женщин: ах, если бы не обстоятельства, то я бы … и продолжайте по желанию сами.
В моей неплохой памяти хранилось немало занимательных полезных и бесполезных знаний из различных областей науки и искусства, которые мы с удовольствием обсуждали. Меня даже позвали замуж. Сказала – подумаю, но не торопилась. С ним я опять почувствовала себя защищенной и нужной. Поэтому старалась соответствовать образу примерной жены, тогда почти жены. Я готовила и заботилась. Научилась печь пирожки. НО!! Три раза НО! .
