Оберег-то и сама Каро могла сделать и зарядить без большого труда. Да только если бы девушка на такое решилась, то, скорее всего, всю свою молодость и большую часть зрелости провела на каторге. Лицензией на продажу защитных и противосглазных амулетов во всём Элизии имели только корпорация Крууза и «Тонгир и партнёры». А эти ребята за соблюдением деловых интересов следили строго. Но, естественно, даже они не могли помешать торговать подделками. А что? И не обереги это вовсе, а амулетики «на счастье». И энергии в них никакой.
— Хорошо, мастер Горх, мы поняли суть вашей проблемы, — поднялся в своём углу Алекс. — Но, прежде чем решать, возьмёмся ли мы за ваше дело, нам нужно осмотреть место… пакостничания. Все же, есть вероятность, что это просто не слишком умная шутка, а не злой умысел.
Дварф закивал, как деревянный болванчик, приоткрыв рот и разве что слюни не пуская. В общем-то, Каро примерно такой реакции на альва и ожидала. По её глубокому убеждению, во время встречи с клиентом управляющего вообще из кладовки выпускать не стоило. Не любит народ Высших. И боится.
Без всяких на то оснований, понятно.
Без точности догадки не обидны.
Каро терпеть не могла кебы. Почему-то все наёмные экипажи в Элизии воняли потом и табачным перегаром, словно в них с утра до вечера возили портовых грузчиков. Да к тому же коммерческие коляски страдали хроническим отсутствием рессор. Поэтому от поездки оставалось стойкое ощущение, что внутренности упорно взбивали венчиком. Но добираться из одного конца Элизия в другой на своих двоих — это слишком долго. Конки же в кварталы кожевников не ходили.
В общем, минусы поездки можно перечислять до бесконечности. Но и плюс, хоть и один-единственный, всё же имелся. В распоряжении Каро отвели целый диван и ни с кем толкаться локтями ей не приходилось. Господин Мастерс с господином Курой заняли сиденья напротив, демонстрируя собственную сомнительную воспитанность.
Медик, старательно делающий вид, будто в кэбе он находится в гордом одиночестве, молчал, глядя в окно. Правда, что можно рассмотреть за стеклом, покрытым напластованием гари, копоти и грязи, теург так и не поняла. Зато Рон никак не мог прекратить словоизвергаться, хотя Каро уже об этом и открытым текстом просила. От его пространных рассуждений о чудесах женской логики, ботаники и свойствах мочевины у девушки начала голова побаливать.
— Так, может, поделишься всё же, что тебе там за кошмары снятся? — поинтересовался Мастерс, резко переключившись с темы последовательности дамских рассуждений.
Госпожа Курой, слушающая его вполуха, аж вздрогнула от неожиданности.
— Что в словах: «Это не твоё дело» — тебе непонятно? — раздражённо прошипела Каро. — Ты только намекни, я объясню.
— А дело моё непременно, надо понимать, собачье? Только приличные барышни так не выражаются? — очаровательно улыбнулся блондин. — Для повышения информированности сотрудников агентства сообщаю: оно скорее кошачье. Дело, в смысле.
Девушка в ответ только хмыкнула нечто неопределённое. По её мнению, перекидываться этот «специалист» должен был как минимум в медведя. По крайней мере, габариты его скорее гризли соответствовали, нежели какой-нибудь кошке.
— Но, так или иначе, ты неправа, детка. Нам работать вместе. И я должен знать, что за тараканчики бегают в этой очаровательной головке.
— Детки у тебя в постели, — гавкнула теург, забывая, что она, вообще-то, воспитанная молодая дама и холоднокровный специалист.
— Ну, так давай устраним эту не состыковку. Но неужели по ночам тебе являюсь я? — Рон поиграл бровями, как опереточный злодей.
Каро сложила руки на груди, и мрачно уставилась в своё окно, наконец, осознав, что так привлекает внимание медика — отсутствие физиономий спутников. А вот разглядеть пейзаж за стеклом действительно ни малейшей возможности не имелось. Только смутные силуэты зданий да грязноватые потки дождя.
Понятно, такие виды настроения не повышали. А госпожа Курой и без того злилась. Кто её вообще за язык тянул? Ляпнула с дури про эти кошмары. Теперь ведь Мастерс не отвяжется.
— Каро, рассуди сама, — неожиданно серьёзно заговорил блондин, — нам с тобой работать. Я вообще никогда в напарниках женщин не имел, а у нас всякое случается. Мы же не только верных неверных мужей отслеживаем. Я должен знать, что от тебя ожидать. Что тебя может напугать, вывести из себя, понимаешь?
Девушка мысленно посоветовала отправиться красавчику к Седьмому. Прихватив с собой этот участливо-понимающий тон. Хотя, честно говоря, у неё даже и злость-то схлынула. А руки сами собой опустились, ладони легли на колени.
Такие резоны Каро прекрасно понимала.
— Рон, мы вряд ли окажемся в ситуации, когда мои страхи смогут нам помешать, — голосок, к вящему неудовольствию девушки, у неё звучал почти просительно. — Давай оставим мои фобии при мне, а? Если что, я тебя предупрежу, правда.
— Нет, но…
— Линкор «Отважный», — перебил Яте, даже головы в их сторону не повернув.
Серая, тяжёлая, как свинец вода расходится из-под стального брюха широким клином. Корабль гудит, вибрирует огромным телом. От запаха мазута тошнит. Ледяной ветер хлещет по лицу, как мокрым полотенцем. Сечёт мелким, колким снегом, перемешанным с дождём. Но даже он не может справиться с мерзкой, змеёй вползающей внутрь, вонью. Рядом кто-то плачет, захлёбываясь слезами — до икоты. Каро не оборачивается.
Вцепившись в перекладины, прижавшись к ним лбом — они холодные даже череп ломит — девочка смотрит на остров. Он удаляется, становясь всё меньше и меньше, словно там, на другом конце клина расходящихся волн, под водой скрыто чудовище, пожирающее маленький чёрный холмик. Каро не может различить ни домов, ни даже деревьев. И не только потому, что остров уже слишком далеко. Его, как шапкой, накрыла пелена дыма, прорезанного щелями огненных всполохов.
Чьи-то сильные руки цапают девочку поперёк тела, стараясь отодрать от поручней. Пальцы, и так не до конца обхватывающие стальные трубы, соскальзывают с мёрзлого металла. Но Каро цепляется, изо всех сил цепляется. И молчит. Как приклеенная, смотрит на удаляющийся остров.
— Лайдл крассайс батч, — рычат над ней.
«Маленькая косоглазая тварь» — тегга понимает, её учили.
Она молчит.
Большие и жёсткие руки её отпускают. Но девочка этого и не замечает. Только опять прижимается лбом к ледяным поручням.
Там, на острове, бесшумно вырастает столб огня. Огромный, до неба, до низких, ватных туч. Он увеличивается, будто вспухает изнутри. Столб рождает почти белые, только в центре вспыхивающие ослепительно-оранжевым, кольца. Они ширятся, надеваясь на шапку дыма, как колечки в детской пирамидке, пока на месте острова не оказывается пылающая чаша.
— Райкинг даймон[6]… — выдыхают над макушкой тегги.
Она молчит.
— Да, у меня «восточный синдром», — слишком высоким, почти срывающимся голосом, отчеканила Каро, рассматривая собственные ладони, лежащие на коленях. — Хочешь сказать, господин, что я неполноценна? Можешь отправляться с таким мнением прямо к Седьмому, уважаемый! Или это неожиданное проявление дружелюбия? Мол, мы с тобой одной крови и у нас на двоих один кошмар? Ах, ну точно, ты же тоже с Куро! Значит, и тебя эвакуировали на «Отважном». Тогда: иди ты один, персонально! Я не принимаю никаких «общих» трагедий!
— Здесь говорят на элизийском, — скучающим тоном, так и не удосужившись даже повернуться к девушке, сообщил Курой. — Обычно такие сны появляются вследствие длительного стресса. И это действительно только сны. На психическое состояние влияют точно так же, как любой другой кошмар. Реакция зависит от конкретного индивида. Откат от Первого Солнца. Привязка негативной эмоции к увиденному.
— Не было никакого Первого Солнца! — буркнула Каро, грызя себя за вспышку. Оставалось только молить всех Семерых разом, чтобы Мастерс язык тегов не понимал. — Восточные острова находятся в изоляции. Их уничтожение противоречило бы миролюбивой политике королевы.
— Естественно, — невозмутимо кивнул Яте.
— А вот мне вообще сны не снятся, никакие, — встрял Рон.
— Это проявление внутреннего зверя, — мило улыбнулась теург, сливая собственное раздражение, — животным сны не снятся.
Мастерс, кажется, обиделся. Но, по крайней мере, вопрос о кошмарах закрыли.
* * *
Даже самую захудалую мастерскую кожевенника можно без труда найти по запаху. Если, конечно, она стоит в гордом одиночестве. Но поскольку Элизий выгородил для этого «ароматного» производства сразу несколько кварталов, то воняли тут, кажется, даже камни. Каро мерещилось, что и вялый осенний дождь пахнет гнилым мясом, кислой кожей, прогорклым жиром и той самой мочевиной. Вопроса, как тут жили исконные обитатели, не возникало. Как говорится: «Не своё — не пахнет». Но вот почему вокруг квартала не было демаркационной линии, для теурга так и осталось загадкой. За что же соседям-то такое счастье?
