— Что ж, пусть он меня осудит и казнит! — она вскочила на ноги. — В чем моя вина? В том, что я люблю? Или, быть может, в том, что без тебя мне не в радость солнечный свет? О, я готова понести любое наказание, лишь бы знать, что ты цел.
— Аурика, — он протянул руку, приглашая ее подойти, и она послушно шагнула к нему.
Лоредан притянул ее к себе, и она склонила голову ему на грудь. Ощущая кожей его тепло, вдыхая его, растворяясь в нем, она ни секунды не жалела о содеянном.
— Прости, что тебе довелось пережить это, — сказал Лоредан, глядя ее золотые волосы. — Еще горше мне расстраивать тебя снова.
— Расскажи, — попросила она, не поднимая головы. — Расскажи мне все. Ты даешь мне силы, ради тебя я вынесу любые лишения.
— Сегодня меня пытались убить.
— Я догадалась, — она оторвала щеку от груди мужа и заглянула ему в глаза. — Разве мог случайно сорваться с утеса тот, кто месяц назад принес мне цветок геллы?
— Хуже всего, что я не знаю, кто это сделал, — вздохнул Лоредан.
— Ты его не видел?
— Нет. И я не подозреваю никого. Мой враг мастер маскировки. До недавнего времени я не догадывался о его существовании.
— Мы найдем его, — произнесла Аурика, — и окропим его кровью горные склоны.
— Быть может, позже, — уклончиво ответил Лоредан.
— Что ты задумал?
— Нам придется покинуть солнечный город.
Лоредан был готов к слезам и истерике, но Аурика в который раз поразила его. Она не заплакала. Только плотно сжала губы и кивнула.
— Я подозревала, что этим кончится.
— Я противился отъезду, как мог, но иного выхода нет, — объяснил он. — И дело не только во мне. Ты совершила грех, спасая мою жизнь. Ради твоей безопасности мы должны уехать, пока жрец не догадался, что произошло. Конечно, мы уезжаем ненадолго. И я вовсе не бросаю свой пост. Я буду, как и раньше, состоять в совете родов Гелиополя.
— Куда мы отправимся? — спросила она просто так. Ведь куда бы они ни поехали, это будет не Гелиополь.
— В столицу мира.
— К низшим? — Аурика отшатнулась от мужа.
Она думала, им предстоит скитаться среди гор в поисках убежища, и была готова к лишениям, к жизни без привычного комфорта. Но она представить не могла, что Лоредан увезет ее в дикий край, где живут ненавистные люди.
— Они не так плохи, — улыбнулся Лоредан. — Убежден, ты их полюбишь.
— Никогда, — твердо ответила Аурика, и в ее голосе звучала гордость славного рода «Восходящего солнца».
«Никогда!», — повторила она про себя. — «Никогда я не проникнусь симпатией к низшим. Они всего-навсего мусор под ногами гелиосов. Мыслимо ли полюбить мусор?».
— Скорее! — вопль ударил по барабанным перепонкам, словно кричали прямо над ухом.
Джеймс вздрогнул и огляделся, плохо понимая, где он и что происходит. С ним такое бывало, когда он увязал в фантазиях. Возвращение в реальность проходило болезненно.
Он распахнул дверь кузницы, в глаза ударил свет. Неужто долгожданный восход? Не может быть. До весны, а значит и до первого солнечного луча еще полгода.
Мимо кто-то пробежал, обдав его ветром. Одновременно в ноздри ударил запах гари. Дома в деревни сплошь деревянные. И этот запах — запах горящей древесины — сулил множество бед.
Пожар! Джеймс выскочил на улицу. Небо раскрасили алые всполохи пламени. Он бросился туда, но сообразил, что люди бегут не в сторону пожара, а от него.
Джеймс остановился на полпути. Заглянул в перекошенные от ужаса лица односельчан, на мечущихся мужчин и женщин, прижимающих к себе рыдающих детей, и его грудь сдавило обручем дурного предчувствия. Пожары дело привычное. Не мог огонь так напугать деревенских. Лишь одна вещь, всего одна-единственная вещь способна навести такую панику — набег снежных.
До слуха долетели лязг мечей и рык врагов. Неизвестно, кто поджег дома на границе с лесом. Возможно, сами жители, отпугивая непрошеных гостей. Пламя их союзник против пришельцев. Всем известно, снежные ненавидят огонь — символ света. Живя там, где никогда не восходит солнце, они привыкли к тьме, сроднились с ней. Они сами порождение тьмы.
Джеймс бросился назад — к пристройке у кузницы. Отчасти чтобы вооружиться, отчасти из-за опасений о матери. Она тяжело переживала набеги. И хотя ее давно не трогали, — снежные и те чурались сумасшедшей, — она всякий раз пугалась, точно пришли лично за ней.
Он подбежал к кузнице, издалека заметив, что дверь в пристройку распахнута настежь. Внутри никого не было. На полу валялась разбитая посуда, огонь в очаге задул ветер с улицы. Вид брошенного жилища причинил боль. Схватив лук и стрелы, Джеймс снова выбежал на мороз, не вспомнив о полушубке.
На улице он заметался в поисках матери. Пару раз столкнулся с вооруженными мужчинами. Они грубо отталкивали его, а один занес нож для удара. Джеймс чудом увернулся. С этого момента он стал осторожнее. С непокрытой головой он походил на снежного. За белые волосы его легко могли убить этой ночью.
Поиски привели на окраину деревни к пылающим домам. Здесь крики людей перекрывал рев пламени. Снег уже не был белым, как прежде. Местами он был черным от сажи, а местами — алым от крови.
Джеймс свернул в проулок и столкнулся лицом к лицу со снежным. Он слышал множество пугающих рассказов о ледяных призраках и даже встречал парочку в лесу, но всегда между ними было расстояние в десятки метров. Впервые снежный стоял так близко — протяни руки и коснешься.
У снежного были длинные прямые волосы до бедер и бесцветные глаза. Из одежды — набедренная повязка. И это в такой-то мороз! Снегири замерзают, едва присядут на ветку передохнуть. Кожа у снежного отливала голубым подобно коже обмороженного человека. Губы были синими. Он походил на найденный в снегу труп, а не на живое существо.
В руках снежный сжимал меч из стального льда, которым так восхищался купец. Острие было направлено Джеймсу в грудь. Пара сантиметров отделяло сердце от клинка. Но снежный не торопился наносить удар. Оглядев Джеймса, он признал в нем сородича, опустил меч и зашагал прочь.
Никогда прежде Джеймс не чувствовала себя таким оскорбленным. Снежный принял его за своего! Лучше бы он убил его. Он думал броситься вдогонку, но отвлекла странная фигура. Пока другие бегали и кричали, она вела себя спокойно. Шла прямо к горящему дому, не замечая ничего вокруг.
Шестое чувство подсказало: это мама. Она одна была достаточно ненормальной, чтобы игнорировать ужасы вокруг. Он кинулся ей наперерез, но она была слишком далеко.
Мама неумолимо приближалась к гудящему столбу огня, взмывающему в небо. Пламя манило ее, и она вытянула руки, желая погреться от его тепла.
— Мама! — окликнул Джеймс. — Не двигайся!
Она посмотрела на него ясным взором, как будто не было долгих лет безумия. Впервые с тех пор, как он ее помнил, она откинула волосы с лица. Мама была необычайно красива. Он и не подозревал насколько. Гордая, статная, полная решимости.
— Меня звали Элайза, — крикнула она ему, перекрывая треск огня.
А потом прижала палец к губам, требуя тишины. Напоследок улыбнулась Джеймсу весело и открыто, прежде чем шагнуть в огонь. Улыбнулась так, словно знала — все будет хорошо.
* * *
Что-то холодное и одновременно мокрое коснулось лица. Джеймс открыл глаза. Над ним нависло черное северное небо. Шел снег. Снежинки кружились, сплетаясь в танце с золой и теряя свой девственно-белый цвет.
Несколько домов сгорели дотла. На пепелище, где еще вспыхивали угольки, бродили люди. Они разгребали золу, выискивая уцелевшие вещи. В стороне высилась гора из трупов. Жители деревни и снежные лежали вповалку, как сломанные куклы. Их тела предадут огню. В столице закапывают мертвецов в землю, на юге делают насыпь из камней над телами, но северу их обряды не годятся. На выкапывание могилы в мерзлой земле уйдет несколько дней, достаточно камней для одного захоронения не наберется и во всей провинции, зато на севере полно дров. Спасибо лесам, что простираются на тысячи и тысячи километров.
Люди бродили из двора во двор в поисках выживших. Они обнимались и плакали, рассказывая друг другу о своих потерях. О тех, чьи тела лежали в общей куче, и о тех, кого не нашли ни среди мертвых, ни среди живых. Их судьба была самой ужасной — рабство у снежных.
Джеймс поднялся и, пошатываясь, побрел к кузнице. Его непокрытая голова моментально привлекла внимание односельчан.
— Это он! — выкрикнули из толпы у пепелища. — Я видел, как его пощадил снежный.
Джеймс оглянулся. Люди подкрадывались к нему со всех сторон. С вилами и топорами наперевес они окружали его, точно дикого зверя. Он крутился на месте, заглядывая им в глаза. Но в них не осталось ничего человеческого, одна тупая ярость.
— Ты один из них, — его пихнули в спину, и он чудом удержал равновесие.
