Андре так и лежал на полу, как его бросили, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Если бы я могла, вытащила бы его подвернувшуюся под бок руку, вытерла бы с лица кровь. Ну вот, мрачно подумалось мне, поотжимался? Поддержал физическую форму?
– Андре! – позвала я.
Никакой реакции. Я решила немного подождать. Нервничая, принялась метаться из угла в угол. Бессмысленное занятие. Дань памяти о прошлой жизни. Сейчас оно не занимает времени и совсем не расходует силы. Стоит мне подумать о том, чтобы переместиться к противоположной стене камеры, и я уже там. Так что от волнения это не отвлекает и ни в малейшей степени не помогает.
Вскоре я снова позвала Андре. Он даже не шевельнулся. Занервничав еще сильнее, я позвала громче. Опять и опять. Неужели умер? Запытать человека до смерти в этих застенках палачу ничего не стоит, явление нередкое. А почему я, собственно говоря, так переживаю? Я ведь и сама уже умерла.
– Андре! – что есть мочи заорала я.
Подлетела к нему совсем близко, пытаясь определить, дышит или нет. Я чувствовала себя как никогда беспомощной, не имея возможности ни потормошить его, ни дать воды, ни похлопать по щекам.
– Андре! – снова закричала я, на этот раз в самое ухо.
– У меня сейчас лопнут барабанные перепонки, – проговорил он, с трудом ворочая языком.
И лишь после этого открыл глаза.
– Черт бы тебя побрал! – в сердцах ругнулась я, испытывая чувство огромного облегчения. – Что же тогда не отзывался? Я уж подумала, что ты умер.
– Никогда не думал, что скажу это призраку, – пробормотал Андре, переворачиваясь в более удобное положение, – но ты и мертвого поднимешь.
Он застонал от боли, которую причинили ему движения, и снова прикрыл глаза.
– Только не вздумай сейчас заснуть! – рявкнула я.
Андре поморщился, не поднимая век.
– Не бойся, в ближайшее время мне это точно не грозит. Только, ради бога, говори потише. Если я оглохну, как мы будем с тобой общаться?
Поскольку эмоции отражались на громкости моей речи, а их по-прежнему было хоть отбавляй, я на всякий случай отлетела от него подальше.
– Скажи, Эрта… – Андре облизал пересохшие губы и сильно поморщился, ощутив вкус обильно залившей лицо крови. – Ты была там со мной?
– Нет, прости, – глухо ответила я. – Я хотела, но вокруг той комнаты стоит плотная магическая завеса. Я не смогла через нее пройти, даже в открытую дверь.
– Тем лучше, – удовлетворенно кивнул сокамерник.
Ах вот оно что. Отчего-то мне сразу не пришло это в голову. Сильные мужчины ненавидят, когда их видят в минуту слабости.
– Ты что-нибудь слышала? – спросил Андре, снова хмурясь.
– Нет, – соврала я. – Наверное, там стоит защита от прослушивания.
Едва заметное движение головой, заменившее кивок. Теперь он позволил себе расслабиться. Было бы из-за чего напрягаться на фоне того, что он пережил, но… Характер есть характер.
– Меня там не было, но я догадываюсь, что произошло, – осторожно сказала я. – Что им было нужно? Они пытались вытянуть из тебя какую-то информацию?
Андре сильнее зажмурил и без того закрытые глаза, сжал губы и покачал головой.
– Они не задали ни одного вопроса, – хрипло ответил он. – Там даже не было дознавателя, только охрана и палач. Не представляю себе, чего они добиваются.
Я, кажется, представляла. Но, может быть, не стоило говорить об этом прямо сейчас.
– Знаешь, – проговорил Андре после продолжительного молчания, – я очень тебе благодарен. – Он открыл глаза и уставился в потолок. – Только благодаря тебе я понимаю, что еще не сошел с ума. Ну разве не бред? – добавил он со смешком. – Я говорю это, обращаясь к голосу, который звучит под потолком!
Я хихикнула. Андре снова усмехнулся. Я рассмеялась. Его плечи затряслись. Вскоре мы оба хохотали в голос.
– А это еще что?!
В голосе возникшего в коридоре стражника звучала высшая степень изумления. Ну да, конечно, обычное время обхода. А мы даже не обратили внимания на их приближение.
– Чего это он?
Стражник в полнейшем недоумении обращался к своему напарнику.
– Наверное, после пыток умом тронулся, – неуверенно пожал плечами тот. – После первого раза такое редко бывает. Но случается.
– Понял? Ты умом тронулся! – пуще прежнего развеселилась я. Мой голос по-прежнему никто, кроме Андре, не слышал. – А говоришь, не сошел с ума!
Сокамерник снова расхохотался, заставив стражников вздрогнуть и понимающе переглянуться. Теперь в их взглядах отчетливо читался поставленный заключенному диагноз.
Как и обычно, заменив опустевшие миску с кружкой на новые, они удалились, обсуждая состояние узника.
– А знаешь, этим следует воспользоваться, – сказала я, отсмеявшись.
– Чем именно? – не понял Андре.
– Их собственным выводом, – объяснила я. – Стражники подали неплохую идею. Рассуди сам, – теперь мой голос стал предельно серьезным, – зачем тебя сегодня уводили? Они хотят тебя сломать. Тем, кому ты помешал, мало того, что они упрятали тебя сюда. Однако они предпочитают не брать на себя убийство. Все-таки ты опекун герцогини. Поэтому они пытаются сделать так, чтобы ты вроде бы и жил, но все равно что умер. Потерял рассудок. Утратил человеческий облик. Перестал быть даже потенциальным противником. Так покажи им, что именно это и произошло. Пусть думают, что ты сошел с ума. Тогда они оставят тебя в покое.
– Хм…
Андре с трудом приподнялся, схватившись за решетку, и дотянулся до кружки. Стал жадно глотать воду. Я испугалась, что он сейчас выпьет все, а потом будет мучиться от жажды целые сутки. Даже стало не по себе. Я-то знаю, что это такое – жажда. Останавливать его я все же не решилась, но он и сам перестал, выпив примерно половину кружки.
– Думаешь, они на это купятся? – с сомнением спросил Андре.
– Они уже купились, – оптимистично заметила я. – Нужно добавить совсем немного подтверждений – и дело сделано.
– И что ты предлагаешь? – нахмурился он. – Изображать из себя волка? С пеной у рта утверждать, что я – пророк? Сказать по правде, артист из меня так себе.
– А ты и не играй, – посоветовала я. – Просто нормально общайся.
– С кем?
– Со мной, разумеется, – весело сказала я.
Стражники вернулись двумя часами позже, и вместе с ними пришел тщедушный человечек лет сорока. У него была аккуратная аристократическая бородка, призванная придать солидности, но как-то совсем нелепо смотревшаяся на фоне мелких черт и угодливого выражения его лица. Это был тюремный врач, которого привели для проверки заключенного и определения диагноза.
– Тридцать минус девять! – приступила я, едва визитеры приблизились к двери камеры.
– Здравствуйте, господин Дельмонде, – вежливо обратился к Андре врач.
– Двадцать один, разумеется! – ответил мне Андре.
– Что, простите? – не понял врач.
– Два умножить на восемь? – продолжала я.
– Шестнадцать! – проявил математические познания заключенный.
– Господин Дельмонде, вы меня слышите? – снова обратился к нему врач. – Меня зовут Ренуар Галон, я тюремный доктор.
– Двадцать четыре разделить на три, – заявила я, не дожидаясь окончания этой тирады.
– Что? – нахмурился Андре, которому оказалось сложно слушать нас с врачом одновременно. – Вы мне мешаете! – обратился он к Галону. – Я прохожу экзамен!
– Какой экзамен? – заинтересовался врач.
– По математике, – сообщил Андре.
– Двадцать четыре разделить на три, – лениво повторила я, растягивая слова.
– Восемь, – торжественно произнес Андре.
– Ладно, математику ты знаешь, – милостиво признала я. – Переходим к естествознанию. Скажи, какой у этого доктора цвет глаз.
– Ну и вопросы при такой-то темени, – проворчал Андре, после чего, прильнув к решетке, принялся вглядываться в глаза Галона.
Тот стал переминаться с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке, а потом немного отошел.
– Не успел, – вздохнул Андре.
– Неуд! – радостным тоном преподавателя-садиста постановила я.
– Что не успели? – опасливо спросил Галон.
– Доктор, из-за вас я только что провалил экзамен! – возмутился Андре.
– По математике? – участливо спросил врач.
– По естествознанию! – припечатал Андре.
– Сколько будет тридцать плюс восемнадцать? – требовательно спросила я.
– И часто вы сдаете такие экзамены? – вкрадчиво поинтересовался доктор.
– Сорок восемь! – убежденно заявил Андре, выразительно глядя ему в глаза.
– Чем отличается рояль от ночного горшка? – задала каверзный вопрос я.
Андре эту загадку не знал. Видимо, среди аристократов она популярностью не пользовалась. Он хмурился, выискивая подвох.
– Не знаю, – признал он наконец.
– У, в таком случае тебя нельзя пускать в приличное общество! – ужаснулась я.
