Сияние неожиданно полыхнуло, и на безымянном пальце мага возникла витиеватая татуировка в форме кольца.
– Такая клятва устроит тебя, кузнец? – как-то устало проговорил маг.
– Да, – коротко ответил отец. – Я принимаю твою клятву и даю свое согласие.
Тут отец сжал свою огромную ладонь в кулак и кратко мазанул по глазу. Я почувствовала боль человека, что дал мне жизнь. Секунда – и я оказалась рядом с папой. Сидя у него на коленях и прижимаясь всем телом к широкой груди, я чувствовала, что отец растерян, как никогда. Его огромная ладонь гладила меня по голове, и его боль, казалось, пронзала всю меня. Я плохо понимала, что сейчас происходит и к чему это может привести. Но одно я знала точно: так должно быть. Орэн делал все правильно.
– Нима, что скажешь мне ты? – отстраненно спросил Орэн, будто заранее зная ответ.
– Я говорю тебе «да», маг, но ставлю условие, – сказала мать неожиданно жестко. – Марами и Энаким должны будут проводить дома не меньше месяца в году.
– Пока я буду отвечать за них, я могу это обещать, – легко сказал Орэн.
– Да будет так, – кивнула Нима.
– А теперь не покажете ли вы мне, хозяева, где я могу поспать перед дорогой. Завтра на рассвете мы уезжаем.
Казалось, последняя фраза мага произвело больший эффект, чем все предыдущие новости. Братья, до того сидевшие просто с открытыми ртами, теперь беззвучно хватали ртом воздух. Папа пересадил меня на одно колено, а на другое посадил Кима и крепко сжал нас в объятиях.
Мама тяжело поднялась со стула и пригласила мага следовать за собой. Как только Орэн исчез из комнаты, к объятиям отца присоединились еще четыре пары рук. Никто не спрашивал, как нас угораздило влипнуть во все это. Мои братья просто старались на несколько мгновений дольше удержать маленьких близняшек в своих объятиях.
– Энаким, – зашептал отец, – Марами теперь на твоем попечении.
– Да, и если хоть волос упадет с ее головы, – угрожающе продолжил Элдай.
– Одним словом, – сказал Карим, – ты в ответе…
– За честь и здоровье сестры, – подытожил Тэйро.
Бьерн просто крепко поцеловал меня в макушку и потрепал по голове Кима. «Кто там еще за кем будет присматривать?» – подумала я, но вслух ничего не сказала. Через несколько мгновений вернулась мама.
– Я хочу поговорить с Марами… наедине, – сосредоточенно сказала она.
Братья, как по команде, разомкнули объятия и разошлись по своим комнатам. Остались только я, Ким, отец и мама.
– Наедине, – повторила она.
Мы с братом аккуратно поднялись с колен отца. Ким и папа направились за братьями, а я осталась одна посреди обеденного зала.
– Мара, – с болью в голосе сказала мама и распахнула свои объятья. Со слезами на глазах я кинулась в них, как в омут.
– Мамочка, – всхлипнула я, задыхаясь от нахлынувших эмоций. – Я позабочусь о нем, не волнуйся, все с ним будет хорошо, я помогу, только ты не волнуйся, я позабочусь, – продолжала я лепетать, даже сама не понимая, что за бред несу.
– Я знаю, детка, – нежно погладив меня по голове, проговорила мама. – Я хочу поговорить не о нем, а о тебе.
Я отстранилась от матери и посмотрела в ее мутно-коричневые глаза, наполненные непередаваемой тоской.
– Дочка, тебе тринадцать, и ты покидаешь меня… Чшш! – Мама приложила палец к моим губам. – Покидаешь, – утвердительно сказала она. – Я хочу тебе кое-что отдать. – Мама протянула ко мне руку, в которой находилась простая деревянная шкатулка. – Не пытайся открыть ее, она откроется сама, когда придет ее время.
Я растерянно приняла шкатулку из рук матери и вновь зарылась в складках ее платья.
– Пойдем, девочка моя, надо собраться, – нежно сказала мама. И я послушалась.
Рассвет, как хищная змея, подкрался незаметно. Казалось, только я положила голову на плечо уже спящего Кима, как мама толкает меня в бок и говорит, чтобы я просыпалась.
Плохо помню, как одевалась, как таскала седельные сумки к лошадям, что привел Орэн, как будила Кима. Зато хорошо помню, как прощалась с семьей. Первым меня обнял Тэйро, я глубоко зарылась лицом в его густых волосах. Его тяжелая рука нежно погладила меня по голове.
– Будь осторожна, девочка моя, не верь никому, – зашептал брат. – Все, что есть настоящего у тебя, – это мы и Ким, доверяй ему.
Я крепко прижалась к груди Тэйро и пробормотала слова благодарности.
Карим провел пальцами по моей скуле и просто подмигнул. Я невольно улыбнулась.
Элдай и Бьерн обняли меня так, что затрещали ребра. А мама и папа притянули нас с Кимом к себе и просто сказали:
– Возвращайтесь.
Я ехала на лошади, придерживаемая братом. На другой лошади ехал Орэн, указывая путь из деревни. Мы не обменялись ни словом со вчерашнего вечера. Держать дистанцию было просто. Орэн не пытался заговорить, мы с Кимом не стремились что-либо узнавать. Все условия сделки оговаривала клятва, данная магом.
Деревня осталась за поворотом, когда Орэн повернулся ко мне с братом и на полном серьезе спросил:
– Спать хочется, да?
– Да, – синхронно ответили мы с братом.
– Так спите, – это последнее, что я смогла запомнить, прежде чем мои веки сомкнулись и я провалилась в небытие.
Проснулась я уже на неимоверно мягкой кровати. Пуховое одеяло дарило приятное тепло. Вставать совершенно не хотелось. Так хорошо мне давно уже не было, точнее, никогда. Но где Ким? Я огляделась и поняла, что нахожусь в совершенно чужом доме.
Огромная комната. Из широких окон льется свет. В дальнем углу – изысканное трюмо. У стены – платяной шкаф. Высокие потолки вместо чувства свободы дарили ощущение дискомфорта и незащищенности. Брата не было рядом, это тревожило меня, и я, откинув одеяло, слезла с кровати, чтобы оглядеться.
Не заметив ничего, что бы могло таить незримую опасность, я подошла к шкафу и распахнула дверцы. Внутри находилось неимоверное множество платьев и костюмов, что самое интересное, моего размера. Я достала первое, что попалось под руку, и надела на себя.
Из зеркала на меня смотрела маленькая белобрысенькая девочка в голубом платьице с бантиком на макушке. Девочка жестоко содрала бантик с себя и кинула в угол комнаты. Теперь это была я. Глубоко вздохнув, я потянула дверь спальни на себя.
Что приятно удивило, дверь поддалась. Выйдя из комнаты, я оказалась в длинном коридоре. С одной стороны была стена, а с другой – ограждение. Находясь на втором этаже, можно было смотреть вниз, на первый. Я заметила деревянную лестницу и, рассудив, что на первом этаже можно скорее кого-нибудь найти, поспешила вниз.
Все в этом доме было удивительно. Никаких деревянных стен, все из белого камня. На стенах висели в золоченых рамах портреты людей в необычной одежде и такой завораживающей красоты пейзажи, что я готова была рассматривать их днями напролет.
Спустившись вниз, я так и охнула. Все стулья и маленькие табуретки были обиты мягкой тканью. Огромные шкафы заставлены книгами. Окна в человеческий рост были завешаны прозрачной, словно невесомая дымка, тканью. Захотелось подойти и потрогать ее, чтобы удостовериться, правда ли это ткань и какая она на ощупь. Уже подойдя к окну и протянув руку, я замерла. Кто-то учтиво кашлянул за моей спиной.
– Измажешь – сама стирать будешь, – сказал низкий мужской голос.
Невольно вздрогнув, я резко обернулась, да так и застыла с открытым ртом. В нескольких метрах от меня стоял мужчина с рыжими волосами до плеч и гладко выбритым лицом. Зеленый костюм облегал фигуру, делая его плечи еще более широкими на фоне узкой талии. На вид – лет сорок, но точно сказать я не могла, ведь это был не человек, а… гном. Бритый, дорого одетый гном! На полголовы ниже меня!
– Чего вылупилась? – Гном недовольно фыркнул и подошел ко мне.
Что-то промычав, я попятилась к окну.
– Немая? – сочувственно вздохнул мужчина.
– Нет, – густо краснея, сказала я.
– Жаль, – лукаво сощурив нежно-голубые глаза, ответил гном и протянул мне руку. – Элфиральд дэр Альвэ.
– Марами Аррели, – буркнула я, неловко пожимая широкую ладонь гнома.
– Интересное имя для человека, – как-то рассеянно сказал Элфиральд, но тут же открыто улыбнулся и вновь заговорил: – Я уж думал, вы с братом в спячку впали. Это же надо: два дня проспать!
– Два дня, – эхом повторила я. – А Ким где?
– О, твой брат еще спит, но думаю, будить его не следует, из магического сна нужно выходить самому.
Магический сон… Память услужливо подкинула мне эпизод с Орэном в главной роли, где мы с братом выступали в качестве послушных овец. На душе стало как-то нехорошо. Для чего нужно было нас усыплять? И где мы сейчас? Если первый вопрос лучше было задать конкретно учителю, то на второй, наверное, мог ответить и гном.
