А Бейкер отбыл в Калгари, воспользовавшись гораздо более короткой трассой, чем авиационный коридор. Из туннеля он выехал почти возле самого входа в здание и еле успел затормозить, чуть не задавив какого-то бродягу, выскочившего из здания прямо ему под колеса. Разъяренный полицейский вылетел из машины, но несостоявшаяся жертва автомобильного наезда не обратила на его эмоции ни малейшего внимания.
– Вы лейтенант Бейкер? Я профессор Мак-Гивен, – представился бродяга. – Быстро же вы добрались! Идемте в мои владения, там и поговорим.
Профессор, одетый в стоптанные шлепанцы, грязную футболку и не менее грязные шорты, своим покроем весьма напоминавшие популярные в России семейные трусы, совсем не походил на представителя академической науки. Спутанные волосы и густая борода, полная крошек засохшего хлеба, респектабельности тоже не добавляли. «Как же Средний мир успешно развивает свою науку, – удивлялся про себя Бейкер по пути в лабораторию, – если ею занимаются такие вот демоны-профессора?»
– Милли, сделай всем кофе, – отдал распоряжение профессор, когда они наконец добрались до цели.
Милли, девушка удивительно отталкивающей внешности, принялась заваривать напиток, а профессор вопросительно взглянул на визитера.
– У вас тут с полгода назад был взлом. Преступник неосторожно оставил отпечатки. Теперь эти отпечатки всплыли в другом деле, уже на нашей территории. Я хочу узнать подробности вашего дела в надежде, что они мне помогут разобраться в моем. – Бейкер даже в разговорах с демонами старался не отходить от истины дальше, чем это было необходимо.
– Помню тот случай. Взломщик обшарил тут все, наверно, что-то искал, но почти ничего не пропало.
– Почти? – удивился лейтенант. – Я так понял, что совсем ничего.
– Пропали распечатки результатов и один детектор. Распечатки не стоят дороже бумаги, потому что у нас сохранилась масса копий, и на наших компьютерах, и на университетском сервере, и у наших коллег, которым мы отправляли все это на проверку. А детектору красная цена двадцать долларов, причем канадских. Обременять полицию его поисками как-то даже неудобно.
– Что за детектор и результаты чего? Если это не секрет, конечно.
– Что вы, лейтенант! Мы работаем без ненужной таинственности. Мы же настоящие ученые, а не военные. Вот сейчас попьем кофе, и я вам все расскажу. Милли чудесно готовит кофе, нужно его смаковать, не отвлекаясь на посторонние вещи.
От кофейной чашки исходил запах, по вызываемому отвращению вполне способный достойно посоперничать с внешностью Милли. Попробовав напиток языком, Бейкер убедился, что обоняние его не обмануло – вкус тоже был на редкость отвратительным. Проявив тактичность, Бейкер тайком испарил весь кофе, делая вид, что пьет эту отраву.
– О, вы все выпили! – обрадовался профессор. – Многим не нравится, как Милли варит кофе, не понимаю почему. Чуть позже она сварит еще. А теперь перейдем к делу. Вы знаете, что такое кротовые норы?
– Надо полагать, профессор, это входы в жилища кротов, но я не думаю, что вы имели в виду именно это.
– Конечно же нет! Кротовые норы – это сверхпространственные туннели, соединяющие коротким путем удаленные друг от друга области.
– Ах, вот оно что! Я слышал о них, только их называли червоточинами.
– Отлично, лейтенант! Этот термин тоже используется, хотя и реже. Значит, вы знаете, о чем идет речь. Так вот, именно их мы и исследуем.
– Разве наука считает их существующими?
– Нет. Их существование не доказано. Но оно и не запрещено теориями, по крайней мере теми, что есть у нас сейчас. Вы знакомы с теорией суперструн?
– Увы, нет, профессор. В нашей полицейской академии о ней не рассказывали.
– Это вы так шутите. Я понял. Ладно, а ОТО хоть немного знаете?
– Что это такое?
– Это общая теория относительности Эйнштейна.
– А! Об этой слышал. Это в ней объясняется парадокс близнецов?
– Да, в ней. Так вот, обе эти теории говорят нам, что кротовые норы вполне могут существовать. Правда, даже не намекают, как их создавать.
– Тогда что вы исследуете?
– Мы предположили, что эти норы постоянно появляются и исчезают, и попытались эти процессы засечь, то есть детектировать. Наш детектор это и делает. Видите ли, лейтенант, уравнения теории суперструн требуют, чтобы при появлении такой норы обязательно происходили некоторые процессы, в частности излучение вполне определенных частиц.
– Их вы и пытаетесь засечь?
– К сожалению, это очень короткоживущие частицы. Они распадаются быстрее, чем мы успеваем моргнуть. Чтобы их засечь, необходимо находиться непосредственно рядом со входом в нору. Следовательно, знать, где же он, черт возьми, расположен. А мы этого как раз и не знаем!
– Не поминайте, пожалуйста, чертей, профессор, если это возможно. Так что же тогда детектирует ваш прибор?
– Те частицы распадаются на другие, их мы тоже засечь не можем, они, в свою очередь, взаимодействуют с веществом и снова распадаются, таких стадий несколько, а в конце мы имеем аннигиляцию и поток фотонов, который представляет собой не что иное, как радиоволны определенного спектра. Обычный радиоприемник воспримет их просто как некоторую помеху. А наш детектор, сконструированный, между прочим, той самой Милли, которая замечательно варит кофе, эти сигналы распознает, выделяя их из числа прочих сигналов и помех, которыми радиоэфир просто переполнен.
– И вы засекли эти самые червоточины в момент их рождения?
– Представьте себе, лейтенант, да! Мы их засекли, причем многократно! Но тут есть один нюанс. Эти самые радиосигналы, которые свидетельствуют о рождении кротовой норы, могут порождаться и чем-то другим. Вы же понимаете, при желании можно легко получить радиосигнал любого спектра. То есть наличие сигналов определенного вида еще не доказывает, что они излучаются именно червоточиной, раз уж вам больше нравится этот термин. Они вполне могут исходить из детской игрушки с радиоуправлением или из двигателя неисправного электрокара. Требуется еще очень много исследований, проверок, поиска более убедительных доказательств и прочего подобного. Пока мы имеем только предварительные результаты, не более, о чем и написано в нашей статье, опубликованной в журнале…
– Это, наверно, была сенсация?
– Нет, конечно. Научный мир воспринимает подобные вещи весьма скептически. Без серьезных доказательств тут не обойтись, а у нас их пока, к сожалению, нет. Но, возможно, нашими опытами заинтересовался Кембридж и попробует повторить их у себя. А это очень серьезный университет, не чета нашему. Авторитет у них огромный. Ко мне приходил один парень оттуда, по имени Джон Смит. Я ему все подробно рассказал о нашей методике. Еще, помню, удивился тогда, почему они просто не запросили эти данные по Интернету. Но ведь у Кембриджа много денег, почему бы кому-нибудь оттуда и не съездить на экскурсию в Канаду?
– И как продвигается дело у них?
– Знаете, тут что-то странное. Я им звонил, там никто ничего не знает. Говорят, никого они в Канаду не направляли. Кстати, этот Смит приходил через пару дней после того ограбления, а само ограбление произошло через неделю после нашей публикации. Я еще подумал, не связаны ли эти события между собой. Но никакой разумной связи найти не удалось. Мы же не атомную бомбу тут разрабатываем, верно? Всего лишь ищем кротовые норы диаметром в планковскую длину. Знаете, что такое планковская длина?
– Мистер Планк, если мне не изменяет память, занимался квантами.
– Совершенно верно! Вы меня поражаете, лейтенант! Так вот, эта длина – минимально возможная. Меньше длин не бывает. Кстати, если диаметр червоточины будет другим, спектр сигналов очень существенно изменится, и наш прибор не сможет их детектировать. Сами видите, наши исследования практической ценности сейчас не имеют. Вот в перспективе – совсем другое дело! Кротовые норы – это путь к звездам!
– Скажите, профессор, а хотя бы теоретически червоточина, или нора, или туннель, как ее ни называй, может вывести в параллельный мир?
– Вы начитались фантастики! – Профессор раскатисто рассмеялся, от чего крошки из его бороды полетели в разные стороны. – Нет никаких параллельных миров! Мир один! Он достаточно велик, чтобы вместить все. Абсолютно все!
– А если к вам явится некто, утверждающий, что он прибыл из параллельного мира? По-вашему, это обязательно сумасшедший?
– Поймите, параллельный мир – это лишняя сущность! Бритва Оккама требует их вводить, только если совсем уж нет другого выхода!
– Я не знаю, что это за бритва. Я бреюсь другой моделью.
– Снова шутите. Говоря по-простому, эта бритва означает, что если некто выглядит как кошка и к тому же мяукает и ловит мышей, то это, скорее всего, кошка, а не пришелец с Альдебарана и не переодетая утка. Так вот, если имеется некий мир, из которого некто прибыл к нам, то, скорее всего, это тот же самый наш мир, только другая его область.
