В морозном воздухе с тихой трелью кружились крылатые красавицы. Точеные фигурки изящными белыми всполохами проносились над пропастью, взметая снежные вихри, искристым смехом разбивая тишину. Ромашки взволнованно поднимали головы им вслед. Под ногами ангелов всегда растут цветы.
Я проследил траекторию полета, безошибочно определив свою ненаглядную. Заметив меня, она игриво порхнула мимо и умчалась прочь к своим подругам.
Я грустно улыбнулся. Правила игры я знал. Нужно ждать.
Намотав на ладонь четки, я недоверчиво посмотрел на символ, круг, разделенный пополам, и, скривившись, вынул из кармана маленькую флягу. Отпил терпкую, дурно пахнущую жидкость. Грудь еще болела и приходилось останавливать спазмы зельем.
– Рана, не гори, отпусти меня немного, больше не боли! – прошептал я всем известный с детства заговор. – Уходи, зараза злая, уж терпеть невмочь. Поскорее заживая, сгинь из тела прочь.
Полегчало. Я посмотрел в ледяную высь. Крылатые создания носились через мерзлую долину, оставляя за собой искрящиеся дорожки блестящих следов. То сходились, почти касаясь друг друга крыльями. То разлетались, скрываясь в жидких облаках.
Я сидел неподвижно, склонив голову к коленям. Мне казалось, я понимаю непостижимый танец. Замысловатые воздушные па и волшебные пируэты. Постиг смысл и разгадал значение чарующего хоровода. Я знал, зачем они кружатся. Тайна на виду, просто ее никто не понимает.
Она спустилась, едва двигая бархатными крыльями, но все равно заставляя волноваться тяжелые головы окоченевших ромашек.
– Здравствуй! – пропела она.
– Рад, что могу увидеть тебя опять.
– На что ты надеешься? – спросила она, распахнув огромные глаза.
В ее зрачках играли самоцветы. Искрились и обжигали холодом.
– Хочу получить твое сердце, – нежно проговорил я.
Любимая засмеялась перезвоном крошечных колокольчиков.
– У меня нет сердца, – мотая головой, сообщила она.
– Обязательно появится и станет полностью, безраздельно моим.
Крылатое создание опять залилось мелодичным смехом, а я с трудом сглотнул. Во всем, что она делала, в каждом случайном жесте сквозила притягательная, желанная и все еще недоступная загадка.
– Ты из тех, кто успешно врет даже самому себе.
– Почему это? – обиделся я.
Моя ненаглядная спустилась ниже, и я задрожал от взмахов пушистых крыльев. Мороз прорвался под куртку, вцепился коготками в теплую кожу и обжигал холодным дыханием.
– Потому что ты неискренен. Ты такой же алчный лгун, как твой отец, – губы почти коснулись моего уха.
От ее дыхания в голове помутилось, а волосы покрылись инеем. Слишком много кислорода и стужи. Человеку с таким не справиться.
Она коснулась цветов, и ромашки превратились в лед. Столкнулись под напорами злого ветра и разлетелись на хрустальные осколки.
– О чем ты? – вникнув в слова, удивился я.
– Твое упорство и лицемерие только раздражают, – бросила любимая и взмыла в застывшие небеса.
От нее остался вихрь холодных снежинок, парящих над обломками цветов.
– Я не могу без тебя! – вскочив, в отчаянии закричал я.
Безнадежный призыв разнесся по долине, эхом отразился от каменных склонов и вернулся обратно.
Она закрутила петлю и, сложив крылья, упала. Я видел, как трепещут белоснежные перья. Играют переливы на алебастровой коже. Сверкают полные тоски глаза с застывшей в них решимостью. Я понял, что она собирается сделать, и успел схватить рюкзак.
Тонкие пальцы распороли куртку, пронзив кожу морозными иглами. Меня оторвало от земли. Крылья забились, отталкиваясь от прозрачных ветряных струй, и мы полетели.
Склон уменьшался.
– Заставлю тебя сознаться! – яростно выдохнула она.
– Мне нечего скрывать, я люблю тебя!
Ее передернуло, и я испугался, что она бросит меня, не набрав высоты, но мы поднимались.
– Твой отец тоже приходил на утес. Сидел, как ты. Грустно смотрел в небеса. Провожал нас влюбленными глазами.
– Значит, я весь в отца, – неловко пошутил я.
– Не пытайся юлить! – закричала она.
Я оглянулся на далекую землю. Долина превратилась в белоснежное блюдце на фоне темных скал, значит, пора.
– Моя милая сегодня не в духе? Чем я провинился?
Она ослабила хватку.
Я выскользнул из ее объятий и, размахивая руками, полетел вниз. Высота огромная, но в рюкзаке зачарованный пузырь, даже если упаду на скалы, он не даст погибнуть. Лопнет, и все в радиусе десяти метров застынет, превратившись в холодное желе.
Собравшись, втянув побольше воздуха, я безнадежно заорал:
– Буду помнить тебя вечно, любимая!
Ее трепещущие крылья дернулись, и она понеслась следом за мной.
Она стремительно приближалась, но я падал быстрее и уже чувствовал, что она не успеет. Ей не хватит буквально секунды. Не догонит, не сможет.
Меня захлестнуло отчаяние. Это несправедливо. Я почти добился ее расположения. Уверен, еще немного, и ее сердце стало бы моим. А теперь меня победят законы мироздания. Если бы только замедлить падение, хотя бы чуть-чуть.
Я скрестил пальцы на левой руке.
Она сделала отчаянный рывок, сам суровый северный ветер подтолкнул ее ко мне. Обернув крыльями, любимая заключила меня в объятия, прижавшись губами к моей щеке. Я почувствовал, как по мне текут растаявшие слезы.
Мы рухнули в снег. Я сдавил клапан, с ужасом ожидая разрыва пузыря, но запасной спасательный вариант не сработал.
Она плакала, продолжая целовать мое побелевшее лицо, а я думал, что если бы не ее самозабвенность, я бы разбился. Радость победы была безнадежно испорчена. Магия не сработала, и причина может быть лишь одна.
– Извини, я ошибалась, – шептала она, а я не мог собраться.
Все пошло не так и, разумеется, не вовремя.
– Прости, мне холодно.
Снег действительно завалился за шиворот. Попал под кофту и скреб холодными комочками по спине.
Она выпустила меня и поднялась. Огромные глаза блестели сильнее, чем обычно. В расширившихся зрачках стоял немой вопрос.
– Ты не оставила мне выбора, – проговорил я, стараясь подобрать нужные слова и не испортить нашу зарождающуюся связь. – Хотя он и не нужен. Без тебя я не смогу жить. Ты права, я как отец. Люблю ангела и не могу с этим бороться.
– И ты бы отдал жизнь? – испуганно спросила она.
Сейчас она впервые походила на человека, а не на идеальную ледяную статую. Я даже не смог выговорить заготовленные слова. Настолько неуместно они звучали. Мне стало стыдно. Я ощутил, как краснеют щеки, и спрятал лицо в руках. Зажмурился.
– Любовь слепа и зла, – откровенно сказал я.
Она молчала, а я боялся, что моя ненаглядная расправит крылья и унесется прочь, но она не двигалась.
– Мой никогда не отдал бы за меня жизнь.
Я облегченно вдохнул.
– Не знаю, кто он, – заметил я, убирая руки от лица. – Но, как и многие, не ценит то, чем обладает.
Стальное небо на мгновение осветилось солнечным багрянцем, став золотым. Белые крылья пожелтели, а над головой ангела зажглось сияние.
Я сощурился, но все равно сделал шаг.
Она протянула ко мне руки, и я сжал их.
– Клянись!
– Подожди, – попросил я и кинулся к рюкзаку.
У меня был припрятан подарок. Шустро расшнуровав одно из отделений, я аккуратно достал тщательно упакованный сверток. Разорвав толстую ткань, вынул маленькую коробочку.
– Что это? – заинтересовалась она, вытянув шею и подавшись вперед.
Пряча улыбку, я встал на колено, протягивая свой дар на ладони.
Искристый рубин с неровными боками походил на бьющееся сердце. Он пульсировал сочным гранатовым сиянием, и казалось, он дышит, то увеличиваясь в размерах, то опадая.
– Если у тебя никогда не будет сердца, мое заменит его навсегда, ведь оно переполнено любовью. Видишь, как оно колотится внутри, желая скорее прильнуть к тебе.
Моя ненаглядная провела пальцем по камню и, тоненько взвизгнув от неожиданности, отдернула руку.
– Горячее, – пожаловалась она.
– Конечно, – согласился я. – Ведь оно живое и теперь твое.
В ее глазах появилась смесь недоверия и желания.
– Магия, – протянула она. – Только страшное чародейство могло заключить сердце в камне.
Я замотал головой.
– Не все, только часть.
Она склонила голову набок, а я печально улыбнулся в ответ.
– Не веришь.
Любимая поджала пухлые губы.
– Понимаю, тебя обманывали, – я встал, торопливо расстегивая куртку. – Смотри!
Грудь от левой ключицы до ребер разделяла бугристая темная полоса. Рана еще не успела зажить окончательно, и шрам выглядел неровным.
Ненаглядная распахнула рот, а в уголках ее прекрасных глаз появились ледяные кристаллики.
– Что ты отдал колдунам? – печально спросила она.
– Всё, – глядя на сердце, тихо ответил я.
Опустив голову, я терпеливо ждал. Не стоит больше говорить. Можно испортить тягучий и сладостный момент, когда любовь перемешивается с жалостью. Этот коктейль пьянит навечно. Ты уже не протрезвеешь и никогда не станешь прежней, моя единственная.
