– Но в комнату ни ногой!
– Конечно, сынок, я ж ваша семейная ведьма уже тридцать лет, а до того мать моя, и бабка, и прабабка…
* * *
На третий раз поехал барон на королевскую охоту. Пышно, со свитой… только в ближайшем трактире свиту дальше отправил, а сам остался. Ведьма же опоила Лаванду зельем крепости невероятной – аж глаза слезились от одного запаха; баронесса же расчихалась, раскашлялась и чуть сознание не потеряла.
Наступила ночь. Притих огромный замок, погрузился в темноту. Слуги улеглись, бодрствует одна молодая баронесса – гложет ее тревога со страшной силой, не дает заснуть.
Не спит и семейная ведьма Людохавлия в северной башне, стоит в коридоре, прислушивается чутко.
А на южной стене карабкается барон по заранее припасенной веревке.
И вот все главные действующие лица вышли на позиции. Лаванда в спальне. Ведьма в коридоре – все ближе к лестнице придвигается. И барон за углом, от заветной комнаты недалеко, сидит, кулаки сжимая и разжимая.
Час проходит, другой… Все по-прежнему. И еще один минул, и второй, и третий – ничего не изменилось. Лаванда зевает. Барон храпит. Одна Людохавлия нетерпеливо с ноги на ногу переминается, противоречивыми чувствами раздираемая. Гложет ее беспокойство: не идет баронесса в потайную комнату, и все тут. Почему, в чем дело, где просчет? И страх просыпается: барон ошибки не простит, отправит на костер, как обещал.
Но более всего мучает ведьму любопытство. Скоро, скоро рассвет. Неужели же предстоит ей, почтенной семейной ведьме, погибнуть во цвете ремесла, так и не узнав тайну треклятую? Да не бывать же этому!
И Людохавлия по стеночке, по стеночке двинулась к низкой дубовой двери в конце коридора. Как она в южном крыле оказалась, на третьем этаже? Не заметила, ноги сами принесли, пока ведьма Лаванду поджидала да соблазну отважно противостояла.
И вот заветная дверь. Людохавлия, едва дыша, ощупала в темноте чуть влажные доски, потрогала холодное железо. Вот она сейчас узнает… Только луна за тучи забежала, мрак кругом стоит – хоть глаз выколи, даже ведьме почти ничего не видать, свету бы чуток. Чтобы и тайну тоже рассмотреть получше…
Засветила ведьма огонек колдовской между пальцев…
Стоящая возле двери Лаванда подняла бронзовый канделябр и со всех сил на голову ведьмы обрушила.
* * *
Барон проснулся от громких рыданий. Разом вскочил, кресалом раз-другой чиркнул по огниву, свечу затеплил и к комнате потаенной бросился.
А возле дверей жена его над чьим-то распростертым телом склонилась. Увидев мужа, громче завыла:
– Я убила ее! Она пыталась твой секрет раскрыть, и я стукнула ее канделябром!
Только тут понял Синяя Борода, что на полу лежит ведьма Людохавлия.
– Убьешь ее канделябром, как же! – Он грубо пнул неподвижное тело: – Вставай, не прикидывайся.
Ведьма открыла один глаз:
– Что, уже можно?
Синяя Борода за шкирятник вздернул Людохавлию над полом.
– Объясняй теперь, – потребовал он. – Не то сама знаешь, чего с тобой сделаю. Почему зелье не подействовало, бесовская твоя морда?
Ведьма носом покрутила, на стоящую у двери Лаванду зыркнула:
– Видать, любит тебя жена, барон. А любовь творит чудеса, перед которыми магия бессильна.
– Вот, значит, как? – Барон встряхнул ее как следует, так что у ведьмы зубы клацнули. – Ну тогда свободна. Лети отсюда, да побыстрее. Еще раз тебя тут замечу – руки-ноги повыдергиваю и обратно другим концом вставлю!
Опять по стеночке, по стеночке Людохавлия двинулась к лестнице, а там уже и бегом из замка. В город вернувшись, вещички собрала и в другую страну на жительство переехала, от соблазна подальше.
А Синяя Борода повернулся к жене.
– Ну, давай теперь с тобой разбираться. Отвечай: заходила в комнату?!
* * *
– Никак нет, монсеньор, – Лаванда отвечала. – Можете сами убедиться, знаю, у вас свой метод есть.
Посмотрел барон наметанным глазом – и действительно, сигнальная нить в целостности, и личная печать не нарушена. Точно не побывала жена в тайнике, не врет.
Вдруг заметил барон, что рядом с его нитью – другие натянуты, дверь перекрывая незаметной глазу паутиной. И концы в одну сторону уходят. Никто бы теперь не сумел в комнату заповедную проникнуть, не оповестив о том умельца, что сигнализацию поставил.
– Что еще такое?!
– Это я ваш секрет охраняла, монсеньор, – потупилась Лаванда. – Сами знаете, людская натура до секретов жадная, кто-то мог бы и не сдержать любопытства.
– И не сдержал, – хмыкнул барон, покосившись на канделябр. – Как думаете, сударыня, что там?
Лаванда с готовностью ответила:
– У меня был вариант, что там семейная казна, но все деньги лежат в подвалах тринадцать, восемнадцать, двадцать семь и пятьдесят один. Я проверила приходно-расходные книги, может, есть расходы из неучтенного мной источника? Обнаружила, что управляющий нас обкрадывает, уволила его и теперь сама веду записи. Потом был вариант, что там… – Голос баронессы дрогнул, но она взяла себя в руки и продолжила: – …тела ваших прошлых жен. Однако на семейном кладбище могил должное количество, а из комнаты, простите… не пахнет.
Тяжело задумался Синяя Борода. Вот задачку жена подкинула! Что с ней теперь прикажешь делать? Силком, что ли, в комнату затаскивать?
Наконец он решился.
– Сейчас я тебя испытаю, – сурово сказал он и, взявшись за железную ручку, рывком распахнул дверь.
Лаванда зажмурилась.
– Открой глаза и смотри! – велел барон Монморанси Жиль Октавиан де Ретц, за руку втаскивая жену в комнату.
Серые рассветные сумерки освещали небольшое помещение. Камин, два стола возле окна с распахнутыми ставнями – и полки, полки… И все куклами деревянными заставлены. А на куклах – дивно тонкой работы наряды. Платья атласные, шелковые, бархатные, с кружевами и рюшами, камзолы с вышивкой, воротничками, крохотными золотыми застежками, панталончики тонкой работы…
Ахнула Лаванда, бросилась к полкам и давай кукол перебирать, разглядывая, одних к груди прижимая, других обнимая и целуя. И бормотала восторженно: «Ой ты, моя прелесть… лапушка… красотулечка… заинька… душенька… ах, восторг! ах, упоение!»
Синяя Борода настороженно следил за женой, вслушивался в ее лепет, сжимая и разжимая кулаки, и ждал. Того, что сейчас последует. Того, из-за чего он разделался с теми, другими. Все они одинаковые…
Наконец баронесса обернулась к мужу, в каждой руке держа по кукле.
– То-то Сесиль будет рада!
У Синей Бороды отвисла челюсть.
– Чего? – растерянно спросил он. – А ты не хочешь спросить, не я ли на кукол платья шью?
– А это ты? – Лаванда подняла на мужа влажные глаза.
– Я, – потупился барон, ожидая неминуемого.
Лаванда молчала. Тогда Синяя Борода посмотрел на жену.
– Ты разве не презираешь меня теперь? – недоверчиво спросил он.
– Ты убил их из-за этого? – спросила Лаванда, поднимая кукол.
– Я же Синяя Борода! Самый жестокий рыцарь королевства! А они нарушили запрет. – Монморанси продемонстрировал ей огромный, тяжелый, как храмовый колокол, кулак.
– Но… но… комната даже не заперта! Сюда может зайти кто угодно!
– Ну да, – немного смущенно ответил муж. – Нельзя было не заходить сюда, а… реагировать недолжным образом.
– Ты и меня бы убил, если бы я сделала это?
– Конечно! – рыкнул Синяя Борода. – Я никому не позволю смеяться над собой! Эй! Что ты делаешь? Немедленно прекрати!!! Ты нарушаешь ЗАПРЕТ!
Монморанси впервые услышал смех своей жены. Тихий, мелодичный, похожий на журчание прохладного ручья в жаркий день.
Синяя Борода побагровел и занес над Лавандой пудовый кулак.
– Ты такой смешной! – сказала Лаванда, с нежностью глядя на мужа. – Я так тебя люблю.
Огромный кулак опустился. Монморанси постоял, глядя себе под ноги, и с глубоким вздохом сгреб жену в охапку.
– Вот чертовка, – смущенно пробормотал он и неловко поцеловал ее. – Я, кажется, тоже тебя люблю. Что с тобой поделать, будет тебе Сесиль.
Когда женщина по-настоящему любит, устоять перед ней невозможно.
