Услышав детский плач, Шерон вздрогнула всем телом. Он был едва различим, словно ребенок плакал где-то очень далеко, но указывающая тотчас поняла, кто это.
Найли.
Сразу несколько чувств охватили ее – от радости, что девочка до сих пор жива, до желания броситься бежать сломя голову. Она сдержала этот секундный порыв и постаралась понять, откуда доносится звук.
Несколько раз плач прерывался, а затем и вовсе затих. Шерон начала спускаться по мокрым ступеням, сжимая побелевшими пальцами стальной стилос, и очутилась в зале с наклонным полом, словно по нему ударил огромный молот. Значительная часть помещения была затоплена. Дождевая вода, скопившаяся небольшим озерцом, из которого торчали колонны, покрытые потрескавшейся бирюзовой глазурью, казалась темной, словно пролитые чернила.
Через оконный проем проникал тусклый свет, и Шерон разглядела человеческие останки. Она насчитала семь скелетов, темно-желтых, с фрагментами высохшей плоти и клочьями волос на черепах, закутанных в истлевшие темно-бурые тряпки. Девушка никогда бы не узнала в этих отрепьях плащи, если бы не увидела на левом запястье ближайшего мертвеца алый костяной браслет.
– Указывающие, – негромко прошептала она. – Что же вас погубило?
– Тщеславие, – раздался голос сверху. – Уверенность в себе. Визит без приглашения. Выбери сама.
Шаутт сидел на перилах верхней галереи, в тени, наблюдая за ней уже несколько минут.
– Где мои друзья?! – резко спросила Шерон.
Тот присвистнул:
– Друзья? Вот, значит, кем ты их считаешь? У такой, как таувин, друзей быть не может. А попрыгун… держись от него подальше. Та сторона превратит его в пустого.
– Я сама разберусь, с кем мне быть рядом, демон.
– Наивность. Вечная наивность. – Он вздохнул. – Города обращаются в прах, великих героев прошлого забывают, но кое-что не меняется. Наивность свойственна человеческой природе. Не понимаю, зачем асторэ создали столь жалкое подобие себя?
– Где они?! Говори!
Брови на мертвом лице Хенрина поднялись.
– Или что? Что ты сделаешь, указывающая? Здесь у тебя нет даже твоего жалкого подобия силы. Великие волшебники, может, и были идиотами, но в подвалах этого дворца содержались такие, как ты. Зловещие колдуны, господа мертвых. И их магия тут засыпала. Как же ты меня заставишь говорить, поведай мне, о великая? – Шаутт рассмеялся и сам ответил: – Никак. Ты ничто. Так что, будь добра, иди за мной. Мне надоело смотреть, как ты тычешься носом в стены, словно пес, которому я выколол глаза.
– Я с места не сдвинусь, пока ты не скажешь, где Лавиани и Тэо.
– Ну тогда оставайся. Можешь просидеть здесь, пока не превратишься в такой же мусор. – Он с презрением махнул рукой в сторону мертвецов и не оглядываясь направился прочь.
Несколько мгновений Шерон медлила, затем поняла, что ничего не добьется, и, негромко выругавшись, последовала за ним по ребристому коридору, укрытому тьмой. Спина шаутта маячила в пятнадцати шагах впереди. Девушка смотрела, как он двигается, словно скользит по лежащим на полу теням, мягко и неслышно, стараясь избегать редких солнечных лучей, попадавших в коридор через провалы в стенах.
– Если с Найли что-то случит…
Она не закончила, потому что одним плавным движением он оказался рядом с ней, накрыв ее рот ладонью, так что девушка содрогнулась от отвращения, а второй рукой схватил за шею. По той силе, с какой надавили пальцы, Шерон поняла, что он без труда сломает ей позвонки. Если только ему это придет в голову.
– Ты пришла, указывающая. Вопреки всему, но пришла. Значит, в тебе не ошиблись. Но я начинаю злиться, когда мне пытаются угрожать пустые насекомые. Поэтому заткнись и просто следуй за мной. Тебе ответят на вопросы. Если захотят. – Его искаженное злобой страшное лицо отдалилось, и вот уже шаутт идет дальше, в десяти шагах от нее.
Шерон с усилием втянула в себя воздух, задыхаясь от ненависти. До сего дня она даже не думала, что способна так желать кому-то смерти.
Они долго петляли по этажам и лестницам, поднимаясь все выше и выше. Зал, в который привел ее демон, поражал своими размерами и, несмотря на множество окон, здесь было так темно, словно на улице властвовала ночь.
Через дыру, выжженную в стене, лился свет – горизонтальное сияющее копье, в котором медленно кружились снежинки, появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда.
Она не сразу заметила огромный хрустальный трон, украшенный сложным орнаментом. Мертвец, сидевший на нем, смотрел прямо на Шерон, а его левая рука оказалась вплавлена в хрусталь.
Скована.
Указывающая вопреки своей воле сделала шаг назад, не смея отвести взгляд от мрака, затаившегося в глазницах того, кто развязал Войну Гнева.
– Здесь все началось. И все закончилось. – Шаутт прошел к трону, сел в ногах скелета, который непостижимым образом пережил тяжесть тысячи лет.
– И начнется снова. – Голос, раздавшийся в зале, казалось, исходил отовсюду.
Он был точно слабый ветер, который не способен потревожить даже сухие листья. Шерон резко повернулась, пытаясь понять, кто говорит, и шаутт заухмылялся.
– Ты пришла, указывающая, – раздался все тот же шепот во мраке. – Что для тебя жизнь ребенка?
– Я ценю ее куда больше, чем ты.
– Хорошо, – после недолгого молчания последовал ответ, и ей показалось, что одна из теней на границе света шевельнулась. – Значит, мы сможем договориться.
– Кто ты? – Она ощущала себя слабой и беспомощной, как в двенадцать лет, когда в первый раз пришла в дом, где появился заблудившийся.
– Так ли это важно? Имена лишь звуки. А это место долго жило в тишине. Не станем поминать мертвецов.
Теперь она уже была уверена, что нечто, сотканное из лоскутков мрака, движется по залу, находится недалеко от хрустального трона.
– Ты… Скованный? – прошептала Шерон. Разум отказывался верить в произнесенное.
Его смех был лишь призраком. Тенью, которую едва могло уловить человеческое ухо.
– Прозвище придумано людьми. Впрочем, оно ничуть не хуже других. Называй меня как хочешь, дочь белого огня.
И тут впервые за все это время она по-настоящему испугалась. Почувствовала, как на нее накатывает суеверный ужас перед чудовищем, рядом с которым оказалась. Ощутила себя беспомощной и слабой. Неспособной противостоять тому, кто когда-то правил миром.
– Ты пришла сюда не просто так. То, что у тебя забрали, здесь. Смотри.
Шаутт, подчиняясь неслышному приказу, с легким насмешливым поклоном провел ее к пролому в стене, откуда в зал лился свет.
В безбрежном мраке бесконечности плавал шар теплого, солнечного света, внутри которого спала девочка.
– Найли! – крикнула Шерон. – Выпусти ее! Слышишь?!
Шаутт издевательски рассмеялся, и указывающая ощутила, что где-то под ребрами у нее просыпается ураган. Ей показалось, что позвонки крошатся, рассыпаются тысячами вспыхивающих песчинок, и огонь обдает жаром голову, а волосы рвет на части ураган.
Белое сияние, сорвавшееся с руки, на миг озарило весь зал, распугало тени и нечто, прятавшееся в них, похожее на дым, изнанку человека, не имевшее собственной плоти, отшатнулось.
Ее атака ударила в грудь шаутта, и демон с противным щелчком, словно раздавили какого-то омерзительного жука, отлетел в дальний угол, оставшись лежать бесформенной грудой дымящегося тряпья и смердящей, давно уже неживой плоти. Под ней стала растекаться лужа, похожая на ртуть.
Больше она не смогла пользоваться даром. Словно кто-то захлопнул дверь, отрезав ее от силы. Шерон сидела на полу, ощущая, как по щекам текут слезы отчаяния и боли, а по губам и подбородку горячая, невероятно соленая и как будто чужая кровь из лопнувших в носу сосудов.
– Я действительно в тебе не ошибся. – Теперь тот, кого она считала Скованным, стоял прямо за ее спиной, и она зажмурилась, заставляя себя не оборачиваться, не смотреть, не отшатываться, не терять голову от иррационального страха, который исходил от него. – Развоплотила моего слугу. Тобой бы гордились те, кто подыхал в подвалах этого дворца тысячу лет назад.
– Отпусти ее. Оставь меня. Зачем она тебе? – прошептала девушка, не шевелясь.
– Ребенок мое будущее. А ты – ключ от него, дочь белого огня. С ней ничего не случится. Если, конечно, перестанешь вести себя глупо. Ты в состоянии слушать, или дать тебе время?
Зловоние мертвого демона и черный дым, исходящий от лужи ртути, вызывали у нее тошноту. А быть может, дело в даре, который сломал все преграды и прорвался в ней. Шерон чувствовала себя так, словно несколько лиг бежала с тяжелым мешком камней на плечах.
– Говори, – произнесла она, запрокидывая голову, чтобы остановить кровь.
– Я хочу заключить сделку. Нанять тебя. Плата – ребенок. Когда ты выполнишь работу, я верну ее.
– Я не верю тебе. Зло не соблюдает договоров.
– Зло? Если тебе так угодно. Но я не лжец. Даю слово. – Она почувствовала движение, и тень отдалилась, а вместе с ней начал уходить и страх. – Когда сделаешь, что я хочу, отдам ребенка, и вы будете вольны уйти.
