Касс Морган
100/Сотня
Сотня - 1
Моим родителям, бабушкам и дедушкам с любовью и благодарностью.
Дверь открылась и Кларк поняла, что пора умирать.
Ее взгляд наткнулся на ботинки охранника, она была готова к наступающему паническому страху. Но, когда она приподнялась на локте в своей рубашке, с пропитанной потом кровати, ей стало легче.
Она была переведена в одиночную камеру после того, как напала на охранника, но для Кларк, одиночества не существовало. Она отовсюду слышала голоса. Они звали ее из углов ее темной камеры. Они заполняли тишину между сердцебиением ее сердца. Они кричали из самых дальних уголков ее сознания. Она не желала смерти, но если смерть была бы единственным способом избавиться от голосов, то девушка была бы готова умереть.
Ее приговорили к заключению за измену, но истина была ужаснее, чем кто-либо мог себе представить. Даже если бы каким-то чудом она была оправдана на повторном слушании, это не принесло бы временного облегчения. Ее собственные воспоминания угнетали больше, чем стены камеры.
Охранник прокашлялся, переминаясь с ноги на ногу.
— Заключенный №319, прошу встать. — Он был моложе, чем она ожидала, а висящая форма, вразрез напускной важности, говорила, что он стал охранников недавно. Несколько месяцев военного рациона не смогли скрыть признаки недоедания, которые ютились в бедных внешних кораблях Колонии — Уолден и Аркадия.
Кларк сделала глубокий вдох и поднялась на ноги.
— Вытяни руки, — сказал он, вытаскивая из кармана голубой формы металлические наручники. Кларк вздрогнула, когда он легко коснулся ее. Она не виделась ни с кем с тех пор, как попала в эту камеру, никто не прикасался к ней.
— Слишком туго? — спросил он, из-за его грубого тона, приправленного долей сожаления, у Кларк закололо в груди. Так много времени прошло с тех пор, как Талия — ее сокамерница и единственная подруга проявила к ней сострадание.
Она покачала головой.
— Просто сиди на кровати. Доктор уже в пути.
— Они сделают это здесь? — хрипло спросила Кларк, словно слова царапали ее горло.
Если доктор в пути, то они отказали в повторном слушании дела. Об этом должно было быть сказано заранее. Согласно закону Колонии, взрослых казнят сразу же после приговора, а несовершеннолетних приговаривали к заключению, пока им не исполнится 18, чтобы дать им еще один шанс на разрешение их дела. Но в последнее время, людей казнили в течение нескольких часов после повторного слушания за преступления, которые несколько лет назад простили бы.
Но все же было трудно поверить, что они сделают это в ее камере. Она ждала, что ее в последний раз проведут к госпиталю, где она провела столько времени, изучая медицину.
Это был бы ее последний шанс испытать нечто знакомое, как запах дезинфектора и гул вентиляции, перед тем, как потерять возможность почувствовать что-либо. Навсегда.
Охранник говорил, не встречаясь взглядом с ее глазами.
— Мне нужно, чтобы ты села.
Кларк сделала несколько мелких шагов и присела на край своей небольшой кровати.
Хоть она и знала, что одиночество изменило ее восприятие времени, было сложно поверить, что она была здесь совсем одна полгода. Тот год, что она провела с Талией и их третьей сокамерницей Лизой, девушкой со строгим лицом, которая впервые улыбнулась, когда забрали Кларк, казался вечностью. Но другого объяснения не было. Значит сегодня ее восемнадцатый день рождения, и единственным подарком для Кларк был шприц, который парализует все мышцы, пока не остановится сердце. После ее безжизненное тело будет выпущено в космос по традиции Колонии, где оно будет вечно метаться по галактике.
В двери появился силуэт, и высокий, стройный мужчина зашел в камеру. Хотя его серые волосы до плеч закрывали нашивку на белом халате, Кларк не нужна была эмблема, чтобы узнать главного врача-консультанта Совета. Перед тем, как ее лишили свободы, и она потеряла счет времени, она провела большую часть года тенью доктора Лихири, присутствуя вместе с ним во время операций. Другие ученики завидовали назначению Кларк и жаловались на родственные связи, когда узнали, что доктор Лахири был одним из ближайших друзей ее отца. Точнее, он был им, пока ее родителей не казнили.
— Привет, Кларк, — приятно сказал он, как будто приветствовал ее в столовой больницы, а не в СИЗО. — Как дела?
— Я полагаю, лучше, чем я буду через несколько минут.
Доктор Лахири улыбался на темный юмор Кларк, но в этот раз он поморщился и повернулся к охраннику.
— Не могли бы вы снять наручники и дать нам минутку, пожалуйста?
Охранник поежился.
— Я не должен оставлять ее без присмотра.
— Вы можете ждать прямо за дверью, — сказал доктор Лахири с преувеличенным терпением. — Она семнадцатилетняя девушка без оружия. Я думаю, что я буду в состоянии держать ситуацию под контролем.
Охранник избегал глаза Кларк, когда снимал наручники. Он коротко кивнул доктору Лахири, когда выходил на улицу.
— Вы хотели сказать «восемнадцатилетняя девушка без оружия», — произнесла Кларк, пытаясь изо всех сил улыбнуться. — Или вы один из тех безумных ученых, которые никогда не знают, что за год на дворе? — Ее отец был как раз таким. Он мог забыть про свет, подающийся в дневное время, и закончить работать в 4 часа ночи, он был слишком увлечен своим исследованием, чтобы заметить, что в коридорах корабля уже никого нет.
— Тебе все еще семнадцать, Кларк, — сказал доктор Лахири в спокойной, медленной манере, которой он часто сдержанно будил пациентов после операции. — Ты была уединенная в течение 3 месяцев.
— Тогда, что вы здесь делаете? — спросила она не в состоянии подавить панику в голосе. — Закон говорит, что вы должны ждать, пока мне не станет восемнадцать.
— Планы изменились. Это все, что я уполномоченный сказать.
— То есть вы уполномочены убить меня, но ничего не скажете? — Она вспомнила, как наблюдала за доктором Лахири во время суда над ее родителями. Тогда она видела в его лице неодобрение процедур, но сейчас она не была в этом уверена. Он не высказывался в их защиту. Никто этого не делал. Он просто тихо сидел, пока Совет уличал ее родителей — двух гениальных ученых Феникса, в нарушении доктрины Гая, тех самых правил, которые были изданы после Катаклизма, чтобы гарантировать выживание человеческой расы. — А мои родители? Их тоже убили вы?
Доктор Лахири закрыл глаза, как будто слова Кларк преобразились из звуков во что-то видимое. Что-то нелепое.