Все это было совершенно жутко, но он предположил, что это был лучший выход из ситуации. В то время, как ты должен был получить повторное рассмотрение на твое восемнадцатилетие, в прошлом году или около того, в значительной степени каждый подсудимый несовершеннолетний был признан виновным. Без этой миссии, они бы отсчитывали обратный отсчет до их казни.
Желудок Беллами сжался, когда его глаза остановились на трапе: на мгновение ему показалось, что он упустил Октавию. Но это не имело значения, он сможет увидеть ее на борту. Они скоро воссоединятся.
Беллами одернул рукава формы Колтона. Она едва подходила, но этого, казалось, ни один из охранников до сих пор не заметил. Все они были сосредоточены на нижней части трапа, где канцлер Яха выступал перед будущими пассажирами шаттла.
— Вы получили беспрецедентную возможность оставить ваше прошлое позади, — говорил канцлер. — Ваша задача опасна, но ваша храбрость будет вознаграждена. Если у вас все получится, все ваши нарушения будут прощены, и вы сможете начать на Земле новую жизнь.
Беллами едва подавил смех. Канцлер достаточно осмелел, чтобы стоять там, извергая всю эту фигню, которая помогала ему спать по ночам.
— Мы будем внимательно следить за вашим состоянием, чтобы вы были в безопасности, — продолжал канцлер, пока следующие десять заключенных спускались по трапу в сопровождении охранника, который, прежде чем отвести доверенных ему нарушителей, отдал честь канцлеру. Беллами искал в толпе Люка, единственного человека из Уолдена, который, насколько он знал, не превратился в полного придурка после того, как стал охранником. Но на трапе было не меньше дюжины охранников: видимо, Совет решил, что секретность была важнее безопасности.
Он старался не пристукивать ногами от нетерпения, пока заключенные продолжали спускаться вниз. Если его поймают, пока он выдает себя за охранника, список нарушений будет бесконечным: подкуп, шантаж, кража личного имущества, заговор и все, что Совет решит добавить к этой смеси. И, так как ему уже было двадцать лет, для него никакой тюрьмы не предполагалось, в течение двадцати четырех часов ему бы вынесли приговор, и он был бы мертв.
Грудь Беллами сжалась, когда в конце коридора показалась знакомая красная лента, заплетенная в блестящие черные волосы. Октавия.
Последние десять месяцев он был занят тем, что постоянно выяснял, что происходит с ней в тюрьме. Достаточно ли она ела? Чем занималась? Не сходила ли она там с ума? Хотя, тюрьма была жестокой для всех, Беллами знал, что для Октавии она была намного ужасней.
Беллами внимательно заботился о его младшей сестре. Или, по крайней мере, он старался это делать. После смерти их матери, его и Октавию поместили под присмотр Совета. У них еще не было случая, когда приходилось решать, что делать с братьями и сестрами — по строгим законам, парам никогда не разрешалось иметь более одного ребенка, а иногда не разрешалось иметь ребенка вообще, поэтому в Колонии никто не знал, что значит иметь брата или сестру. Беллами и Октавия росли в разных домах для детей-сирот, но Беллами всегда присматривал за сестренкой, тайком приносил ей дополнительные пайки, "нечаянно заглядывая" на закрытые склады и выслушивая грубую ругань женщин, которым было весело дразнить маленького круглолицего сироту с большими голубыми глазами. Беллами постоянно беспокоился об Октавии. Он был готов на все, чтобы дать ей шанс на лучшую жизнь. Чтобы восполнить все то, что им пришлось пережить.
Когда охранник повел Октавию по трапу, Беллами пришлось подавить улыбку. В то время, как другие дети волочили ноги к шаттлу со скоростью, которую задавал их сопровождающий, было ясно, что своему охраннику темп задает Октавия. Она передвигалась нарочито медленно, вынуждая его сократить шаг на спуске к шаттлу. На самом деле, она выглядела лучше, чем когда он видел ее в последний раз. Беллами предположил, что это имело смысл. Ее приговорили к четырем годам в тюрьме, пока, на восемнадцатилетие, Совет не занялся бы пересмотром ее дел. И было бы очень хорошо, если бы это действительно случилось. Сейчас же, ей предоставляли второй шанс на жизнь. И Беллами собирался убедиться, что она, черт возьми, его получит.
Ему было все равно, что он должен был сделать. Он собирался на Землю вместе с ней.
Голос канцлера раздавался посреди шума шагов и нервного шепота. Он все еще держался, как солдат, хотя проведенные года в Совете оставили на нем внешний блеск политика.
— Никто в Колонии не знает, что вы будете делать, но, если вам это удастся, мы все будем обязаны вам своими жизнями. Я знаю, что вы постараетесь сделать все как можно лучше. От имени себя, своих друзей, всех на борту этого корабля: от имени всего человеческого рода.
Когда взгляд Октавии остановился на Беллами, ее рот приоткрылся от удивления. Он мог видеть, как заработал ее мозг, пытаясь осознать происходящее. Они оба знали, что его никогда бы не выбрали на роль охранника, а это означало, что он должен был притворяться.
Но как только Октавия начала губами предупреждать брата, канцлер повернулся к заключенным, которые все еще спускались по трапу. Она неохотно повернула голову, но Беллами мог видеть, как были напряжены ее плечи.
Сердце Беллами забилось быстрее, когда канцлер закончил выступление и жестом показал охранникам завершить погрузку пассажиров. Ему надо было только дождаться нужного момента. Если он начнет действовать слишком рано, охранники успеют оттащить его от шаттла. Если он будет ждать слишком долго, Октавия улетит сквозь пространство на токсичную планету, в то время как он столкнется с последствиями того, что попытался сорвать запуск.
Наконец-то, настала очередь Октавии. Она обернулась через плечо, поймала его взгляд и слегка качнула головой, предупреждая не делать глупостей.
Но Беллами делал глупости всю свою жизнь, и не намеревался останавливаться сейчас.
Канцлер кивнул женщине в черной униформе. Она повернулась к панели управления рядом с шаттлом и нажала несколько кнопок. На экране начали мигать цифры.
Начался обратный отсчет.
У него было три минуты, чтобы пробежать вниз по трапу и запрыгнуть в шаттл, иначе он мог потерять свою сестренку навсегда.
После того, как в шаттл зашли последние пассажиры, настроение в помещении изменилось. Охранники рядом с Беллами расслабились и начали переговариваться между собой. С другой стороны трапа кто-то противно рассмеялся.
2:48… 2:47… 2:46…
Беллами почувствовал, как прилив гнева на мгновение заглушил его нервозность. Как могли эти придурки смеяться, когда его сестра и девяносто девять других детей отправлялись на задание, которое вполне могло оказаться для них самоубийством?
