Рэй Брэдбери
Сборник 16 Сборник сборников
Сборник «Октябрьская страна», 1955
1. The Dwarf / Карлик
3. The Watchful Poker Chip of H. Matisse / Пристальная покерная фишка работы А. Матисса
8. Touched with Fire / Прикосновение пламени
19. The Wonderful Death of Dudley Stone / Удивительная кончина Дадли Стоуна
Сборник «Р — значит ракета», 1962
1. R Is for Rocket / Р — значит ракета
10. Here There Be Tigers / Здесь могут водиться тигры
14. Frost and Fire / Лёд и Пламя
Сборник «Классический Брэдбери», 1965
10. And the Rock Cried Out / И камни заговорили…
17. The Illustrated Man / Разрисованный
Сборник «К — значит космос», 1966
1. Chrysalis / Превращение
2. Pillar of Fire / Огненный Столп
5. Time in Thy Flight / Время, вот твой полет
11. The Screaming Woman / Кричащая женщина
Сборник «И грянул гром: 100 рассказов», 1980
40. The Playground / Детская площадка
95. The Black Ferris / Чертово колесо
96. Farewell Summer / Прощай, лето
97. McGillahee's Brat / Отпрыск Макгиллахи
98. The Aqueduct / Акведук
99. Gotcha! / Роковая игра
«Сборник ста лучших рассказов», 2003
24. A Little Journey / Недолгое путешествие
31. Bang! You're Dead! / Ба-бах! Ты убит!
33. The Beautiful Shave / Бритье по высшему разряду
39. The Watchers / Наблюдатели
47. A Blade of Grass / Травинка
50. The Lonely Ones / Одиночество
58. Changeling / Подмена
69. The Sea Shell / Морская раковина
75. The Square Pegs / Неприкаянные
79. A Far-away Guitar / Далекая гитара
82. Bright Phoenix / Лучезарный Феникс
88. The Poems / Стихи
100. All on a Summer's Night / Особенный летний вечер
ПРЕДИСЛОВИЕ
Даже не верится, что я за свою жизнь написал такое множество рассказов.
А с другой стороны, меня часто занимает вопрос: на что тратят свое время другие писатели?
Я, можно сказать, пишу, как дышу. Это дело у меня не планируется, не подчиняется графику, оно просто совершается, вот и все. Рассказы, включенные в этот сборник, захватывали меня в самое неподходящее время и подталкивали к пишущей машинке, чтобы я вверил их бумаге, пока они не улетучились.
Наглядный тому пример — рассказ «Банши». В Ирландии, когда я писал сценарий фильма «Моби Дик» для Джона Хьюстона, мы часто засиживались допоздна у камина, потягивая ирландское виски; я пил безо всякой охоты — исключительно за компанию, потому что Хьюстон был сам не свой от этого напитка. Случалось, он замирал на полуслове со стаканом в руке и, опустив веки, начинал слушать вой ветра. Потом так же внезапно открывал глаза, тыкал в меня пальцем и громогласно твердил, что в такую вот ирландскую непогоду всегда появляются банши и что, мол, не худо бы мне выйти на улицу, убедиться в этом воочию и позвать их на огонек.
Такое он проделывал не раз, чтобы нагнать на меня страху; мне это врезалось в память, и по возвращении домой, в Америку, я написал рассказ в ответ на все его подначки.
«Конвектор Тойнби» появился как реакция на массированные атаки безнадежности, которые то и дело обрушивают на нас газетные заголовки и телевизионные репортажи, порождая в обществе ощущение близкого конца света, а это самое общество, не единожды побеждавшее обстоятельства, так и не удосужилось оглянуться назад, чтобы осмыслить пройденный путь и собственные достижения.
В один прекрасный день меня тоже охватило такое чувство — тогда и был создан персонаж, который высказал мои мысли.
«Лорел и Гарди: роман» — итог моей многолетней любви к блистательному актерскому дуэту.
Как-то раз, давным-давно, оказавшись в Ирландии, я раскрыл свежий номер «Айриш таймс» и обнаружил напечатанный мелким шрифтом анонс следующего содержания:
СЕГОДНЯ
В ПОЛЬЗУ СИРОТ ИРЛАНДИИ
ЕДИНСТВЕННОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ!
НА СЦЕНЕ — ЛОРЕЛ И ГАРДИ!
Я побежал в театр и по счастливой случайности схватил последний билет, причем в середину первого ряда! Поднялся занавес, и эти милые старики разыграли перед публикой самые знаменитые сцены из своих лучших фильмов. От радостного изумления у меня по щекам катились слезы.
Вернувшись к себе, я стал перебирать в памяти их номера и вспомнил, что мне когда-то показывали знаменитую лестницу, по которой Лорел и Гарди толкали вверх упакованное в ящик пианино, но не удержали и бросились улепетывать от него во все лопатки. Об этом просто необходимо было написать.
Рассказ «Пешеход» стал предвестием романа «451° по Фаренгейту». Пятьдесят пять лет назад я ужинал с кем-то из знакомых, а потом мы решили пройтись по бульвару Уилшир. Через считанные минуты нас остановила патрульная машина. Полисмен поинтересовался, чем мы занимаемся. «Передвигаемся», — сказал я. Это был неправильный ответ. Полицейский заподозрил неладное. Оно и понятно: на тротуарах не было ни одной живой души, поскольку во всем Лос-Анджелесе никто не передвигался пешком.
Домой я пришел крайне раздосадованным: меня остановила полиция всего лишь за то, что я шел на своих двоих — то есть за совершенно естественный, человеческий способ передвижения, — и я написал рассказ о будущем: как пешехода арестовали и казнили именно за такую провинность.
Через пару месяцев я отправил этого пешехода на вечернюю прогулку, он у меня свернул за угол и повстречал девушку по имени Кларисса Маклеллан. Девять дней спустя на свет появился «451° по Фаренгейту», пока еще в форме небольшой новеллы под названием «Пожарный».
Сюжет «Мусорщика» был подсказан моими впечатлениями от одной газетной заметки, прочитанной в начале 1952 года: мэр Лос-Анджелеса тогда заявил, что в случае ядерного удара трупы с городских улиц будут убирать мусорщики. Меня так возмутило его высказывание, что я тут же сел за стол и в порыве гнева написал все, что думал.
Рассказ «По уставу» основан на реальных событиях. Много лет назад я захаживал по вечерам в отель «Амбассадор», чтобы там вместе с друзьями поплавать в бассейне. Смотритель бассейна оказался ревностным служакой: он заставлял своего малолетнего сына стоять у воды по стойке «смирно», а сам учил его уму-разуму. День за днем я наблюдал этот воспитательный процесс и невольно думал, что мальчишка когда-нибудь взорвется. Размышляя над видимой неизбежностью такого хода событий, я сел и написал об этом рассказ.
«Прощай, «Лафайет»!» — это правдивая и трагическая история, которую поведал нам с Мэгги один кинематографист, долгое время живший по соседству. Время от времени он заходил ко мне в гости, и мы с ним выпивали по бокалу вина. Он-то и рассказал, как в далеком 1918 году, на исходе Первой мировой войны, воевал в эскадрилье «Лафайет». Не в силах сдержать слезы, он говорил о том, как сбивал немецкие бипланы; по прошествии многих лет перед ним все еще маячили открытые юные лица обреченных на смерть. Чем я мог его утешить? Разве что подставить свое литераторское плечо, чтобы хоть как-то поддержать человека в этих тягостных воспоминаниях.
